Звёздные истории

        Неизвестный стоял над ним и смотрел, ничего не говоря, не предпринимая. Было совершенно темно, и ни лица, ни тела человека невозможно было различить, но спящий  «знал», что незнакомец пришёл именно за ним. Он попробовал было  пошевелить рукой, но не смог. Тело окаменело под взглядом незнакомца, оно уже перешло под его власть.
              Был ещё некий шум, приходящий по нарастающей, издалека. Шум этот состоял из множества дискретных звуков, ничего общего не имевших со звуками, которые он знал, будь то звуки людей, или машин.  Как бы жужжащие,  или шепчущие звуки, аналогов он подобрать не мог.
         Ужас был, как защитная реакция его. С огромным трудом спящий всё-таки взял под контроль правую  руку и только поднял её, как что-то вспыхнуло, и раздался лопающийся звук. Во вспышке высветилось вполне человеческое, бородатое лицо. В следующий миг оно исказилось, смешав все пропорции, и вместе с фигурой исчезло без следа.
         С этим проснулся человек, овладев наконец всем телом, пребывая в липком, от ужаса поту.
         Он включил свет и посмотрел на будильник. Была глубокая ночь, три часа, всё покоилось в гармонии и  тишине. «Что за пришелец, зачем он приходил?»  – подумалось  ему.
         Он открыл дверь своего дома и вышел в сад. Ночь была безлунной, и звёзды спустились низко к людям. Дачный посёлок пребывал во тьме и спокойствии, лишь удалённый город напоминал о себе обычным ровным гулом, да едва различимой подсветкой южной  части неба.
         Здесь, в ночном саду, безмолвие было истинно земным. Чуть колыхался сонный прохладный ветерок, тысячи лет уже раззванивали свои  истории сверчки. Сначала настороженно,  а потом, узнав, человека принял в свои чертоги мирный сад.
         «Что-то произошло, что-то определённо произошло на грани – и что-то чувствуется за темнотой». Стоящий в саду не знал ещё, что это его самый великолепный выход в ночь.  И то, что человек чувствовал, то, что фатально ждал, явилось к нему в виде двух красных огоньков. Это были явно живые существа – они игрались, гонялись друг за другом. Огоньки и его, человека, вовлекали в свою странную игру. Но он не знал такой игры. Он боялся играть в такие игры. Инстинкты его насторожились. Древний ужас оберегал его от явившихся извне.
         Вдруг огоньки побежали в разные стороны – прочь от него. Послышался какой-то шелест – в мгновение человек был перенесён в иное место – всё это произошло помимо воли его, вне ведома его.
        Человек обнаружил себя в просторном поле, в ярком дне. Возможно, это была причуда из иных времён, иных реалий – он увидел картину плоскую, перпендикулярную себе. Кто-то шёл  с одного конца поля, на другой. И в этом идущем человек узнал себя.
          Но всё оказалось сложнее, запутаннее в этом новом естестве. Внезапно, кроме движения, появился и объём, который ввёл его в картину.  На пути его Двойника  возник белый шар из ничего. Однако, Двойник, не видя шара, спокойно шёл к нему. Дойдя до Шара – в два человеческих роста – Двойник в него вошёл.
          Вдруг Двойник появился, бегущий, на другой стороне поля. Он был явно напуган чем-то. И всё более замедлялись его шаги, а тело размазывалось в пустоте. Казалось, пространство стало  вещественным для него, а время возненавидело его. Вот тело превратилось  в какие-то чёрные штрихи, но и они вскоре растаяли в воздухе, исчезли без следа.
          Из этих образов, следующих чередой, человек никак не мог построить стройную, понятнуюдля себя  модель. Между тем белый шар взмыл кверху и исчез – и  вдруг вернулся, ведя  за собой огромный мир.
         Человек-созерцатель увидел явление чрезвычайное, но долгожданное: в небесах появился мир иной. Это была планета, со своей  жизнью, неведомой землянам. С тоскливым воем она летела к ним со звёзд.
          Мир этот сам пришёл к Земле. Доселе она не ведала о нём, не знала, что есть иная жизнь. Но он явился, не спрашивая ни у кого. Человек в первобытном оцепенении смотрел на явление, исторгнутое из глубин. Что-то происходило там: пульсировало, змеилось, истекало.  Замерла в растерянности Земля. Умолкли птицы, застыл ветер, заглох и притаился город.
         И снова, оба шара ушли – и вернулись, пройдя с низким гулом совсем низко над землёй. Произведя демонстрацию, чужие миры, один за другим покинули земное небо.
         Снова стоял человек в исходной точке: ночью, в собственном саду. Снова пели беспечные сверчки, гудел огромный город вдалеке.
         Человек повернулся. Он не хотел более ни видеть, ни знать и ни играть. Он вошёл в свой надёжный дом, под его безусловную защиту. Далее, лёг и погрузился в мирный сон. Исчезло всё  пришлое с небес. Спокойно, как всегда,  дремали  звёзды. Возможно, никто из людей, кроме рнего  и не видел ничего.

