МОСТ сборник

МОСТ

1
Во всех случаях – проигрыш
только место одно
непременно
неизбежно
неуместно
неминуемо.

2
Жизнь обновила вызовы
и стало ясно всем,
что то, что происходит и томит
отлично от привычного вчера –
всё как то изменилось и другое,
и, хотя может, это чувство сугубосубъективно,
а стало быть – клевещет,
но оно всё шепчет, шепчет, шепчет,
говорит неотступая:
«не будет ничего – лишь медленный распад,
грозящий перейти к мгновенной катастрофе,
не будет никого, способного к обратному
толчку, движению – всё против».
А, стало быть, напрашивается вывод:
задача простая
простая идея –
средь хаоса распада
есть мост сопротивления.

3
Двери в прошлое закрыты
я в грязи лежу убитый
с размозжённой головой.
Стало жутко, стало мерзко –
я попал в гнилое место.
Буду ль заново живой?

Возникало и вонзалось,
только что-то поломалось
страшно думать – навсегда.
Преступаешь безвозвратно,
с горы катишься обратно
из родного в никуда.

Как улитку давит случай –
против фатума все бучи,
словно с шулером игра.
Хоть смешно, а хоть печально,
анекдотец про отчаяние,
про НИЧТО и про себя.

4
Слова чужого человека.
Я был с ним некогда знаком.
Купив боярышник в аптеке,
что на Арбате, за углом,
невдалеке от Окуджавы,
в вино дешёвое его
для крепости мы подливали,
а после вслух стихи читал он.
Деньги прохожие давали
иль не давали ничего.

О чём стихи – малопонятно.
Там что-то смутная всё мысль,
что верх найдёт, кто рухнул вниз,
про радость жертвы, поиск смысла,
про жизнь теченью вопреки,
про жар и пыль огонь-строки:
боюсь истолковать превратно
слова корявые его,
но – с ним бывало весело.
Он величал себя «Ничто».

Читал он слишком агрессивно,
что многих граждан побуждало
с вершин позиции активной
сдавать в милицию нахала
и отделение шестое,
что тут же, рядом, за углом,
внемля сигналу арестовывало,
чуть позже выпустив потом.
Но, нужно должное отдать
и слово доброе сказать
в адрес милиции Арбата:
за обхождение – спасибо –
достойное, без перегибов.

Он говорил: Арбат суть сцена,
где зритель – бывший весь Союз,
поэт же – сеятель и семя
он засевает в поток душ,
что протекает перед ним
людской рекою ежедневно.
Всё можно толковать надменно.
– Всё можно толковать надменно.
Но – поэт – творец, актёр,
Арбат – доступная площадка, сцена,
удел прохожего – смотреть, ценить,
внимать и брать, благодарить
когда рублём, когда плевком
иль просто мнением – словом:
плохим или хорошим отзывом.

О чём стихи – мне непонятно,
хоть и читал он их надсадно,
как будто жизни напоследок.
Он, может, был немного «это»?
Что он здесь делал?
Авантюра? Плохой расчёт?
Безумство? Дурость?
Желанье пьяного разгула?
Или безвыходность пути
Сегодняшней поэзии?
Ведь что сегодня есть стишки?
Кому они сейчас нужны?
– Какой-то мусор, вздор – не более,
или как некое подобие
велеречивых атавизмов,
вкоторых мало правды, мало жизни,
удел павлинов иль убогих
самцов и самочек двуногих
фальшивым блеском украшений,
плаксивой рифмой утешений
и нет игры – но, так – игрушки,
и не вино в заветной кружке,
но жидкость липкая, водица
и пропечатано на лицах
в страстишке самовыразиться
наклонность стихотворцев выродиться.

В Москвеон, вроде, был бездомным,
то жил с одной, а то с другой,
спал по подъездам, по знакомым,
бесплатно проникал в метро.
В Москве так многие живут –
Столица здесь, а не уют.
Его смешило слово «вписка».
Он был с Донбасса – это близко,
на поезде лишь ночь пути.
Году в тринадцатом пути
мои с ним резко разошлись,
но, что поделать? – это жизнь.

