Последний день

Утром, едва проснувшись, ещё не открывая глаз, я уже всё понял. Можно не верить в предчувствие и предвидение. Можно скептически посмеиваться над теми, кто верит в третий глаз, шестое чувство и прочую сверхъестественную дребедень. Можно, в конце концов, даже просто делать вид, что ничего не происходит, что всё идёт своим чередом, что мир остаётся всё тем же, привычным, давно знакомым, изо дня в день. Но рано или поздно случается что-то такое, пусть, на первый взгляд, мелкое, незначительное, что в итоге приводит к последствиям непредсказуемым и, увы, необратимым. И тогда не надо быть экстрасенсом, чтобы понять: твоя жизнь уже не будет прежней. И вот он настал для меня, этот день.
 
Всё так же пели птицы, всё так же приносил прохладный ветерок нежный аромат сирени, цветущей за открытым окном, всё так же светило утреннее солнце, шумели в отдалении машины, кричали дети, лаяли собаки... Обычное воскресное утро, обещающее хороший день, один из тех дней, что потом вспоминаются с теплом и ласковой печалью. Всё было так же, как вчера. Но я твёрдо знал каким-то внутренним, сокровенным знанием: этот день - последний.

Я решил не будить жену, осторожно перелез через неё — многолетняя привычка спать у стенки научила меня делать это легко и непринуждённо, — дошёл до кухни, поставил вариться кофе и отправился чистить зубы. Все эти привычные ритуалы я совершал с чувством особенной значимости каждого жеста, даже не пытаясь гнать от себя мысли о последнем дне. В ванной я взглянул на себя в зеркало. Что ж, несмотря на пятый десяток, небольшой живот и седину в волосах, выгляжу я всё ещё неплохо, в отличие от многих моих ровесников. Каждую весну я говорил себе: всё, пора заняться собой, бросить курить, начать бегать, соблюдать диету, вовремя ложиться спать, больше отдыхать на природе... Теперь об этом думать смешно, нелепо и поздно.

Не вытираясь после умывания, я вышел с чашкой кофе на балкон. Ещё один ритуал, без которого почти немыслимо начало дня — пусть даже и последнего, но с какой стати именно сегодня что-то менять. Не буду врать, без кофе и сигарет я жить могу. Но не хочу. Хоть это и вредно. Впрочем, какая теперь разница...

Допив кофе, я ополоснул чашку и вернулся в спальню. Жена всё ещё спала. Её растрёпанные во сне волосы были раскинуты по подушке широким веером, тонкий плед сбился, обнажив гладкое бедро и край ночной рубашки. Я стоял и смотрел на неё, постепенно осознавая, что вот это, пожалуй, самое подлое, бесчестное, самое неприятное, что несёт с собой мой последний день. Расставаться с женой ужасно не хотелось. Я по-прежнему, спустя четверть века, очень её люблю. Что бы ни происходило в нашей совместной жизни, мы никогда не переставали верить друг другу, поддерживать друг друга, уважать, любить и ценить каждое мгновение, проведённое вместе. Конечно, годы пока не взяли своё, я остаюсь мужчиной, а увиденная картина была довольно соблазнительной, но сейчас я ощущал только нежность и благодарность. Было очень жаль нарушать её сон, но все мы слегка эгоисты, а остаток дня я хотел провести с ней. Слушать её голос, смотреть ей в глаза, трогать за плечо, гладить по голове - всё, что угодно, только бы ощущать её присутствие в этот последний день.

Видимо, я так и не научился владеть лицом, когда мы наедине — а может, просто она за эти годы, прожитые бок о бок, научилась читать меня, как открытую книгу, — но первое, что она сказала, едва взглянув на меня, толком не проснувшись, было:
— Что случилось?
И затем:
— А который час?

