Ждём результатов

Нам-то  что,  наш  огород  засажен,
Картошка  и  капуста – всё  своё,
В  парничке  огурчики  есть  даже –
Не  грешим  особо  на  житьё.

А  нехватку  протеина
Рыбной  ловлей  восполняем,
Нет  фруктовых  витаминов –
В  лес  по  ягоды  гуляем.

Край  у  нас  суровый,  северный,
Земледелие  неуверенное.
Но  когда  свой  огород  опокаешь –
Недорода  избежишь  жестокого.

На  пенсию  не  потаскаешь  ноги,
Зато  свободно  можешь  протянуть.
Покамест  со  здоровьем  слава  богу,
Кто  ж  станет  жить  на  пенсию  одну?

Разве  пьяница  какой  или  лодырь,
Да  повывелись  давно  худородные.
Ни  дубинами,  ни  хворобинами
Не  оставить  наших  деток  сиротинами.

Тем  паче,  детей  приличных  мало.
Баклуши  бить  бы  да  водку  жрать.
И  наркота  их  посокращала –
На  эту  пропасть  прорву  где  ж  набрать?

А  путёвые  в  большинстве  свалили
Кто  куда  по  денежным,  знамо,  местам.
Тут  когда  в  последний-то  раз  платили,
Чтоб  хватало  не  только  прикрыть  свой  срам?

Вот  и  сын  мой,  и  дочь  аж  в  Москву  махнули,
Дочь – маляр-штукатур,  сын  таксистом  пашет,
Зацепились  в  столице,  домой  не  вернулись,
Семьи  там  завели,  москвичи  со  стажем.

А  кто  остался,  так  есть  безвредные,
А  в  основном-то – ой,  беда!
Вон  у  соседки  Нинки  дерёт  последнее –
Сынка  жалеет,  не  доводит  до  суда.

У  меня  на  всякий  случай  ружьишко
И  к  нему  пороховой  запас,
Хранится  инструмент  нелишний –
Поохотиться  когда-то  был  горазд.

Я  чадо  Нинкино  великовозрастное,
Как  снова  пенсию  припёрся  вымогать,
Из  двух  стволов  снабдил  изрядными  занозами,
Всю  жопу  просолил,  ядрёна  мать!

И  что  тут  замесилось,  ё-пе-ре-се-те!
Соседка  прям  сбесилась  от  такого  шоу.
А  я  ещё  «спасиба»  захотел –
Да  Нина  голосила  по-другому!

- Ой,  убил,  ой,  застрелил,
Живодёр  и  пень  трухлявый!
Ой,  чего  натворил,
Не  имея  капли  права!

И  восстановилась  материнская  любовь
К  дитю  пропитому  сорокалетнему –
Сильно  зануждался  сыночка  в  мамаше  вновь,
А  мне  с  женой  досталось  озлобление.

Нинкин  Петенька-сынок  пьянь – да  боровок,
С  раной  тяжкой  при  маме  осмелевший,
Грозился,  тать,  на  меня  заяву  накатать,
Закатаю,  мол,  по  гроб,  пердун  ты  бешеный!

А  я  не  из  пугливых,
Отбоялся  к  смерти  ближе,
По  горячке  не  стал  собачиться.
С  ним  попозже  с  глазу  на  глаз
Перетёр:  заложишь,  знай,  мол –
После  мама  твоя  не  наплачется.

Захорохорился  Петька-жлоб,
А  я  его  слегка  по  жопе  раненой  хлоп.
Уж  так  он  ласке  обрадовался,
Что  угрожать-то  разонравилося.

Я  ему  по-доброму,
По-общечеловечески,
Что  могу  и  дробью,  мол,
Коль  будет  тут  к  пенсии  маминой
отсвечивать.

Договорились  с  ним  мы –
Да  товарищ  ненадёжный,
А  повлиять  на  маму  Нину –
Свихнуться  просто  можно.

Но  мы  с  женой  Валюшей
В  дипломатию  пустились,
Какие  тут  игрушки –
Аж  посольством  снарядились.

Разоделись,  как  к  королеве  английской –
Не  деревенский  междусобойчик  трепливый.
Опешила  Нина-соседка –
Серьёзная  речь,  не  беседка.

От  неудобства  засуетилась
Да  скоренько   причепурилась,
Чтоб  от  себя  самой  не  противно
Вести  разговор,  не  путаться.

- Имеем  к  тебе,  Нина  Петровна, 
Важную  миссию.
Дело  это  и  наше  кровное,
Так  что  не  шуми  сильно.

Ты  ль  не  жалилась  мне,  Нинуля,
На  разбойного  на  сынулю,
Ты  ль,  сердечная,  не  постилась,
Ты  ль  насквозь  чуть  ли  не  светилась?

Мы  ль  с  женой  тебя  не  подкармливали,
Чтоб  балбеса  своего  задабривала?
Во  на  старости  где  дармоеднички,
Обиральные  горе-наследнички!

Сердце  материнское  разболталось,
А  ты  его  скрепи.
Развратила  Петьку  лишняя  жалость –
Строгость  свою  же  стерпи.

А  станет,  ирод,  сильничать –
Обращайся,  куда  следует.
Получит  кОзой  Сидоровой –
Мы  с  Валентиной  свидетели.

Не  обязательно  сажать,
Вначале  только  припугнуть –
Глядь,  бросит  дурака  валять,
За  ум  возьмётся  как-нибудь.

Ведь  ты  считай  что  голодаешь,
Во  вред  себе  недоедаешь.
И  у  нас  с  женой  душа  болит –
Видеть  твой  голодный  геноцид.

Судьба  горькая,  а  ты  гордая,
И  стыд  оченный,  и  жить  хочется.
Бросай  мучаться:  беда  злючая,
Вина  тяжкая – совсем  зряшные!

- Алексей  Сергеевич,  Валентина  Николаевна! –
Ответила  соседка  по  предложенным  правилам.
- Знаю,  что  хорошего  вы  всегда  желали  мне,
Да  и  правда  ваша,  хоть  и  горькою  отравою.

Надо  бы  по-вашему –
Тону  в  стыде  и  муках,
Только  вот  что  страшно –
Себя  заставить  не  пойму  как.

Как  увижу,  что  Пете  плохо,
Так  с  собою  мне  сладу  нету,
Вот  такая  я  мама-рохля.
Не  поможете  ли  советом?

И  тут  моя  Валюша  вступила:
- Ты  гляди  на  него  со  стороны  как  бы.
Он  кто?  Ленивая,  пьяная,  злобная  дубина.
Да – кровинка  твоя,  а  человек  гадкий.

Внушаешь  себе  день  за  днём  эту  радость,
И  неделю,  и  месяц  внушаешь.
Да  пореже  вспоминать  старайся,
Что  его  ты  когда-то  рожала.

Пройдёт  не  очень  много  времени,
Ты  же  в  душе  созрела  давно,
И  если  к  лучшему  сын  не  изменится –
Для  тебя  превратится  в  говно.

Посомневалась  Нина,  поотнекивалась,
Но  совет-то  дельный – и  лучшего  не  имеется.
Я  ведь  за  Петькой  с  двустволкой  не  набегаюсь,
Остаётся  на  самовнушение  надеяться.

Ждём  результатов,
Только  матери  решать –
Сына-злыдня  отвадить,
Чтоб  её  не  обижал.