2 - Баба Мотя

Вторая моя бабушка, Матрёна, была не такой колоритной, как баба Варя, зато любил я её и люблю до сих пор, больше всех из моих предков и было за что. Бабушка Мотя, в девичестве Войтенкова, родилась в Лисичанске (Луганская обл.) в 1902 году, украинка по национальности. Была она высокой, стройной и красивой женщиной, с мягким, абсолютно неконфликтным и заботливым характером. Тут дед не промахнулся, когда сосватал её у бедных родителей из крестьянской семьи. Но, при всей её мягкости, только она могла прикрикнуть на деда, когда он плохо себя вёл, забрать у него папиросы и не дать очередной рюмки. Только она всегда защищала меня от его экзекуций и прятала за своей спиной, не позволяя ему лишний раз отлупить меня ремнём. Дед любил её и, поэтому, она была единственной, кого он слушал. Когда меня с сестрой в первый раз из-за постоянных болезней в Норильске, привезли к бабушке, мне было чуть больше года и я не особо помню то время. Но когда, будучи взрослым, я приезжал в гости, бабушка рассказывала, кое что из того периода. Баба Мотя была женщиной набожной, в хате возле иконы, всегда дымилась лампада, она не пропускала ни одного большого христианского праздника и регулярно ходила в церковь. Поэтому, мой папа – ярый атеист, строго настрого, в первый свой приезд, наказал бабе Моте не вздумать нас, с сестрой Лилей по крестить. - Иначе, - грозил он, - ноги моей и Нины(мамы), больше у вас не будет и внуков до смерти не увидите. - Страшные кары не испугали бабушку и она сразу, после отъезда отца, по крестила нас с сестрой, за что ей огромное спасибо. Правда, все родственники были строго предупреждены, чтобы отцу об этом, не говорили и он, только после смерти бабушки в 1982 году, узнал об этом. В крёстные она взяла сестру мамы, т.Галю и её мужа. - Когда тебя крестили, - рассказывала она, - и батюшка стал окунать тебя в купель, ты вцепился мёртвой хваткой ему в бороду и не отпускал, несмотря на все усилия, стоящего рядом дьячка, расцепить твои пальчики. Так и пришлось батюшке вместе с тобой, трижды бородой окунуться в купель и только потом, ты его отпустил. - Года через два, в гости к старикам, приехали родители. Мама зашла в хату, протянула руки ко мне и ласково, сказала: "Сынок, ну  иди ко мне скорее, я тебя конфетой угощу." Я сильно испугался чужой тётки, расплакался и, вцепившись в бабушку, спрятался за её спиной.
 – Ну чего ты боишься, смеялась тётя, я же твоя мама! – Ну, уж нет, думал я, мне кроме любимой бабушки, никто не нужен, да так не пошёл к матери. Сестру родители забрали с собой на север, а я ещё надолго остался в гостях.
По праздникам в церковь бабушка брала и меня вместе с собой. Мы вставали чуть свет и через весь город пешком шли 10 километров в единственную не закрытую Советской властью, церковь. До сих пор с удовольствием вспоминаю вкус просвирки и кагора, после причастия, благоговейную атмосферу храма и чувство таинства, будоражащее душу.
 Больше всего на свете, просто панически, баба Мотя боялась грозы. Когда на небе собирались тучи, сверкали молнии и гремел гром, она истово крестилась, закрывала все ставни и пряталась под койку. А если, по какой либо причине, деда не было дома, то хватала меня в охапку, бежала к соседям и там пережидала грозу. Спала бабушка отдельно от деда на своей кровати, а мне стелила на полу. – Баб, а баб, просил я по вечерам, возьми меня к себе в постельку. На что бабушка обычно отвечала, - Нет внучек, ты меня опять описаешь, спи на полу. Но один раз я, таки уговорил бабушку, твёрдо пообещав ей, что сегодня, точно её не описаю. Утром, когда мы проснулись, дед увидел "картину маслом". И бабушка и внучек были по уши в дерьме. Я слово сдержал, бабушку не описал, а насчёт обкакать, я ничего не обещал.
