И мука в сердце ожила

Уж не слежу души волненья.
                Привычен мне глухой покой,
где далеки небес виденья, и прочен купол надо мной.
… А на дворе черёмуха раздольем,
                пьянеет солнцем голова…
но как же можно быть уверенным, что жизнь по-прежнему права?
Ведь ждал весною обновленья,
а холод медленной рекой 
течёт за шиворот сомненьем, напоминая о былом.

Ну что же … признаком коварства не первая моя весна
куражится…
                лихим мытарством себе, как исстари, верна.
 
Хоть ей и хочется свершений, да, как всегда, пошла воспять 
попридержавшая цветеньем тепло черёмуха моя.

… Плывёт  цветов очарованье,  морозом дышит аромат,
следит за сердца трепыханьем напоминание утрат,
… когда зимою заносило… в снегах,
когда над матушкой-Россией царила белая зима…

Пощады сердце, нет, не просит… у стужей дышащих цветков,
бродяга-ветер снова носит… средь зелени вихрь лепестков…
То, хороня души тепло, седые вьюги осмелели,
и вновь пришёл черёд недели, где они взвыли заодно.


Бывает, солнце по весне… холодное в немом рассвете…
и ты не любишь белый цвет, клянёшь пришедшую примету
за муки, что бедой сбылись, не зря ж вернулись неприметно…
и виновата ведь не жизнь…-  цветенье в  вихре беззаветном.
В мерцаньи белоснежных грёз расслышу я всегда хмельную,
безумную до тихих слёз молитву, что в себе волнуясь,
я повторяю, жизнь любя,
                весны оглядывая стены,
чтоб веру чудную мою  сберечь с упорством  изувера.

Давно смела свой прах  зима.
Весна, вернувшись, не сумела
мне возвратить любовь на белом,
и мука в сердце ожила.