В Донбассе вспыхнула война.
У каждого – своя судьба.
Мне говорили – он живой.
Лежат бумаги предо мной.
Слова чужого человека…
С ним некогда знаком был я…
Три года, словно бы три века
в странном кругу вращенья, бега.
В словах чужого человека
пытаюсь распознать себя.

5.
Костёр потух.
Почти три года жизни на общих основаниях
не могут не остаться без последствий.
Но, что поделать?
Случается война,
становишься солдатом,
и в дело общее впрягаясь
пренебрегаешь личным.

Каков бы ни был результат,
с соизволения судьбы
в конце концов
ты возвращаешься туда, откуда вышел:
то есть к себе,
на огонёк-застолье, и видишь –
костёр потух.

Да, что потух?!
Ты даже и не помнишь, чем он горел!
То, чем ты жил, в чём видел выход
уж стало непонятно и чужое.
Кто – этот?
Неужели – я?!
Так это был не я?
И кто же я сейчас?!
Что есть земля?
И что такое – небо?!
На чём стоять и жизнь куда направить?
Костёр потух
и пред глазами пепел
вчерашних разбирательств и кумиров,
сегодняшних вопросов-тупиков.
И жидкий непонятный липкий мусор
в душе
похоже, новой брагой забродил.

Дай Бог…
–Задача простая,
простая идея:
средь хаоса распада
есть мост сопротивления!

6.
Находясь в цементных объятиях
каждодневном порочном круге
принуждённо-подённой воли
пыли быта, борьбы за средства,
чтобы просто продлить отрезок,
чтобы просто мозолить кусок,
чтобы просто набить карманы
злой монетой своей деградации,
чтобы радость когдашних стаканов
продолжала до смерти икаться,
чтоб забыть и не вспомнить вовсе свои сны,
свою явь, желания,
что стремились и рвались в…
– Позабыть,
погрузиться в молчание,
свою лучшую песню не спеть
и ничем войны не окончить,
благородным огнём не сгореть,
но загнуться в парше и порче.

7.
Полыхало пламя.
Стоит крест на прошлом.
Как вчера не будет –
прозвенел звонок.
Как вчера не будет –
умерло, отброшено.
Будет что-то новое
непонятно что.

Прошлое осталось
где-то за границей.
За границей времени
умер прошлый я.
Даже дом остался
то же, – за границей
достижимой местности
территория.

Наплевать и выкинуть –
пусть больнее жжётся.
Сколько ещё жизней?
Сколько уж крестов?
Я сидел за столиком
глаза в небо выкатив
поджигая прошлое,
чтоб воскреснуть вновь.

8.
День уходил и было поздно
верить, надеяться, искать.
Вчера достигнутые звёзды
могли лишь жажду распалять.

И мнилось в этом распаленьи
могущество и высота.
Вчерашний дух. Вчерашний гений.
Росла, крепчала пустота.

И надвигалось завтра грозно.
Тяжёлым мраком горел взор
проникший в сон, смотрел серьёзно
и – выносил свой приговор.

Сурово и неотвратимо
ступает новая заря
светом жестоким и пытливым –
укрыться будет некуда.

9.
Ради того, что свято
ради того, что было –
всяк должен либо проснуться,
либо остывшее сгинет.

Ради того, что стОит.
Ради того, что будет.
Не будет, – но всё же стОит
или – уже не любишь?

Или уже мёртв?
Могила восполнилась грязью?
К вершине стремление гордое
насытилось долом разве?

Либо разбить посуду,
Либо соврать под стать.
В правде нет места чуду.
Сегодня не верит вбудет.
Что будет – должно стать.

