Жизнь и судьба доктора Жорова

Жизнь и судьба доктора
    Исаака   Жорова

1

Большой интерес вызывают истории
Советских парней, что являясь героями,
Прошли все горнила советской эпохи;
Об этом расскажут нам ниже все строки.

Так вот Вам пример удивительной жизни,
Как надо служить своей новой отчизне;
Вверяя всю жизнь, как судьбу без остатка,
Но жизнь вся была его вовсе не гладка.

Иса(а)к его имя, фамилия Жоров,
Еврей он, конечно, без всяких там споров;
Но разве имеет всё это значение,
В эпоху советской, к коммуне в стремлении.

Начнём мы от самых его дней рождения,
Как символ борьбы с царским злом, угнетения;
В семье кустаря в Могилёве родился
И в фельдшерской школе потом он учился.

Он сельским врачом на деревне трудился,
Как доктор, леченьем больных отличился;
Внимательным слыл и заботливым очень,
Лекарствами нужными был озабочен.

Был случай однажды в крестьянском подворье,
Больной возлежал с безнадёжною хворью;
И не было денег, купить чтоб лекарство,
Но доктор вернул его в прежнее царство.

Сам продал свои сапоги и на средства
Больному купил он лекарство для «действа»;
И спас человека, вернув его к жизни,
Не дав семье «праздновать» на; его тризне.

2

Вступил в Красну(ю) армию, опытный доктор,
В гражданской войне он сражался, как отрок;
Способного парня послали в Москву,
Чтоб доктором стал, разгоняя тоску.

Страна развивалась вперёд к социализму,
Повсюду богатым в ней «ставили клизму»,
Отряды военных борцов коммунизма,
Пытались учить их азам большевизма.

Дома посещали владельцев богатых,
Имущество взять у буржуев проклятых;
Однажды столь грозный отряд «экспро(при)изма»,
В порядке внедрения в жизнь большевизма;

Нагрянул к князьям из Романовых рода,
Где царская в доме жила их порода;
Увлёкшись работой, приметив не сразу,
Но вдруг так приятно открылось их глазу.

Красавицы две оказались пред ними;
И наш Исаак вмиг оценен был ими:
-- Он очень красивый, -- но говор немецкий:
-- Дикарь он, как все, и, к тому же – советский,

Не мог он стерпеть, оскорблённое чувство
Прорвало его, доказать всё искусство,
Что даже среди дикарей есть культура,
И им неприятна здесь их процедура.

Владевший немецким, им Генриха Гейне
На память стихи его, начав их чтенье,
Обеих девиц он привёл в удивленье,
А в синих глазах родилось изумленье.

С обеих сторон в них возникло вниманье,
И боле того, родилось и желанье;
А он, как мужчина, вняв зову природы,
В свои молодые и трудные годы;

Со всей большевистскою твёрдою волей,
Еврейской нежданно-негаданной долей,
Он их упросил осчастливить свиданьем,
Казалось несбыточным это желаньем.

Слова расценили, как сущую наглость,
В них даже сквозила сплошная опасность;
Молчание принял Исак за согласие,
На это столь наглое всё безобразие.

Но, всё же, одна из них, дочка Елена,
Таясь от родителей, вышла из плена,
Исак покорил красотой, как мужчина,
Пленила её и другая причина.

Он был образован, умён и влюблённый,
Её красотой тоже стал ослеплённый,
Под стать ему – умница, царского рода,
Но может испортить карьеру «погода».

Гуляли до ночи, влюбились друг в друга,
Не против она ему быть и подругой;
Решение принято, стать чтоб женою,
Но надо порвать её узы с семьёю.

Пытался дом княжеский, сладкой мечтою
Связать чрез Елену с своею судьбою,
Явился в солдатской шинели с звездою,
Но всё же – еврей, хоть хорош он собою.

Увидев возможного «красного» зятя,
Которому дочь все раскрыла объятья,
К тому ещё и еврея, конечно,
Княгиню паралич схватил скоротечно.

Ему отказали и, выгнав из дома,
Ответом была ему княжья лишь злоба;
И даже стреляли во след за нахальство,
Как на показ, своё выставив чванство.

Но дочь их Елена, любовью объята,
За ним убежала уже без возврата;
В домашней одежде, объятая счастьем,
Готовая с ним разделить все ненастья.

Накинув шинель ей на девичьи плечи,
Уже никакой не могло быть и речи,
Они захлебнулись возникшей любовью;
И вскоре они обменялись и кровью.

Так Лена Романова, царского рода,
Женой ему стала, мешая породу,
А он, как солдат большевистский еврейский
Царям предъявил мандат свой «библейский".