Бабушка Матрёна, хоть и была крестьянкой, но обладала большой житейской мудростью. Это я сознаю, лишь теперь, когда сам стал понимать кое-что в жизни. Женщина она была молчаливая, никогда не сидела с другими бабками на улице, как говорила она, не "точила лясы." Но, если я чем-нибудь интересовался, отвечала, в меру своего миропонимания. Как-то, придя со школы, я ей гордо заявил: "Бабушка, ничего ты не понимаешь, вот ты веришь в бога, а бога то нет! Вот недавно Юрий Гагарин летал в космос и не видел на небе бога, значит, его нет, так нам учитель сказал". Бабушка снисходительно улыбнулась и ответила: "Бога, внучек, никто не видел, но это не значит, что его нет. Вот скажи мне, ты видишь воздух? Не видишь! Но он же есть". – А ты немцев видела, бабушка,  - спрашивал я, после очередной игры в войнушку с пацанами, злые они? – Не знаю внучек, отвечала она, - За всех говорить не могу, но вот у нас в хате, во время войны, на постое было два немецких офицера. Так вот, если бы не они, мы бы с голоду подохли. Всегда делились офицерским пайком с нами и девчонок, иногда, шоколадом угощали. Помогали мне, чем могли, а когда твой дед за Нинкой(мамой) в Германию собрался, подробно рассказали, как лучше в этот Тутлинген добраться, где и что говорить, если что, да и кое какие слова на немецком ему написали, чтобы он показывал эту бумажку, если где не поймут. В общем лично я от них ничего плохого не видела и сказать, что они злые не могу. Люди, как люди, такие же, как и мы, только говорят по-немецки. Только ты в школе об этом не говори, а то могут не так понять. – А ты в колхозе работала бабушка? – спрашивал я, когда нам в 5 классе, задали сочинение на дом на эту тему, - расскажи. – Да что рассказывать об этом колхозе, внучек, - отвечала она, работали от зари до зари, кто в поле, кто на ферме, за трудодни, а теперь вот пенсию колхозную 5 рублей, получаю, - и она обиженно поджимала губы. Особенно злилась бабушка на Никитку (Н.С. Хрущёва), как она его называла. - Во времена его правления, чтобы догнать Америку по производству мяса, позабирали всю скотину со двора, и корову, и свиней и, даже, коз. Только курей оставили. Позабирали землю у хозяев, оставили на один двор по сотке и запретили палисадники. Спасибо дочки помогали, а то бы ноги из-за него протянули, - жаловалась она. После её слов, я вспомнил, что когда был совсем маленьким, то выгонял нашу корову и коз в большое общее стадо, которое шло с начала улицы и до конца, а затем в поле на пастбище, пополняясь с каждого двора живностью. А потом куда-то всё исчезло. Ни в одном дворе не стало скотины. Оказывается, это на местах власти, чтобы угодить Никите Сергеевичу, заставили сдать на мясо весь частный скот, обрекая людей на голод.
Бабушка всегда вкусно готовила из того минимума продуктов, что могла себе позволить на нищенскую пенсию. Я до сих пор помню вкус её восхитительного украинского борща, особый цимус которому, придавали чеснок со старым салом и помидорами, тщательно перетёртые ступкой в дуршлаге, прямо над кипящей кастрюлей. Баловала она нас также вкусными супами, варениками и кое-когда, пирожками. И вот когда бабушка легла на операцию, на месяц в больницу, из-за язвы желудка, для меня наступили чёрные дни. Дед, кроме противной затерки, на старом вонючем сале, ничего не умел готовить. Меня от неё просто тошнило и я отказывался её есть, но суровый дед, выпячивал нижнюю губу и свирепо глядя на меня кричал: "А ну жри, что дают, будешь мне харчами перебирать! А не съешь – ремня всыплю. – Я очень боялся деда, но есть эту гадость, всё равно не мог. Я сидел за столом, роняя горькие слёзы в опостылевшую кашу и, с тоской, вспоминал вкусный бабушкин борщ. В конце концов, дед выгонял меня из-за стола со словами: "Иди паршивец, губы толще – брюхо тоньше", а сам с аппетитом ел эту дрянь, всем своим видом показывая, какая она вкусная, а я просто капризничаю.
Когда бабушка вернулась с больницы, я понял, насколько сильно я её люблю и это чувство я сохранил, на всю оставшуюся жизнь.