Мика

Я сижу на окне и курю, ночь врывается в комнату прохладой. Напротив меня сидит уже бывшая моя любовь и с неизмеримой жадностью поливает меня и мою жизнь грязью. Я пытаюсь судорожно понять, в чем же дело. Но не выходит у меня понимаете ли. Завтра мой День Рождение, и, наверное, это один из немногих дней в году, которые я так жду.
Все решается стремительно и в одну секунду. Моя любовь уже три месяца в «других отношениях» и только я стою той самой костью в горле, которая так мешает долгожданному счастью.
Внезапно на голову рушится небо. То самое мною так любимое сентябрьское небо. Вот она моя точка отсчета, мой нулевой километр, с которого я должна начать свой рассказ, хотя все началось еще гораздо раньше.
Все началось, когда она мне в первый раз написала – «Мне казалось, мы с вами уже давно дружим, хотя я не вижу никаких следов нашего общения, как так?». Я смотрела на ее страницу в соцсети и понимала, что она мне смутно напоминает кого-то.
Теперь, когда все мои воздушные замки рухнули – она была одной из первых, кто пришел мне на помощь, одной из тех, кто пришел на мой отчаянный зов.
Пару дней спустя я уже ехала на поезде в ее город. Я безумно мчала на всех порах в неизвестность, но от чего мне было так спокойно?
***
Я встретила ее с кофе и маффинами. Мика, так звали мою незнакомку, уставшая, после перелета, за рулем красного форда бодро улыбалась мне своим прекрасным ртом. Я смотрела на нее глазами полными надежды, как смотрят на ангела, на спасителя, на божество. Через двадцать минут мы уже ехали в неизвестном мне направлении, и она со стойкостью солдата Джейн выслушивала весь мой поток нескончаемой словесной боли. Меня рвало на части, я не знаю, как у нее хватило мужества все это стерпеть, признаюсь честно я бы, наверное, не смогла.
Еще через пару часов я уже любовалась тем, как озорные лучики солнца играют на ее скулах. Мы медленно бродили в лесу по витиеватым тропинкам, болтали на всякие разные темы, и я думала о том, почему же она такая грустная и серьезная. В своем чуть мятом пиджаке она напоминала одновременно и Тома Сойера, и заплутавшего старого джентльмена, и даже прекрасную даму старого света. Столько всего было слито воедино в этом человеке, которого я не знала. Но, с которым, я медленно обретала свой душевный покой. Я стремилась узнать о ней больше, но она все время ускользала от меня. Мне хотелось рисовать ее лицо, ее фигуру. Я очень хотела запомнить ее в эти моменты, наших разговоров и тихих шагов. Кажется, никогда и никого более я не видела столь настоящего, открытого человека, столь оголенной и трепетной души.
***
Пару дней спустя я сидела у нее в мастерской и читала Фрая. Вы когда-нибудь видели, как работает парикмахер? Я не говорю сейчас о тех, напомаженных, вертлявых, однотипных дамочках, что встречают вас в каждом салоне на углу. Я сейчас говорю о художнике, о мастере своего дела, законченная работа которого является почти произведением искусства, а я видела.
Я видела, как из груды торчащих во все стороны волос рождается совершенная форма, как отсекая не нужное пробивается на свет утонченность и красота. В тот день я видела, как работает волшебник, смешивая краски и взмахивая ножницами – исполняет мечты людей. Это было не просто, это стоило сил, времени и терпения. И все это было у Мики, и даже больше. Самое главное, что было у нее – это блеск в глазах, от того, что она делает. Надо видеть ее в эти моменты. Надо видеть, как чуть заметные искорки удовольствия проникают от ее пальцев под одежду и вся ее фигура становиться почти магической.
Люди уходят и приходят вновь. Сколько их было десять, быть может, больше? У меня перед глазами стоит пестрая карусель. Нет, это не моя скучная, полузабытая жизнь. Это пламя живое, и она горит в нем, и оно поглощает ее. Один раз в жизни я видела нечто подобное, и никогда не думала, что смогу увидеть вновь.
***
Каждое наше утро начиналось с кофе. Мне это нравилось, смотреть, как она стоит у плиты и помешивает кофе в турке, как она боится, что не получиться, что волшебное зелье сбежит под конец. Все получалось, на стол ставились две чашки с толстым покрытием, мы грели об них руки, а души об разговоры. Хотя иногда можно было и просто помолчать. В эти моменты я теряла счет времени, я не понимала, сколько я уже нахожусь рядом с ней. Пару дней, а может месяцев или лет? Это было так просто – две чашки кофе и родная душа, но как это было важно для меня, после всего холода, пустоты и боли, что были до.
Мне хотелось обнимать ее и гладить, но все, что я могла – только смотреть. Мне хотелось укрывать ее одеялом, рисовать ее бесконечно в разных образах, хотелось держать ее за руки, хотелось наливать ей вино и приглашать на танец. Но ничего из этого я не могла сделать. Все, на что я осмеливалась лишь изредка говорить с ней, да и то иногда это входило из рук вон плохо.
Это была чужая жизнь, не моя, я понимала это прекрасно. Я всего лишь гость, заглянувший на огонек ее костра, она была великодушна и поделилась огнем со мной.
***
Момент прощания настигнул меня ударом под дых. Правда была в том, что я знала, что мне пора идти дальше. Всегда удивлялась, откуда во мне столько сил, чтобы с таким успехом наступать себе на горло? Чтобы не плакать, когда внутри тебя рвет буря эмоций, что бы улыбаться и делать вид, что ничего не происходит.
В вагоне вокруг меня сидели люди, такой, знаете ли, разношерстный рабочий народец. Цокали языками, говорили на все лады. Когда ее фигура скрылась, когда поезд набрал ход и все звуки слились в один серый гул, только тогда я отпустила себя. Часть меня, моего сердца и души оставалась теперь навеки с ней, я желала ей счастья и того спокойствия, что она подарила мне. Знала ли она, что стала моим спасителем? Я думаю, знала.