10.
Ни там ни здесь не находясь
жизнь может долго затянуться,
придёт твоя пора загнуться
и ты уйдёшь не воротясь.
Ни там
ни здесь –
Что может хуже?
Заткнуть и песнь не затянуть.
Хотеть – и не посметь, не сбыться…
Мечта – престолом и столицей,
мечта как щит и как оружие,
мечта как пряник и как кнут.
– Всё разъедает яд сомнений
и отлагательством решенья
утонут в омут замыслы…

Какой венец!
Пожать болото!
Охота или не охота?!
Что тут сказать?
Что должно спать вдруг перестать?
Что жажда требует любви?
Что справедливость на крови
замешана
и тщетно ждёт полупомешаных?
Что не «ваенные», но воины достойны обладать победой?
Попраньем бед нужда изведана?
Что невозможно жить спокойно, когда страна на ладан дышит?
Что прохудилась мира крыша?
Источник чистый помутился?
Полёт об ползанье разбился?
Что вместо птиц – сплошные мухи?
Высокий дух подменен брюхом?

– Вопрос ответом на вопрос.
Решенье принимают просто.

11.
Дуло пушки молчит немотой,
но зияет чреватостью выстрела.
Будет ль враг уничтожен стрельбой?
Время движется, движется быстро.

Если глотка молчит и молчит
это значит, что новым глаголом
нанесётся в души визит
к единению или к расколу.

Это значит в затишье борьбы
скрылась жажда последнего боя.
Это значит веленью судьбы
повинуется голос крови

12.
Волею судьбы миры уходят
погружаясь в непроглядность мглы.
Неуклонность времени выводит
в игры захудалость кутерьмы.

Инфицированность непонятной, неуёмной скачкой:
бесконечный чуждый и бубнящий ритм
нагло, мощно и фальшиво голосящий
вытесняет, подменяет, извращает, поглощает и язвит.

Обливает душу липкий ужас –
драгоценность напрочь потерять:
ну, как больше головы не вскружит
то, что в них обязано взыграть?

Обнаружен.
Обнажился.
Коридор возник между мирами.
Ритуал попранья времени свершён.
Воздух наэлектризован именами.
Соприкосновеньем дух зажжён.

Раб не раб, обманут не обманут –
жёсткость повеленья налицо:
то, что истекает, снова грянет,
коль в реестр действа внесено.

Малыми мирами кто играет,
выводя на белый свет из мглы,
продолжая тех, кто вымирает,
чтобы до конца не вымерли?

13.
Что фонарный столб,
что угрюмый сук,
что мудрёный лоб,
что распутность чувств,
что заправский нож,
что тоскливый глаз,
что пустая брешь,
что заветный лаз,
что жестокий свет,
что удобный склеп,
что прямая злость,
что кривой расчёт,
что гнилая трость,
что великий счёт,
что кичливый сказ,
что внутри живёт,
что во мне живёт,
что гнездится в вас –
параллельность мест.
Палка в два конца.
Преткновенный крест.
Мир или война.
Добровольный выбор,
беспардонный жребий
оголтелых игр,
путанных мистерий.
Что всего дороже?
Через чей порог?! –
Местность разгорожена.
Изживая срок,
выбирая дом,
становясь жильцом,
восприяв печать
выбору под стать –
в хороводный круг киселей-водицы,
в выполненный долг найденной крупицы.
Палка в два конца:
неизбежный выбор.
Между «нет» и «да» –
безусловный выбор.

14.
Вгрызаться дальше:
что предстоит.
Какие чаши,
какие фрукты,
какие факты – что отразит
сознанье смутное
многоминутное,
сознанье ясное
короткочасное,
сугубочастное,
конкретноличноев глобальномассовом,
в повальномясовом,
в мудрёновыгодном,
в обширноприторном.

Язвилась язвочка.
Лечилась средствами – прыжками с мостика
в отсутство местности.
Чернело ямами
желанье выбраться. 
Укусы памятны
змеиных выпадов – всплывали-канули,
стихали-грянули.

Лечилось точками,
лечилось срезами.
Всполнялось бочками,
вздувалось, грезило.
Подвально мыслило
не глянув за мысль
взрывалось, вихрилось –
искало замысел:
недвижно-прежнее,
подвижно-новое.
Крепёжный стержень,
незыблем камень.
Природа пасынков гнала пинками.