Видимо, она ещё не пришла в себя. Я успокоил её, объяснив, что сегодня выходной, что не случилось ровным счётом ничего, что кофе уже остыл и что хватит уже валяться, пора проснуться и петь. На что она вполне резонно заметила, что, раз уж выходной, значит, никуда торопиться не надо, и вообще, это мне по утрам не спится в такую рань, когда нормальные люди ещё дрыхнут, и пусть лучше я прилягу рядышком, вместо того, чтобы стоять у неё над душой.

Ну, я человек слабый, меня дважды просить не приходится, тем более, в такой день, так что ещё с полчаса мы с ней обнимались, целовались и любовались друг другом, совсем так, как это было двадцать лет назад. Я бы даже позволил себе увлечься, случись это в любой другой день. Но сегодня само время шло как-то по-другому. И его оставалось всё меньше. Поэтому я без особых сожалений загнал её в душ, а сам пошёл готовить завтрак.

За завтраком жена сначала поглядывала на меня слегка искоса, потом всё более пристально. Наконец она перестала дуться и спросила прямо:
— И всё-таки, что-то случилось?

Очень хотелось выложить ей всё как есть, но об этом, конечно, не могло быть и речи, я совершенно не хотел расстраивать её ещё больше. Тем более, как я мог объяснить словами то, что сам только ощущал, причём, весьма смутно. Поэтому я лишь сослался на плохое самочувствие. Кажется, она не поверила, но умело сделала вид, что всё нормально.

После завтрака я сказал себе: всё, хорош, проживём остаток отпущенного нам времени как нормальные люди. И мы стали жить. До обеда мы делали в квартире уборку, выносили мусор, мыли посуду, убивая время с максимальной пользой. Потом я решил, что на сегодня хватит и объявил, что оставшуюся часть дня необходимо провести в недеянии и удовольствиях. Одевшись в самое лучшее, что нашлось в шкафу, мы вышли в уличный шум и солнечный свет.

Сперва мы пообедали в нашем любимом кафе, затем немного праздно побродили по улицам, просто так, без всякой цели, а потом, сам не знаю, почему, вдруг решили отправиться в кинотеатр. Совершенно не уловил, о чём был фильм, мне было приятно сидеть с женой рядом, держать её за руку и ощущать запах её духов. Конечно, в голову закралась было подлая мысль о том, что мой последний день неумолимо движется к концу, но я отмёл её и постарался не думать вообще. Когда на экране пошли титры и зажёгся свет, как-то само собой получилось, что в зале остались только мы вдвоём. Я увидел слёзы на глазах жены. Видимо, фильм был очень грустным. Или она тоже что-то почувствовала? Я не стал спрашивать, крепко обнял её, и так мы сидели несколько минут, словно у нас не осталось сил, чтобы оторваться друг от друга.

По дороге домой я зашёл в цветочный магазин и купил для жены роскошный букет чайных роз, которые она так любила.

Уже поздно вечером, раздевшись и смыв косметику, завёрнутая в полотенце, жена причёсывалась перед зеркалом, а я смотрел на неё и не мог понять, почему за последние месяцы почти не обращал внимания на то, как она прекрасна.

— Знаешь, — сказал я, — спасибо тебе. За всё. Ты лучшее, что было в моей жизни.
Она обернулась и с удивлением спросила:
— Почему ты говоришь таким тоном? Словно прощаешься.
— Тебе кажется, — ответил я. — Пойдём спать.

Лёжа в  постели, она привычно завела будильник, стрелки которого неумолимо подходили к полуночи, а я уже не мог заставить себя не думать, как ЭТО случится. Я выключил ночник, но циферблат и стрелки продолжали слабо фосфоресцировать в полумраке спальни. Жена повозилась немного, устраиваясь поудобнее, закинула на меня ногу и почти мгновенно уснула, — есть у неё такая способность, которой я всегда завидовал, — у меня же сна не было ни в одном глазу. Я слушал её ровное дыхание и боялся пошевелиться, чтобы не разрушить эти мимолётные ночные чары. И вот минутная стрелка сомкнулась с часовой на двенадцати.

Так закончился этот день. Последний день моего отпуска.