Не отрицая, что Пушкин - наше всё!

                «Пушкин — наше всё!»
                Аполлон ГРИГОРЬЕВ,1859 год.

И ПУШКИНУ
НЕ БЫЛО ЧУЖДО
НИЧТО ЧЕЛОВЕЧЕСКОЕ.
      -
(ТРЕЗВАЯ ОЦЕНКА
 ОБЪЕКТИВНОГО РЕАЛА).
            
              "Приятно дерзкой эпиграммой
               Взбесить оплошного врага;
               Приятно зреть, как он, упрямо
               Склонив бодливые рога,
               Невольно в зеркало глядится
               И узнавать себя стыдится;
               
               Приятней, если он, друзья,
               Завоет сдуру: это я!
               Ещё приятнее в молчанье
               Ему готовить честный гроб
               И тихо целить в бледный лоб
               На благородном расстоянье;
               Но отослать его к отцам
               Едва ль приятно будет вам".


                А.С.ПУШКИН,
                Лирическое отступление
                в XXXIII строфе 6-ой главы
                «Евгения Онегина».



От смертных простых
До Маркса, -
Как от Земли
До Марса.
Но и он сказал
Однажды:
"Ничто человеческое
 Мне
 Не чуждо!".

Поэтому нет причин
Удивляться тому,
Что Пушкин
В глазах потомков
Почти до нуля
Принизил
Заслуги
Перед Россией
И безосновательно
Оскорбил
ЧЕТЫРЬМЯ,
ОСТАВЛЕННЫМИ
Нам, потомкам,
Уничижительными
Эпиграммами*
Достойного уважения
И памяти доброй
В России** -
Светлейшего Князя,
Генерал-Фельдмаршала,
Героя Войны Отечественной,
Бывшего в течение
ТРИДЦАТИ лет
Губернтором Новороссии,
Памятники которому, -
На деньги
ПОДПИСКОЙ СОБРАННЫЕ, -
Поставили ГОРОЖАНЕ
Одессы, Тбилисси
И Ейска.

Эпиграммы
Поэтичемского гения -
Отраженье
Сиеминутного настроения -,
Личной обиды
И личной его антипатии.
А доброе имя
Светлейшего*** Князя
Михаила Воронцова -
Это доброе имя
Человека,
Принесшего
Служением
КОНКРЕТНУЮ пользу
Отечеству своему -
России.

------------------------------------------------------
* - См. в Ниженриведенном Приложении ив Собраниях сочинений Ф.С. ПУШКИНА.-

** - См. в Анналах Истории Государства Российского и, - хотя бы, -
     в Википедии.

*** - Титул "Светлейший" был добавлен к титулу - М.С.ВОРОНЦОВА "Князь" -
     за его личные боевые и административны заслуги в бытность Полномочным
     Управителем Управителем Северного Кавказа.

Приложение :

                ЧЕТЫРЕ ЭПИГРАММЫ А.С. ПУШКИНА
                НА УЧАСТНИКА ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ 1812-го ГОДА
                И МНОГОЛЕТНЕГО  ГУБЕРНАТОРА НОВОРОССИИ
                СВЕТЛЕЙШЕГО КНЯЗЯ,ГЕНЕРАЛ-ФЕЛЬДМАРШАЛА
                И КАВАЛЕРА 26-ти БОЕВЫХ ОРДЕНОВ
                Михаила Семёновича ВОРОНЦОВА.



 
   1. <НА ВОРОНЦОВА.>.

Полу-милорд, полу-купец,
Полу-мудрец, полу-невежда,
Полу-подлец, но есть надежда,
Что будет полным наконец.
Примечания

  ПОЛУ-МИЛОРД, ПОЛУ-КУПЕЦ. В таком виде эта эпиграмма на М. С. Воронцова (1782-1856) распространялась в списках. В письме Вяземскому (октябрь 1824) Пушкин сообщил ее в другой редакции:

Полугерой, полуневежда,
К тому ж еще полуподлец!..
Но тут, однако ж, есть надежда,
Что полный будет наконец.
Полу-милорд: Воронцов воспитывался в Англии.

 Полу-купец: на юге Воронцов, как генерал-губернатор, покровительствовал торговле и сам занимался коммерческими сделками.

 Эпиграмма на новороссийского генерал-губернатора гр. Михаила Семёновича Воронцова (1782—1856), в канцелярии которого Пушкин служил в 1823—1824 гг. Взаимоотношения их были враждебными и кончились высылкой Пушкина из Одессы в Михайловское.

