Симины вёсны

...в ту весну мама поймала Симу бегущей за дом, к палисаднику — с невидящим взглядом, какой бывает у тех, кто плохо понимает, что задумал непоправимое. Так Сима оказалась у нас на кухне. О чем они говорили, для меня осталось загадкой, только после этого лицо у Симы было заплаканное, но легкое, мужу она больше бить себя не позволяла, а бывать у нас стала чаще. Маленькая, всего метр пятьдесят с небольшим, бойкая адыгейка, она уехала в город, не доучилась, после красивых ухаживаний неудачно вышла замуж и не имела с нашей семьей ничего общего. Кроме неподкупной и подкупающей верности после того дня, когда мама привела ее в дом.

Оказалось, что недалекая и грубоватая Сима с тяжелым взглядом алабая, каким она встречала незнакомцев, совсем другая. Я помню ее хохочущей до колик за кухонными разговорами, прикрывающей рот короткой ладошкой и рассказывающей очередную историю своей жизни. Несколько раз с Симой происходили события на стыке драмы и курьеза, и только боевой настрой выводил ее из беды. В студенчестве Симу подвозил из аула в город знакомый. В машине с ним был друг, который не придумал шуточки лучше, чем выбросить ее паспорт из окна. И только Симин шелковый шарфик, который она без промедлений набросила на шею малолетнего дурака, грозясь придушить, спас и паспорт, и поездку. Глядя на нее, я каждый раз думала: как же вселенная допустила, чтобы такого бесстрашного бойца, дававшего отпор кому угодно, бил муж. Вся ее жизнь была построена на смирении и борьбе.

Мужа Сима сначала любила, потом терпела, а когда узнала его онкодиагноз — осталась ухаживать. Да так, что временами он выглядел лучше нее. Это лишило ее возможности уехать, и наша кухня стала отдушиной. Почти каждый вечер после работы она приходила играть с мамой в бридж, и они хохотали, и курили длинные красные More, и время улетало к четырем утра. Я часто сидела с ними — любила слушать Симины истории. Такие и нарочно не придумаешь. Неловкие, честные, жутковатые и смешные, как сама жизнь.

День без Симы вызывал недоумение. В нем чего-то не хватало, пока она не появлялась на пороге. Неважно, на пять минут или несколько часов: покурить, поделиться новостями, принести в подарок теплые носки, кофточку, которая «ей не подошла», телогрейку бабушке. Так появился и халат для меня — широкий не по размеру, в моряцкую полоску, оставленный в шкафу как запасной вариант.

Сима присутствовала при всех главных событиях нашей семьи: она лечила заболевших, была на праздничных застольях, первая вызывалась помочь с любыми проблемами, выдавала меня замуж. Почти незримая, всегда где-то за плечом, с краю фотографии, но готовая в любую минуту закрыть собой, став в алабаевскую стойку. Кажется, она была всегда — всю мою жизнь вот так сидела у нас на кухне, заливаясь заразительным смехом и прикрывая короткой ладошкой рот. Часть нас, безоговорочная семья.

Ее не стало несколько лет назад, 18 апреля. Никто из нас не поверил этому тогда и не верит до сих пор. Иногда мы с мамой сидим на кухне, курим, смеемся, а потом переглядываемся и вздрагиваем — от одинаковой мысли «а не позвонить ли Симе?» и оглушительного неверия, что больше некому звонить. В бридж мы больше не играем, и красные More уже не продаются. Но в наших телефонах по-прежнему есть ее номер. И халат, халат этот, широкий не по размеру, ни разу не надетый, на всякий случай, так и лежит в шкафу. Наткнемся, достанем и кладем обратно. Даже не передарили. Рука не поднимается.