Структура – там,
структура – сям,
структура – всё. – Всевластность Рима.
Поточный болт,
довольный раб,
шаблонный фрукт. – Крепка пружина.
Священный бунт.
Слепой протест.
Всемирный гром. – Но факт глумливый:
природа выскочит, пробьётся –
Структура из человека вышла, о человека и споткнётся.
Нет абсолютной справедливости,
но есть порядок и терпимость.

Ищите вздор,
клепайте мифы,
ловите призрак.
Увод голов
приманкой слов
надменных «измов».
Чрезмерность увлеченья общим есть обезличиванья признак.
Как ни крути – свободы клад вне власти рамок государства.
Повальный бунт
есть кружный путь
к тому же рабству.

Походы внутрь,
походы вне.
Линеить, гнуть
свой личный путь
в Русской стране.
Крепёжный стержень
Незыблем камень.
Всё ново-прежнее – извечно в нас,
                навеки с нами.

15.
Роскошь свободной жизни
оплачивается нищетой,
когда ты к цели стремишься
долину восполнить горою.

Дыры  в карманах хуже
стабильности, выгод достатка,
но, ничего не поделать –
нужно держаться опоры шаткой.

Свобода сегодня роскошь.
Сегодня было всегда.
Всегда довольная миром пустошь
ну, или пруд пруда.

Те, кого пруд пруди
то же корпят терпением.
Свободу должно растить
как драгоценным растением.

Можно сказать: «подросток»,
можно сказать: «глупость».
Можно ответить просто:
жить по-другому просто –
убогая смерть и трусость.

Два умножая на два
ты получаешь четыре.
И исключенья из правила
то же типичны в мире.

Нельзя наплевать в страну.
Нельзя ставить крест на обществе.
Анархисты глаголят пургу,
порядок быть должен точно.

Каждый чему то служит,
поскольку есть Бог над царями.
Ты – воли какой оружие? –
Задайся вопросом, узнаешь.

Свобода сегодня роскошь.
Исполни своё задание:
восполни личную пустошь
достойным плодом созидания.

16.
Неповторяемы движения огня,
хоть пляшется один и тот же танец.
И утро наступающего дня
вновь предлагает вещи для названий.
Что впереди? А впереди – загадка
исходов столкновений прирождённых и приобретённых схем.
История своею цепкой, мёртвой хваткой
взжигает схватку
мировоззрений, взглядов и систем.

Что ж, в глубине, быть может, всё одно и то же
во всём многообразии поверхностей, обличий,
но – жизнь загадочна, полярна, путана и сложна
клубится огнем, дымом перепитий.

Дрова.
Всё в мире суть и есть – дрова
для бешенного, пламенного танца.
Кровь порождает, вбрасывает в мир слова
и извиваются и лижут языки огня
словами
вещи, души, мир и самого себя
и пламя продолжает разгораться.

Огонь прекрасен, как всегда прекрасно то,
что человека превосходит, сверхопасно.
Из мрака ночи огненным мостом
в непознанное и непризнанное завтра.
И всходит солнце – раскалённый белый шар.
И мир прекрасен –
в злобе,
в ярости,
в добре,
в любви.
И полыхает заревом пожар
идущей в восхождение души.
Жизнь продолжается сначала новым утром –
день ото дня,
день ото дня,
день ото дня.
И ты горишь, творишь и дышишь новым штурмом –
неповторимым языком огня.

17.
Торговый дух вершину не удержит.
Обширным полем для идей со знаком минус
сознания. И, с грязными ногами через порог нагрянула, вломилась
альтернативой – тень
извечная, подавленная прежде.

Что в головах – как следствие, на деле:
клубок дерьма и ядовитых змей,
возня ежесекундных выгод, личных прихотей,
непредсказуемость, насилие, бордель.

Нет созиданья, соответственно, –  распад.
Загадка появленья доброй воли.
Чего же утвержденье ваше-нашестОит?
Вопрос до посиненья будет жать.

18.
Собрались, расселись и ждут,
и сладко сосёт ожидание.
И ручки почёсывают.
Язык болтовнёй исслюнявлен.

