27 мая

Город
кашляет сизыми облаками,
нервно курит, туманом затапливая улицы,
передергивает плечами,
говорит:
у меня просто кризис
трёхсот лет,
ну да,
запоздал немного,
что поделать,
в молодости у всех какие-то кризисы,
переходный возраст
скандалы.

Дверью хлопнуть бы, уйти из дома
на пару часов
недель
лет.

Хорошо бы, но куда идти,
когда ты и есть дом,
стоишь недвижим,
расползаешься шире,
свинцовая кровь стынет в гранитных венах,
потом оттаивает,
потом снова стынет.

Курит, туманом затапливая улицы,
говорит:
люди куда-то бегут,
куда-то уходят,
не туда смотрят,
не то слышат,
не чувствуют.

Всхлипывает внезапно,
крупная капля тушит мою сигарету.
Смущается: вечно со мной проблемы,
говорит,
вот и теперь

Да ладно тебе. У меня ещё целая пачка, на двоих хватит, и ларек через дорогу — слушай, ты вообще как эту древность сохранил? И джина фляжка, разольём на двоих, тоника бы, но и так неплохо. Ну вот что ты ревёшь, скажи на милость, у тебя совесть вообще где? Чай не май месяц, хоть и май месяц, а я без зонта. Простужусь, засяду в своих гребенях, будешь мне закаты таскать вместо мандаринов, всё равно у меня там ничего хорошего больше.

Не плачет больше, смеётся тихонько, лужами дребезжит.
Говорит:
ты с утра выглядывай в окно.

Зачем — не говорит.

Мы знаем.

А больше никому и не надо.