настроение... не Мата Хари
Знаете, изначально я планировала сделать полноценный литературный обзор на эту книгу. Но. Прошло время. Ощущения не меняются. И я поняла, что просто порассуждать о книге не хочу. Много букв не для неё. Скорее, много мыслей. Моих. Ваших. Это тот случай, когда ты осознаешь, что слова на фоне этой истории останутся просто словами. Человеческая трагедия. В какие буквы она может быть облечена? Коэльо всё сделал правильно. Он стал ею. И она рассказала нам свою жизнь до казни.
«Я оглядываюсь на свою жизнь и понимаю, что память – это река, текущая к истокам. Воспоминания изменчивы, прихотливы, в них предстает пережитое, и бывает, что от одной какой-нибудь малой малости, от ничтожной мелочи, от еле слышного звука у нас перехватывает горло. В мою камеру проникает запах пекущегося хлеба, напоминая мне о том времени, когда я свободно сиживала в кафе, и это подтачивает мои силы куда верней, чем постоянный страх смерти и одиночества. Воспоминания приводят с собою демона по имени Уныние, и от этого кровожадного чудовища нет спасенья. Услышать, как напевает кто-то из узниц, обрадоваться письмам от немногих верных поклонников, которые ни разу не дарили мне ни роз, ни жасмина, вспомнить незначительный эпизод, случившийся со мною где-нибудь в путешествии и не тронувший меня тогда – вот и все, что осталось от моей кочевой жизни. Я не могу сопротивляться воспоминаниям, я бессильна перед ними, а с ними является кое-что пострашнее Уныния...»
Об ощущениях. Сочувствие девочке, девушке, женщине. Размышления о танце. Кто есть в нём человек? Кто была она в танце? Была ли её история, вообще, танцем? И что представляют собой условные границы допустимого в нём и не допустимого? Ещё и о камне думалось. Помните: пусть первым бросит камень? И главное, на протяжении всего прочтения стойкое нежелание говорить о литературном мастерстве Коэльо, либо о вопросах к нему. Исчезновение писателя из поля зрения читателя для меня очевидно и закономерно. (За это ему отдельное спасибо). Но это и не документалистика. И, отнюдь, не сухое повествование. Непрерывные мысли во время оного — о стечении обстоятельств/не обстоятельств в её жизни. О её выборе/не выборе. О её силе/не силе. И о её боли. Боль и отчаяние Маты Хари так близки к читающему. И это страшно. Страшно, что становится возможным потрогать их словами.
«Когда раздался залп, взошедшее солнце осветило вырвавшиеся из ружейных стволов вспышки и сразу вслед за тем – легкие дымки. После этого солдаты одновременно опустили винтовки наземь.
Какую-то долю секунды Мата Хари оставалась неподвижна. Она умерла не так, как это показывают в кино. Не рухнула навзничь, не повалилась ничком, не воздела рук к небу, не раскинула их. Просто осела наземь, по-прежнему держа голову высоко, а глаза – открытыми. Один из солдат упал без чувств.
Потом ее колени подогнулись, тело завалилось вправо, и длинное манто накрыло подобранные ноги. Женщина застыла лицом вверх.
Вынув из кобуры револьвер, третий офицер в сопровождении лейтенанта подошел к безжизненному телу. Наклонился над лежащей, приставил оружие ей к виску, но так, чтобы срез дула не коснулся кожи. Нажал на спусковой крючок, и пуля прошила мозг шпионки. Офицер выпрямился, обернулся к присутствующим и не без торжественности произнес:
– Мата Хари мертва, господа...»
Маргарета Зелле. Не шпионка. История человеческой трагедии.
Послевкусие от прочтения одно: мне жаль её.
Свидетельство о публикации №119052505265