– «Когда же?»
– «Вот, скоро!»
–«Уж будет!!»
– «Свершится ль в загаданный срок?!»
Сок стенки желудка желудит,
Ждёт факта заветный кусок.

– «Когда же?»
– « Когда ж,праздник грянет?! –
в Кремлёвских Курантах сбой!»
– «Под шквал рукоплесканий,
Когда же?!
раздастся
злорадный, победный вой?!»

На лавочках задницы чинные.
Улыбочки, жесты, взгляды.
Надежда исконно глубинная.
Слюна предвкушения жадная.

Не лица, но словно маски –
зловещий клуб мертвецов
ждёт остановки Курантов
и чинно сосёт винцо.


19.
Вечно в душе дрожь
– чтоб не забыть о главном.
Чувствуй себя вошью,
потоком зловонным, смрадным.
Забудь полупьяный отсвет,
что предвоенная осень
дарила. Ты не был слеп –
ты был в основаньи тверёзый.

Новые комья лжи
газетно-компьютерной грязи.
Источник политвозни
светлая мысль разве?
Жестоких расчётов век
через
журнальный глянец,
через
экранов шум треск и блеск
творит
в головах
зловещий загадочный танец,
сводя набекрень мозги,
дразня, распаляя зверя,
сплошь вес гробовой доски
гнобит в человечность веру –
как ретранслятор, рупор
проникшей в дух пустоты.

Свастикою порабощены
свинчены, скрючены, хищно гнуты
влекут в бездну кресты.
Звезда отдаёт свет.
Трактуя обратный символ:
фашистской свастики крест
вбирает мир в гибель.

Чтоб обирать жизнь,
чтобы стяжать власть –
надо изъять живых,
надобно души изъять.
Надо посеять то…
Надо взрастить так…
чтоб наперекос шло,
чтоб воля дряхлела, слабла.
Пусть в душах царит раскол.
Пусть миром правит распад.
Правда гнилых гор
гласит: хозяин наверх взошёл,
внизу же не брат, – но раб
и вниз должно плевать.

Стадо должно глупеть.
В приманке спрятан крючок.
Сладко жевать, сопеть,
послушно кряхтеть, корпеть –
инстинкты взжигай ещё.
Презренье даёт власть.
Стадо должно глупеть.
От стада должно вонять.
От стада должно смердеть.
Презрение – вот закон.
Дистанция – это власть.
Мир вечен господ, рабов –
культивируй же в душах грязь!
Порево это любовь.
Деньги это добро.
Надо пролить кровь? –
Лей, всё дозволено!

– Зловещий клуб мертвецов
человечее мясо жрёт.
Ты думал: приёмник врёт,
но, – факт обнажил лицо.

Правда с примесью лжи,
ложь в оболочке правды.
В воротах новой резни
начертано слово: «НАДО».
Война суть судьба солдата.

В общем варись котле,
тяни истории лямку,
жди, покуда в потьме
душа возгорится лампой.

В небе галдёж ворон –
знать, длинна впереди зима.
Долгий невнятный сон:
Кто – этот? Я? Не я?!
Что впереди? Обрыв?
Общей столовой борщ?
Сточной канавы слив?
Грозных раскатов мощь?
Антихристианский крест?
Монстр-государство – зверь?
Вспышка сверхновых звезд?
Человечества нового дверь?

Судьба как цена за билет
в будущий день, иной.
Общего поезда нет?
Есть бронепоезд свой.

Чувствуй в душе страх
продажи прошлых побед.
В тебе и во вне враг –
мир внутренний равен стране.
Лишь ощущая дрожь
вновь обретаешь главное.
Вновь ощущая дрожь
пружиной стальною, сдавленной
чувствуй себя собой:
пожаром дней новых.
Праведен наш бой –
наследьем мечты великой
гореть во тьме пустой
пятиконечной звездой, –
вечным огнём слова.

20.
Мятежный дух – лишь составная часть.
Наличие его – свидетельство о поиске
средь ложных целей, казусов и происков
последней точки – точки веры, точки власти.

