ЛЮБО!

          1.

Могуч был Ермак. И прекрасен вельми,
Насколько душою, настолько и телом.
Ходили легенды про то меж людьми,
Как бабы любили его оголтело.
Как душу губили за эту любовь.
Любовь... Никому из живых не ответить,
Послал её дьявол на землю иль бог
Для мук и на том, и на этом свете.
Ермак же был к полу прекрасному строг:
Однажды в минуту отчаянной боли
Он дал на могиле супруги зарок —
Повенчанным быть только с вольною волей.
Зачем перелётному ветру жена?
Во блуде ж любить вожаку не годиться.
В степи нужен конь, ещё шашка нужна.
Но кровь, да к тому ж казака, — не водица.
Сдуванив* добычу в степи у костра
Хмельные казаки разнежились к ночи.
Заветного друга родная сестра
От смутного взгляда потупила очи.
Когда вдругорядь эти очи сошлись —
Как птиц обречённых, их тут же вспугнуть бы —
Девица подумала: "Мой на всю жизнь!" —
Столкнулись и кинулись в стороны судьбы.
Никто не виновен — природа права.
От браги медовой сторожкость уснула.
Уху подавая, стряпуха-вдова
Шальным — по глазам Ермака полоснула.
- За эту ушицу подарка не жаль,
К горячим ланитам твоим прилагается.
Зарёй полыхнула бухарская шаль,
Что нынче в бою отнята у ногайца.
Ермак самолично окутал ей стан
И ловко расправил жар-плат узорочный,
Склонился — припасть к её жадным устам,
Но вдруг передумал повольник зарочный.
Сверкая зубами, белее чем снег,
Стряпуха сражала печальную деву.
Бледна и недвижна, подобно луне,
Она ненавидящим взглядом глядела.

*дуванить — делить

          2.

На стане исходит последний костёр,
Чуть видимой струйкой над степью дымится.
Крадётся вдова в атаманский шатёр,
За нею следит из другого — девица.
Когда же прелестница скрылась в шатре,
Не помня себя и не думая долго,
Метнулась девчонка к высокой горе,
Что лбом нависала над тёмною Волгой.
Обходит дозорный повольничий стан,
Доселе невиданной притче дивится:
Стряпуха-вдова горько плачет в кустах,
Над волжским обрывом рыдает девица.
Две женщины плачут — обидчика нет!
Казак над крутым атаманом хохочет.
— Меня он не любит, — девицын ответ.
Горюет стряпуха:
—Меня он не хочет.
Над Волгою стадно клубится туман,
Светлеют леса золотою резьбою.
Спит сном богатырским в шатре атаман,
В землянках по кругу — друзья по разбою.
Дозорному дремлется. Ишь благодать!
Но спать постовому не полагается —
Ни птицы, ни зверя вокруг не видать,
Не то что татарина или ногайца.
И всё ж задремал. И увидел свой Дон,
Услышал, как вёслами плещут мальчишки...
И вдруг оборвался его сладкий сон
Придушенным криком:
— Ратуйте, братишки!
Очнулся — увидел, как Волга несла
Легко и стремительно утлую лодку,
Как стройная девушка краем весла
Усердно топила сбитую молодку...

          3.

Привязана накрепко дева к столбу,
К нему ручейками стекаются люди.
Не смотрит отверженная на толпу:
Никто лиходейку отныне не любит.
Под солнцем палящим страдает она,
Никто не сотрёт пота едкого платом.
Уже осознала, какая — вина,
Ещё не постигла, какая — расплата.
Гудит, как встревоженный улей, майдан:
Что будет с девчонкой — судачат друг с другом.
Последним явился на круг атаман
И поднял, взывая к спокойствию, руку.
- Что ж, девка, вина очевидна твоя.
Почто ты так сробила, надо б дознаться.
- От ревности ополоумела я.
Покаялась Богу.  Помилуйте, братцы!
- Как будем судить? — вопросил атаман.
И рокот прошёлся по морю людскому —
От стара до мала сошлись на майдан.
Шумнули смурно:
- По закону донскому!
- Изжарить змеюку живьём на костре!
- Арканом стянуть её белую выю!
А дева была в той прекрасной поре,
Когда и страдают, и любят впервые.
- Да в Волгу с обрыва, и дело с концом!
Пускай похлебает  проклятая тины.
Ковылью согнулся Иванко Кольцо,
Зараз постаревший могучий детина.
- Довольно русалок! — гуднул атаман.
Он вспомнил, как донник сминая жёлтый,
Ступал побратим и соперник Степан,
Неся на руках их утопшую жёнку.
- Уходит пускай! Не злодеи мы ить.
Негоже нам с девкою мериться силой.
Нам есть чью горячую кровушку лить
За общую любушку нашу — Россию.
И поднял впервые за утро лицо,
И степь обозрев, как великое чудо,
Сказал атаману Иванко Кольцо:
- Спасибо! Во веки веков не забуду!
Притих на мгновенье повольничий стан,
И вдруг завопил молодец толстогубый:
- Ой, любо гутарит, братва, атаман!
И разом нахлынуло:
- Любо!  Ой, любо!               
                2016 г.


Рецензии