Концерт в музее М. Н. Ермоловой

Чему не быть в Москве в начале лета,
В конце весны – на сретенье недель?
Музей Ермоловой; пять вечера.  В окне
Бульвар в сиренях, детские площадки,
Шум, гам; машин толпа нетерпеливых.
А тут – так тихо в комнатках линялых!
На лестницах скрипучих, где ступени
Для детских ножек словно – скрип досок
Изъеденных, расшатанных шагами –
Среди которых, верно, и её –
Шаги стальные девы Орлеанской.
Теперь в витрине за стеклом висят:
Железный шлем, как бубенец огромный,
И, в талию, железная кираса,
Из-под которой шёлковой волной
Спадает платье… Было ей с руки
Играть "колдунью", девку из народа,
Такую же актрису, как она…
Везде старушки – эта шебуршит
Нам о раздрае революционном,
О том, что в печь хозяйскую бросали
Паркет дубовый новые жильцы,
Что было их набито тут, как сельди
В бочонке малом; тоже – "Львом Толстым"
Топили печь голландскую, буржуйку.
О чрево белой кафельной печи,
Какие мысли и какой паркет
В тебе горели, отдавая людям
Свой шумный жар – и пеплом становились!
Потом – концерт. На маленькой площадке –
Рояль с пюпитром; оправляя платье,
Как утка перья, за него садится,
В листы уставясь, дама в чёрном крепе,
С прозрачными руками и плечами.
Конферансье умеренно развязно
Приветствует старушек, старичков,
И сам поёт романс про сапоги
На Пушкина слова. А между прочим,
И весь концерт – романсы на слова
Нам Идеал создавшего поэта,
Да сцен из «Золотого петушка»
Две-три всего… Как хороша певица
В момент подъёма голоса! она
Сейчас подобна ангелам небесным,
Из уст которых – нет, уже не звук,
А пламя вырывается струёю,
И, вдруг, упав, становится молчаньем
Да тихим вздохом – детским иль сердечным…
О Пушкин-Пушкин! Долго ль ты вздыхал,
Шутил, молчал и в мыслях отдалялся
От суеты; балов, старух в чепцах,
И в домик свой под Псковом удалялся,
Как в келью благодатную монах?