И сшибки происходят ежедневно:
в событий окунаясь хоровод,
где предпочтение реакцией мгновенной
на спрос ответы выбором даёт.

Как ни крути – узнаешь, кто ты есть.
Но, тут то, как всегда и закавыка:
что нет ещё – возможно, не возникло
ориентира не осмыслив весть.
А он то есть, не канул в никуда.
Он – ЕСТЬ. Не канул. Он – всегда.

21.
Куда стремятся эти люди?
Куда-то видимо, стремятся.
Стремятся, ездють, суетятся.
Я – не стремлюсь. Стою, курю.
Мысль долго думаю свою.

Куда они все путь свой держат?
Ремонт квартиры, пилят, сверлят,
бегут, берут, дают и далее –
душой торговля
до окончанья вакханалии.
Я не хочу держать их путь.
Мне неприятна баламуть.

Не стать таким же, как и эти.
Искать лишь то, чего здесь нету.
Вести учёт в большие счёты.
Избегнуть мелких хороводов.
Игра. Опять пошла игра.
Надо играть, ведь жизнь – игра.

22.
Вонзая нож в чужое счастье
поработивших мир людей
установить, добиться власти
высокоправедной идеи.

Или покинуть мир как птица
тяжёлым лётом само лёта
взрезая небо.
В своей норе чадить, дымить, гореть, клубиться.
Две мысли. Две в одном. Два хода.

Отшельник мысли, чувства копит,
их после миру отдаёт.
Вот кто-то снова песнь заводит,
кто-то оружие берёт.

Скрипит и катится телега.
Истории пошёл виток.
В поход от альфы до омеги
топот востребованных ног

ещё не слышен резко, явно:
лишь где-то поодаль. Вблизи
всё мирно, сладко и приглядно:
блеск суеты слепой страны.

Вонзайте нож в чужое счастье.
Взрезайте небо само лётом.
– Идеи снова жаждут власти
и раздаётся злобный хохот.

23.
Ломота в суставах.
Старость ближе, ближе.
Седина вдогонку,
но мрачнеет взор
обращаясь разом в молодую вспышку,
вынося приказом
гневный приговор:

не бывает правды
в тошных разговорах
повидавших виды
превратностей судьбы,
потерявших радость
жизни
в сложном обстоятельств ворохе,
вечно недовольных,
сильно столку сбитых
ношею беды.

Лезет, лезет в уши
ядовитый говор
вязкого неверия.
Хоровод унылостей под желчное нытьё.
Из проклятий копоти,
из душевной гнилости
чавкает болото
возгласом заразным:
«житие моё!» –
душно, душно, душно,
душно слушать всё!

Словно мудрость крайняя
сказ Экклесиаста.
Словно высшей правды,
веры – вовсе нет.
Вот, же – вот она!
Вот – дорога дальняя!
Мысль обновлённая,
мысль преображённая
светлая и грозная
лучше пусть даёт ответ.

Не стареть душою,
не кривить мозгами,
не питаться трупом
схороненной мечты.
Прогорать войною
возжигая хламом
чадность остывающих
огнем молодым.

В недоверьи к старости
молодого пыла,
несмотря в издержки
есть ценное зерно.
Преизбыток радости
зрелого сознания,
что попрал уныние –
солнцем огнедышащим
движет творчеством.

24.
Я смотрю и смотрю как время
убыстряет свои шаги.
Как становится жёстче бремя,
как толстеет броня стены.

Как сплошной чехардою сутолок
глаз замылен, не видеть чтоб,
как жиреют желанья гнутые,
как повсюду красуется гроб.

Как довольна собой и счастлива
спод ногтей человечества грязь.
Как неверен и пахнет фальшью
курс обычной земной власти.

Как в сознаниях всёвверх дном –
перевёрнутость состоялась.
Как мечта делать ход конём
улетучилась, рассосалась.

Я смотрю, как бежит время,
как внезапный его поворот
вдруг возьмёт и стрясёт с постели
грязь уснувшую, не давая открыть её рот.

Я всё думаю – как всё будет,
и куда заведёт жизнь?
Будут ли на земле люди
или будет людей низ.