Источник: http://pushkin-lit.ru/pushkin/stihi/stih-384.htm

   
    2. <НА ВОРОНЦОВА.>

Певец-Давид был ростом мал,
Но повалил же Голиафа,
Кот<орый><?> был<?> и генерал<?>,
И, положусь<?>, не про<ще><?> гр<афа>.
 
   1824 г.


   
    3. ЭПИГРАММА   НА ВОРОНЦОВА.

  Автор Александр Сергеевич Пушкин (1799—1837) Приятелям ;
См. Стихотворения 1825. • Датируется: начальные стихи предположительно концом мая 1824 г.; дальнейшая отделка и беловой текст — январем (не позднее 25) 1825 г. Опубликованы последние два стиха — Е. И. Якушкиным в статье «По поводу последнего издания сочинений А. С. Пушкина» — «Библиографические Записки» 1858, № 11, стб. 342; полностью (по копии с того же белового автографа) Гербелем в берлинском сборнике «Стихотворения Пушкина» 1861 г., стр. 21. Эпиграмма на Воронцова, пользовавшегося репутацией «либерала». Эпиграмма распространялась в списках.
                (Википроекты: Wikidata-logo.svg ).

Сказали раз царю, что наконец
Мятежный вождь, Риэго, был удавлен.
„Я очень рад, сказал усердный льстец:
От одного мерзавца мир избавлен“.
Все смолкнули, все потупили взор,
Всех рассмешил проворный приговор.
Риэго был пред Фердинандом грешен,
Согласен я. Но он за то повешен.
Пристойно ли, скажите, сгоряча
Ругаться нам над жертвой палача?
Сам государь такого доброхотства
Не захотел улыбкой наградить:
Льстецы, льстецы! старайтесь сохранить
И в подлости осанку благородства.

<1825>

  Пушкин имеет в виду эпизод на обеде, данном в Тульчине 1 октября 1823 г, после смотра войск Александром I. Александр получил письмо Шатобриана (министра иностранных дел Франции) об аресте Риего и сообщил об этом на обеде. Воронцов прокомментировал: «Какое счастливое известие, ваше величество». Присутствовавший на обеде Басаргин (декабрист) прибавляет: «Эта выходка так была неуместна, что ответом этим он много потерял тогда в общем мнении. И в самом деле, зная, какая участь ожидала бедного Риего, жестоко было радоваться этому известию». Риего был казнен 26 октября (7 ноября) в Мадриде. «Царь» — Александр I; «Риэго» — вождь испанской революции 1820—1823 гг., казненный 26 октября (7 ноября) 1823 г.; «Фердинанд VII» (1784—1833) — испанский король. Заключительные стихи эпиграммы вошли в поговорку (но не по тексту автографа, а по тексту первой посмертной публикации — «И в самой подлости оттенок благородства»). См. также комментарии Благого и др. Томашевского и Цявловской.  (https://ru.wikisource.org/wiki/()

   
   4. <НА ВОРОНЦОВА.>

Не знаю где, но не у нас,
Достопочтенный лорд Мидас,
С душой посредственной и низкой, –
Чтоб не упасть дорогой склизкой,
Ползком прополз в известный чин
И стал известный господин.
Ещё два слова об Мидасе:
Он не хранил в своём запасе
Глубоких замыслов и дум;
Имел он не блестящий ум,
Душой не слишком был отважен;
Зато был сух, учтив и важен.
Льстецы героя моего,
Не зная, как хвалить его,
Провозгласить решились тонким…


  До какой степени доходила у Пушкина эта неприязнь видно из этой эпиграммы на Воронцова, написанной позднее (в 1825-1827 годах) без всякого внешнего повода, так как их разделяла своими расстояниями целая Россия.
 
  Эта эпиграмма, хотя и не закончена, полностью подписана Пушкиным. Ни по форме, ни по содержанию она не представляет никакой ценности; особенно нелепа фраза: «ползком прополз в известный чин» – в роде Молчалина. Воронцов проходил в «известный чин» всегда с высоко поднятой головой, и Пушкин это отлично знал.

  Все четыре эпиграммы явились плодами неукротимой злобы Пушкина против Воронцова.

  Но чем же эта злоба была вызвана?

  "Пушкин, оскорблённый аристократическим высокомерием Воронцова, стал его ругать в ресторанах и на купанье, а потом писать на него эпиграммы. Если уж называть вещи своими именами, то это были не эпиграммы, а пасквили, то есть злобные клеветнические выпады. Воронцову, конечно, незамедлительно доносили, как Пушкин поносит его имя. Тот своего возмущения Пушкину не высказывал, а окончательно отстранил его от себя и написал Нессельроде о желательности его удаления из Одессы. При этом, как видно из приведенных писем, Воронцов никак Пушкина не оговорил, не упомянув даже того, что он дискредитирует его в глазах общества как начальника края!".

