Клятва Шемяки

               1.

Негоже Шемяке в удельных сидится,
Совсем отощала у князя казна.
Вином ублажает седьмую седмицу
Он Бегича, Улу-Махмета посла.
Давно уж допиты заморские вина,
Стоялых медов на исходе запас —
Конца агарян гостеванию не видно.
Прибыли татары на Яблочный спас,
А ныне уж гуси стадятся к отлёту.
Горюет хозяин — пожухнет трава...
Ох, жадны татары до крепкого мёду,
А надо б спровадить их до Покрова.
Обрыдли зело гололобые гости:
То девок имают, то хлещут вино.
Да ненависть к князю великому костью
В Шемякином горле застряла давно.
Давно пособления ищет Шемяка,
Чтоб скинуть московского государя:
Три лета назад приводил на Русь ляхов,
А ныне казанского кличет царя.
За княжьи усобицы — божье проклятье.
Над Русью плывёт нескончаемый стон:
То грабят и жгут окаянные ляхи,
То злые татары уводят в полон.

               2.

И сам князь великий томится в полоне.
Нам Суждаль пошёл, отмолясь Петров день,
Чтоб встретить татар не с бакшишем в поклоне,
А так, как встречал на дону его дед.
Замыслил Василий великое дело —
Сплотить всех русских князей в кулак.
Доколе за землю отцов и дедов
Ярлык выкупать и платить ясак?!
Пора и за ум россиянам браться!
Собрал князь  Василий удельных на пир,
Где крест святой целовали на братстве,
Скрепляли клятвенной грамотой мир...
Печальны глаза, устремлённые в дали,
Под тряпкой кровавой мозжит голова.
Одни не поспели... Другие предали...
Как море, лопочет вокруг татарва.
Течёт без помех по Руси великой,
И грабит, и жжёт — непостижно уму!
Бледнеет земли государь этой ликом
И валится снова без чувств на кошму...

               3.

Очнулся князь в монастырской келье,
Осмыслить ещё не успев ничего.
Монах седовласый целебные зелья
Втирает в гниющие раны его.
И шепчет старик ему ласково: " Княже!
Зело ты крепок и млад еси...
Златые вещицы — богачество наше
Возьми-тко собе для ради Руси."
И князю суёт за пазуху кольца,
Браслеты и чары, и бус самоцвет...
И чувствует князь, как спасительно колется
О голое  тело богатый рушвет.
"Сперва одари царевичей щедро,
Для пользы своей награди и слуг.
Со всеми будь ласков. Не плюй против ветра,
И в стане врага отыщется друг.
А мы о тобе порадеем, княже,
Всей Русью вынем тобя из беды.
Даст бог, ты ещё им, родимый, закажешь
На вечные веки дорогу сюды."

               4.

Пекут у Шемяки духмяные хлебы
И курники с разной начинкой чуть свет,
В дорогу румянится жареный лебедь:
Заждался, чай, Бегича Улу-Махмет.
Последний разок по столам ходят чары.
На сердце у князя иная гребта:
Без знатных даров не уходят татары,
Но что подарить, коли подклеть пуста.
А Бегич Шемяке хитро намекает,
Как щедро Василий татар одарил,
Кому досталась вещица какая,
Подробно об том полчаса говорил.
Вздыхает Шемяка:
                "Куды до Москвы-то?
Одних городов — не сочтёшь в полчаса.
У ней, у Москвы, в семь овчин брюхо сшито,
Того и гляди, попадёшь в него сам.
А было бы кстати, покуда Василий
У Улу-Махмета в полоне сидит,
Московское княжество скопом осилить".
Хмельнее вина эта мысль веселит.
Обводит глазами гостей Шемяка —
Можайский, Добрынский — вот все и друзья.
Пока жив Василий, и неча калякать —
Не встанут под руку Шемяки князья.
"В полоне б зарезали князя татары,
А мы б на Москве — его малых щенят, —
Хозяин Бегичу шепчет за чарой,—
Тогда б на столе — наше место, Шемяк.
За ним я первый Рюрик по деду," —
Цыганские очи залиты мечтой.
Так ясно и близко он видит победу,
Так близко, как в чаре мёд золотой.
"А так ни за что не осилить столицу:
Купцы и бояре на ней, как волки,
И подлый народ за полятчину злится,
И князь Оболенский щетинит полки".
С подарками Бегич в Казань отъезжает,
Едва шевелится хмельной язык:
Шемяке словом царя обещает
Посол на великокняженье ярлык.

               5.

Уж иней — на травах, а Бегич не едет.
О князе думает царь меж утех.
Касым, младший сын, Василием бредит,
За князя — и старший сын Мангутек.
Просил и у среднего сына, Якуба,
Совета старый Улу-Махмет.
Застенчив и скрытен Якуб:
                "Ему бы,
Как брату, служил," — был сына ответ.
И бек Едигей зудит ему то же:
"Василий-то князь и в полоне силён,
Вся Русь за него. И с Москвою гоже
Казани дружить, а не лезть на рожон.
Един у нас враг — орда Золотая.
С Москвою способнее торг вести.
У князя же мудрый сын подрастает,
А как возмужает, он нам не простит.
Я с русскими часто в походах калякал.
Твой ставленник — враг на родной земле:
Христопродавцем зовут Шемяку —
Не примут его на московском столе.
И не томится ль посол твой Бегич
В плену у царя Золотой орды?
Не вновь перебежчику к сильному бегать,
Не ждать ли оттуда нам скорой беды?"
"Ин быть по сему: отпускаю князя!
За государей жирны откупа.
А чтобы потом не случилось отказа,
Вели отыскать для клятвы попа.
Проводим всех: воевод и воев,
Дадим на великокняженье ярлык.
Признаться и сам полюбил его я —
Сей муж и телом, и духом велик".

               6.

И снова пирует с друзьями Шемяка,
Не жаль, что остался с мошною пустой.
В просторных хоромах Дубенского, дьяка,
От яств и напитков ломится стол.
Плывут, как лебёдушки, княжьи зазнобы,
В поднизьях уборов дрожат жемчуга.
И очи у князя — так редко — без злобы,
Без облачка мыслей о старых врагах.
В цыганские, чёрные кудри Шемяки
Вползают в сверкающих кольцах перста,
А руки красавицы белы и мягки,
И,  грешные, ждут поцелуя уста...
И вдруг отворились широкие двери,
Усталый гонец лишь два слова сказал...
Затравленным взглядом дикого зверя
Блеснули Шемякины злые глаза.
Швырнул он молодку движением ярым,
Мелькнула единая мысль в голове:
До нитки обобран татарином пьяным,
А враг заклятый — опять на Москве.
Вскочил со скамьи. Пошатнулся на месте
И скатерть с яствами резко рванул:
"Клянусь, что до горла насытюсь местью,
К хмельному напитку победы прильну."