25.
Время покажет всё
и выведет на чистуюводу
философов, царей, народы –
кто прав и не прав кто.

Полночь гнездится в каждом.
Каждый заранее мёртв.
Если в тебе распалилась жажда,
стало быть обозначился переход.

В наречьях, в словах, в понятиях
мной осязаем капкан.
Попавший в железность объятий
пусть заглянёт за…

Всяк говорит о своём...
Война – производное споров.
Кровь пущена, глотки грызём.
Кто в пропасть, а кто в горы.

Презревший не сможет любить.
Не каждый тупик хочет выход.
Кто захотел говорить,
пусть вслушивается в то, что тихо.

Ноты высоких чувств…
В каждом течёт кровь…
Время докажет всё.
История свершится пусть.

26.
В моём доме сплошные дыры
и в налево комнате бездна,
на кровати валяется мыло
и отсутствует в доме кресло.

Дом, наверное, мой – не чужой.
Я живу – не плачу за постой.
Правда плохо горит лампа,
я забыл, каков яркий свет.
Гриф «секретно» в сознании штампом:
получить надо допуск к ответам.

Я живу уже так долго,
что становится даже стыдно
и смешно, и удар по лбу
жизнь проделывает, суд чинит.

Из потока я вышел на берег,
осмотреться, обдумать поток:
не понять, что судьба стелет,
куда клонит жизни урок.

Чего хочет моя злоба?
– Дар дарю я в ответ на удар.
Надоело желать гроба,
надоел пустой жизни пар.

Пусть улитку раздавит случай,
если случай враждует с ней –
я хочу, буду жить лучше
как угодно, но свободней.

Жизнь одна, и печаль сжирает,
если прожил не как хотел.
Поток камни шлифует, стирает
и выносит их за предел.

Уходя из одной речки
ты, бесспорно,влеком другой.
Возвращаюсь я в жизнь речью –
пусть несёт слов поток мой.

27.
Упираясь в кромечную зиму,
попирая желанную спячку,
сохраняя мечты негасимость
и душевных порывов привязчивость,
проверяя постройки на прочность
и плодов применительность к вечности,
поджидая дозревшую сочность,
остальное вверяя беспечности,
созерцая торговое лето
сосаждённого североострова,
осуждённым бессрочно на это
мировым потребительсообществом,
неимеющим права на будущность,
не имея вчера, как и завтра –
возжигать всё сегодня, как сумрачность,
прогорать, избежав стандарта.

28.
Попадая не в тон и не влад,
громыхая большими словами,
о себя как в бревно спотыкаясь –
опадали постыдноназад.

Словно фатум какой – недоступность:
загореться, чуть позже – остыть.
В данном случае что есть преступность? –
На себя не суметь наступить.

Аналогией рядом процессы –
что внутри, таково и вовне.
К созиданию воли нет если,
то распад расползаний в стране.

«Эх! Страна без конца и без края!
Без конца и без края весна!»
Наложеньем предела сжимают
и свобода есть так же узда.

Тонок, чуток процесс подчинения:
уловить, осознать, восприять,
как исходное жизни веление
разрушает, чтоб вновь созидать.

– Хоть слова,
хоть, – пустейшая песня,
но себя-то к себе привести
человеку подвластно через песню,
где слова – перехода следы.

29.
Вдаль туман или болото?
Выше – верхняя вода.
Из числа ты всех ненужных
жизнь забытая моя.

Вынуждало, уводило,
завлекало, находило
цепкою когтистой лапой.
Выше – небо. Прямо – напасть.
Краской мажут ворота –
не пройдёшь, не влезши в краску.
Коротило провода –
сны, где явь взрезает сказку.

Прямо – напасть. Ниже – грязь.
Облепило бездорожье
разношерстьем, разномастьем
мыслей задних хромоножий.
А конец всегда знакомый,
когда выпито вино:
нет жильца и нету дома –
абсурдистское кино.