                (Ю.А. Коробьин,"Пушкин и Воронцов"( 1962 г.),
                http://www.domarchive.ru/reading-room/korobin_art/4281

  "Как хорошо всем известно, Пушкин во время пребывания в Одессе крупно поссорился с начальником края М. С. Воронцовым. На
основании докладного письма Воронцова к гр. Нессельроде было
приказано «исключить его из списков чиновников Министерства
иностранных дел за дурное поведение». Александр I нашел необходимым «удалить его в имение родителей, в Псковскую губернию, под
надзор местного начальства».

  Это был страшный удар, фактически ломавший всю жизнь поэта. -
  Из свободного человека он превращался в ссыльного, опального отщепенца".
 
                (М. Г. Альтшуллер, "Еще раз о ссоре Пушкина с Воронцовым",
                http://lib.pushkinskijdom.ru/LinkClick.aspx?fileticket=B-
                ZHGYlWEgg&tabid=10358  )

СЛОВО ТОГДАШНЕМУ 24-ЛЕТНЕМУ Александру ПУШКИНУ:

1. 25 августа 1823 года Пушкин пишет из Одессы брату своему Льву: «Здоровье моё давно требовало морских ванн; я насилу уломал Инзова, чтобы он отпустил меня в Одессу, – я оставил мою Молдавию и явился в Европу.

   Между тем приезжает Воронцов, принимает меня очень ласково, объясняет мне, что я перехожу под его начальство, что остаюсь в Одессе…».


2. Не удивительно, что несколько месяцев спустя, Пушкин стал чувствовать себя у Воронцова неуютно. Ведь «бес арабский», как звали его друзья, был строптив и непокорен. И не случайно тот же Тургенев боялся, что в Одессе поэт не «остепенится», а «захлебнётся».

   Пушкин писал А.И.Тургеневу: « Он (Воронцов) видел во мне коллежского секретаря, а я, признаюсь, думаю о себе что-то другое»…

   Поэт не стал писать стишки на графские маскарады и личную гордость ясно высказал губернатору.

  В письме к А.А.Бестужеву в 1825 году он вспоминал о старинном дворянском роде Пушкиных так:

  «Наши таланты благородны, независимы. С Державиным умолк голос лести. У нас писатели взяты из высшего класса общества – аристократическая гордость сливается у них с авторским самолюбием; мы не хотим быть покровительствуемы равными. Вот чего подлец Воронцов не понимает. Он воображает, что русский поэт явится в его передней с посвящением или с одой, а тот является с требованием уважения как шестисотлетний дворянин – дьявольская разница»


СЛОВО ДРУЗЬЯМ А.С.ПУШКИНА  (Ю.А. Коробьин,"Пушкин и Воронцов"( 1962 г.),
http://www.domarchive.ru/reading-room/korobin_art/4281  :
 
!. К 1824 году как не развился ещё пушкинский поэтический гений, так и не отстоялся ещё его характер. Друзья Пушкина А.И. Тургенев и П.А. Вяземский советовали ему угомониться и перестать выкидывать свои лицейские штучки и остроумно называли его «бес арабский». Декабрист Басаргин, встречавший Пушкина в Одессе, пишет о нём в своих воспоминаниях: «…как человек он мне не понравился: какое-то бреттёрство, suffisance (самонадеянность) и желание уколоть, осмеять других».

2. 13 июня 1824 года.

    В.Ф.Вяземская пишет из Одессы мужу в Москву:
 
   «Ничего хорошего не могу сказать тебе о племяннике Василия Львовича. Это совершенно сумасшедшая голова, с которой никто не может совладать. Он натворил новых проказ, из-за которых  подал в отставку.
   Вся вина – с его стороны. Мне известно из хорошего источника, что отставки он не получит.

   Я сделаю всё, что могу, чтобы успокоить его: браню его от твоего имени, уверяю его, что, разумеется, ты первым признал бы его виноватым, так как только ветреник мог так набедокурить. -

   Он захотел выставить в смешном виде важную для него особу – и сделал это; это стало известно, и, как и следовало ожидать, на него больше не могли смотреть благосклонно.

   Он меня очень огорчает; никогда мне не приходилось встречать столько легкомыслия и способности к злословию, как в нём, но, вместе с тем, я думаю, что у него доброе сердце и много мизантропии; не то, чтобы он избегал общества, но он боится людей, это, может быть, последствие несчастий и вина его родителей, которые его таким сделали».

   Это пишет жена друга Пушкина и сама его ближайшая приятельница, сохранившая с ним дружбу навсегда.


3.1 июля 1824 года.

