Два слова о женщинах

      "Женщина реализует свое право и даже выполняет своего рода долг, стараясь выглядеть волшебной и сверхъестественной; она должна изумлять, должна очаровывать; будучи кумиром, она должна поглащать себя, дабы ей поклонялись. Поэтому она должна во всех искусствах черпать средства, которые позволят ей возвыситься над природой, дабы сильнее покорить сердца и поразить умы. Не суть важно, что хитрости и уловки эти всем известны, если их успех неоспорим, а воздействие неотразимо.

Учитывая эти соображения, художник-философ легко найдет законное обоснование приемам, использовавшимся во все времена женщинами, чтобы упрочить и обожествить, так сказать, свою хрупкую красоту.

Их перечисление оказалось бы бесконечным; но если мы ограничимся лишь тем, что в наше время в просторечьи именуется макияжем, то каждый легко сможет увидеть, что использование рисовой пудры, столь глупо предаваемое анафеме простодушными философами, имеет целью и результатом обесцвечивание пятен, которыми природа обидно усеяла кожу, и создание абстрактного единства крупиц и цвета кожи, каковое единство, подобно тому, что порождается благодаря использованию трико, немедленно сближает человеческое существо со статуей, т.е. с неким божественным и высшим существом.

Что до искусственных теней, обводящих глаза, и румян, выделяющих верхнюю половину щек, то, хотя их использование обусловлено все тем же принципом, потребностью превзойти природу, результат удовлетворяет прямо противоположную потребность.

Румяна и тени передают жизнь, жизнь сверхъестественную и избыточную; черное обрамление наделяет взор большей глубиной и загадочностью, с большей определенностью придает глазам вид окон, открытых в бесконечность; воспламеняющие скулы румяна еще ярче делают блеск очей и запечатлевают на прекрасном женском лице таинственную страстность жрицы".

       Шарль Бодлер.


       Я люблю либо совсем не красящихся женщин, умеющих создать своё очарование единственно естеством и характером поведения, либо тех, кто наряжаясь и красясь выходит в безмерное, например, как Кусама, то есть тех, кто уже больше не просто привлекает к себе внимание, а показывает нечто большее, через себя в мире. Тех, через кого и вправду благодать изливается. Кто не заманивает и обольщает, а показывает, даёт и уносит, тех, от которых в обычном механическом движении наступает ступор. Тех, про которых можно сказать, что некоторое "чудо" уже присутствует вот здесь, уже есть. То есть, очевидно, я не люблю половинных, а люблю правдивых. Правдивых в том, что они есть не больше, чем они есть, и правдивых в том, что они есть гораздо большее, чем они есть. Обыкновенные же женщины ни себя принять как следуют не могут, ни чуда создать настоящего. От таких полуженщин одни беды - вечно и неизменно.
      Поэтому "я не знаю" что такое макияж - искусство полуженщин для полумужчин, от которого последние "падают в обморок", но знаю что такое искусство и творчество внешних форм и телесности - штука действительно, реально завораживающая по самой своей природе.
      Отвратность женского макияжа в его слабосилии и натянутой искуственности, в недостатке размаха и глубины, в не до конца прочувственности её носителем. Обыкновенная женщина скорее пытается "завести" саму себя, чем мужчину, используя мужчину для того лишь как средство. Предательство лежит в её натуре как изначальная ненайденность себя.
      Но те редкие женщины, о которых я говорю - не таковы. За ними можно следовать. Им можно верить.

      Смотря на большинство современных женщин я спрашиваю себя: почему им всем недостаёт ума? И я имею ввиду не тот ум, который был, допустим у Софьи Ковалевской или у Гипатии, я имею ввиду не "мужской ум" в женском теле, а как раз свой собственный самобытный, женский, алогичный ум, но его ведь тоже почему-то нет, он большая редкость. Наши женщины, прости господи, - куры, дуры и стервы, деловые партнёры и истерички, "мужчины в юбках" и прочая эмансипе или же стерильные женские образования с внешними атрибутами женщин и пустой формой внутри. Но наши женщины никогда ни Медеи, ни Цветаевы, ни Клеопатры, ни Нифертити - в них нет ни размаха, ни глубины. Впрочем цивилизация мельчает, как говорил Ницше, и поэтому мельчает не одна только женщина, но и мужчина, но я думаю вы согласитесь с тем, что в женщине это наблюдать в разы досаднее, чем в мужчине.
       Есть единичные женские судьбы, выбивающиеся из общей стаи. К ним, конечно же, и направлено внимание моё - искать в них сосредоточие собственной жизни или как говорил Хайдеггер - выходить вовнутрь целого всё равно, что приходить к корню.