Прямо – напасть. Выше – небо.
В небе – верхняя река.
Даль поодаль. Ближе – недаль.
Быль как пыль, а пыль суть небыль.
Утвердилась пелена.
Видно плохо, смутно светит –
Солнце? Лампа? Что вдали?
Лишь хотение рассеет
все препятствия земли.

Захотел – и сразу ясно.
Сложность только в «захотеть».
То потухнет, то погаснет.
Ты горишь? Тебя гореть?

Вот – дорога. Прямо – свет.
До поры туман рассеян.
Жизнь как злой эксперимент:
станешь тут самонадеян.
Неизбежный ход возможен –
прям по напасти идёшь.
Что же может быть дороже,
чем дождаться кого ждёшь?

Тянет, тянется цепочка.
Концентрация в одно.
Исчерпается отсрочка,
оборвётся – вот и точка:
я у дома, как в кино.

30.
День пуст. Лист бел.
Сеть нужд. Клеть дел.
Цепь дней. Цепь лет.
Ты есть. Тебя нет.

Всё здесь: добро, зло,
вонь, спесь, барахло,
жмых книг, соль, боль,
свет, лик, выбор роли.

День пуст. Ночь. День.
Белый лист. Я. Тень.
Пустота. Рябь чернил.
Мозг искрил. Жглись слова.
Свет горел. Дым валил.
Я здесь жил, был, пел.

Песня дня не нова:
пустота сызнова.
День иль ночь. Сеть иль клеть.
Вот огонь: жить, быть, петь.

31.
Неизвестно где.
Неизвестно как.
Вновь в карманах ветер.
В душе пепел, прах.

Отказавшись плыть
выхожу на берег,
как в потоке гнить:
не любить, не верить.

Разгорались мы.
Потушили вы.
Посторонний взгляд
в посторонний мир.
Ноги на земле –
только где же флаг?
Всё как было – есть,
всё и будет так!
Хорошо-то как!

Рабство сплошь, везде,
всюду, сплошь структуры.
Души мёртвые,
только дрожь за шкуры.
В личной темноте
свет от пули-дуры.
Хорошо-то как!

Хорошо-то как!
свою тропку гнуть:
разбирает страх,
налипает муть,
налипает ком,
заражает смех –
смысловой облом,
глубина прорех.

В голове костыль.
На дворе метель.
Заморозит быль.
Как всегда теперь.
В голове пурга.
На дворе пурга.
Холодна пурга.
Пелена пурга.

Отчуждённый клок.
Отрезной ломоть.
Невеликий прок.
Подневольна плоть.

Озадаченность:
ошельмованность?
предназначенность?
уготованность?
– «Протащив своё
приберёт в своё» –
прилетела мысль
в сборный пункт-чутьё.

– «Породило что?»
– «Что-то двигало.»
– «Что за сила то?
Что сподвигнуло?»
– «Кто отдался весь,
тот и будет в ней.
Вход и выход – здесь,
временить не смей».

В голове пурга
на дворе пурга.
Заморозит быль,
Приберёт в себя.
В голове костыль,
на дворе – метель.
Заморозит быль,
как всегда теперь.
По старинке как.
По старинке где.
Неизвестно так.
Неизвестное.

32.
Мои стихи вам не нужны.
Мои стихи противник счастья
вашей приплюснутой мечты.
Мои стихи – поход в напасти.

Здесь кто как смог, так и живёт.
Невдалеке гнездится пропасть.
Здесь кто не мёртвый, строит мост
в свой светлый мир сквозьмира копоть.

Не будет правды через ложь.
Но без войны не будет мира.
Перешагнувшему чрез дрожь
дорога путь один открыла.

И ты идёшь этим путём
не так как глубже ищет рыба,
не своевольный ход конём,
но потому что выбор – дан,
осознан,
выбран.


33.
Горд. Твёрд. –
Хрясь!Грязь.
Жир. Мир.
Ширь. Даль.
Во всём:
горд –
хрясь!
День. Тень.
Морг. Сказ.
Лёт.
Вес.
Плод.
Гниль.
С ним.
Без.
Гнёт.
Шпиль.
Вверх. Вниз.
Нет. Да.
Из
в
мост – здесь.