  А.И.Тургенев пишет из Петербурга в Москву Вяземскому.

  «Граф Воронцов прислал представление об увольнении Пушкина. Желая во что бы то ни стало оставить его при нём, я съездил к Нессельроде, но узнал от него, что это уже невозможно, что уже несколько раз, и давно, граф Воронцов представлял о нём, и поделом, что надобно искать другого мецената-начальника.
 
   Долго я вчера толковал о нём с Севериным, и мысль наша остановилась на Паулуччи (генерал-губернатор Прибалтийских и Псковской губерний), тем более что Пушкин – псковский помещик.

   Виноват один Пушкин. Графиня его отличала, отличает, как заслуживает талант его, но он рвётся в беду свою.

   Больно и досадно! Куда с ним деваться?» .

4.Ф.Ф.Вигель:

   Ещё до Пушкина у ног Воронцовой занял место другой её поклонник – Александр Николаевич Раевский, он же ближайший друг Пушкина. А.Н.Раевский во время Отечественной войны был адъютантом графа М.С.Воронцова и тесно с ним сблизился в годы оккупации Франции, когда М.С.ВОРОНЦОВ командовал там Оккупационным корпусом.

   Мать Е.К.Воронцовой, графиня Браницкая, приходилась Раевскому двоюродной бабкой и очень его любила. Раевский подолгу проживал в имении графини Браницкой – Александрии. Влюблённость Раевского в Е.К.Воронцову ни для кого не была секретом; знал о ней и сам Воронцов, но, видимо, смотрел на эту любовь сквозь пальцы, не сомневаясь в верности своей жены.

  По словам Ф.Ф.Вигеля, Раевский разыграл по отношению к Пушкину роль Яго. Заметив влюблённость Пушкина в графиню, Раевский ловко выставлял эту влюблённость напоказ, особенно перед графом, а сам, оставаясь в тени, добивался любви графини.


СЛОВО АВТОРУ Ю.А. Коробьину, АВТОРУ СТАТЬИ "Пушкин и Воронцов"( 1962 г.):
 


РЕЗЮМЕ:

  Все биографы Пушкина отмечают великую пользу для Пушкина его переезда в Михайловское,- (в Псковской губернии): только здесь, в тишине, вдали от суетной ресторанной жизни, углубился и расцвёл его талант, только здесь приобрёл он духовную независимость и свободу и только здесь он нашёл самого себя.

  А И.П.Липранди смотрит на удаление Пушкина из Одессы как на событие самое счастливое в его жизни, ибо вслед за его выездом в Одессе поселился князь С.Г.Волконский, женившийся на М.Н.Раевской; приехали оба графа Булгари, Поджио и другие; из Петербурга приехал штабс-капитан Корнилович, делегат Северного общества; из армии явились генерал Юшневский и полковник Пестель, Абрамов, Бурцов и др.

  Все они посещали князя Волконского (как это видно из донесения следственной комиссии), и Пушкин, конечно, вращался бы в этом обществе и, в конце концов, оказался бы не в Михайловском, а «во глубине сибирских руд».

  Эпиграфом к этому исследованию я поставил старую латинскую поговорку: Amicus Plato, sed magis amica – veritas (Платон мне друг, но истина - дороже".

  Пушкин для всех нас – русских и сопричастных русской культуре – не только amicus (друг), но amor – настоящая, глубокая, всенародная любовь, наша гордость, наша радость.

  Кто-то уже давно хорошо сказал: «Пушкин входит в нашу жизнь в самом начале её и уже не покидает нас до конца; но если Пушкин приходит к нам с детства, то мы приходим к нему лишь с годами». И мы любим Пушкина так, как и полагается любить по-настоящему, со всеми его недостатками, которые мы не только ему прощаем, но подчас ими любуемся и иногда над ними подсмеиваемся.

  Наша любовь останется с нами навсегда. Но, наряду с нею, должна быть восстановлена veritas (истина). А на высказанную Пушкиным надежду на то, что

 «… сохранённая судьбой,
  Быть может, в Лете не потонет
  Строфа, слагаемая мной»,

 Мы утвердительно ответим ему его онегинской строфой:

 Нет, Пушкин, нет, не потонула
 Твоя строфа в пучине лет,
 Средь фельетонного разгула
 Царишь ты в вечности – поэт.
 Как волны моря жмутся к скалам
 И набегают вал за валом,
 Так многошумные века,
 Отбросив мусор языка,
 К твоим строфам льнут с умиленьем,
 С них мёд поэзии берут,
 Их повторяют и поют
 И открывают с удивленьем
 В них новый ритм, игру и блеск,
 И многогранных мыслей всплеск!".


                20 декабря 2018-го года.