Крысолов

Крысолов

Козодой раскричался над стынущим к вечеру полем -
И растаял, напуганный странником в пыльном плаще,
Что шагал налегке, подчиняясь лишь собственной воле -
И на флейте играл не за-ради хлопков и грошей.

Да он душу мог вырвать из каждого нотами просто -
И пустить под ножи виртуозной жестокой игры.
За спиною его разносили толпою помосты,
А священники, небу молясь, разводили костры…

Путь его только звезды могли угадать, вероятно -
Оттого он, всегда уходя, возвращался всегда,
Лишь на крае плаща проступали все новые пятна,
Да во фляге кончалась налитая прежде вода.

Он легко танцевал с безобразным огнем вдохновенья,
Каждый первый хотел стать таким же, заслышав игру -
И сражался с собой, окрыленный мечтой без сомнений,
И хмелел без вина, чтоб проснуться другим поутру.

Там, где не было слов, лил в сердца он протяжную муку -
И слезами о прошлом свои сапоги омывал,
И почти каждый слушатель видел в нем старого друга,
Что играет ему одному, хоть рыдает весь зал.

А когда мимолетная боль пролетала навылет -
Он дразнил ее, переходя на мажорный мотив,
И тогда уже все без изъятия пели и выли,
Окончательно сдавшись и сбившись с земного пути.

Что сулили ему за тяжелую клятву остаться
И всегда развлекать опустевшие души людей?
Отчего он сбегал каждый раз с им придуманных танцев,
Что его заставляло назад никогда не глядеть?

Говорили, он может увлечь за собой крыс — и девок,
Что он якобы черта сумел перепить в кабаке,
И над ним лишь собачья звезда светит, как королева…
И всегда он при флейте, в плаще и идет налегке.