                ***
         Самое страшное, что  подстерегало его, это искусство от людей. Их убийственные образы, слова.
         Поднимаясь по горной тропе, всё дальше в небо, он пребывал в одиночестве возвышенном, подзвёздном. Максимально уйдя от безумия людей, максимально приблизившись к звёздам – душа его вознеслась, уведя за собой и тело. Он сказал простые слова, явилась Музыка, возлюбленная его – и  вознесла.
         Падение ввысь происходило на удивление легко, как и отрыв от поверхности планеты. Земля сразу поняла его. Время стало густеть, ощутимей стала среда – и  он, свободно раскинув руки, полетел.
         Человек принял звёзды, вмиг их достиг и оказался среди них. Там его встретили существа  безупречные, иные.
         Путешествуя далее, в образе музыки и слов, отрешась от людей бесповоротно, он проникал в долгожданные миры. Одни шли в пространстве, подобно волнам,  другие едва пробивались и гасли в темноте. Были такие, что приходили сами, зазывая в свои лабиринты и глубины.
          А что же его новое, пульсирующее в ритмах тело?  Оно преображалось далее, путешествуя от звезды к звезде, от истории к истории. Что это было теперь за существо, что в нём осталось от прежнего, земного? В сути его было всё, что приключилось с ним в пути, а в облике навеялись картины всех пройденных миров. Но в основе он был по-прежнему замкнут в себе, неведом никому.
          И вот, обойдя Вселенную, он вернулся со стороны иной на  прародину-планету. Он помнил язык свой, обычаи людей, родителей своих. Он мог объявиться кем угодно на Земле. Выбрать образ либо ничтожества, либо божества, произнести как безумные, так и вещие слова. Теперь он обладал безграничной силой, имел возможность утверждать. Но его настораживала память. Он помнил, отчего убежал: от безнадёги собственной и от безумия людей.
           Теперь ему не было никакого дела до людей. Он знал, ничего не изменилось в сообществе слепцов – глупость, пошлость, рутина крепко держали их на этой планете, никому не давая улететь. Он мог бы наказать кого-то, он мог любить, кого бы пожелал. Он мог многое чего на этой планете, но  он жил в движении звёздном. Идя по своей прямой, он лишь пролетел над головами у людей – и снова ушёл своей прямой.
          Люди увидели это явление прихода и  ухода – одни чудесным знамением, в виде сиявшего креста, другие, как неопознанный объект, в виде прошедшего над всем миром  кораблём, третьих коснулась Волна – и исцелила от тоски и скуки.

                ***

          Этот малыш оказался в буквальном смысле меж небом и землёй. В облаке ужаса счастье повезло лишь одному ему. Всем остальным предстояло пройти дорогу адову до конца, а ему, двухнедельному, неведомы были ни страх, ни смерть, ни ад.
         В рёве предсмертном, когда горел и разваливался на части самолёт, мать и отец его кричали лишь о нём, забыв про свои погибавшие тела. Они кричали Ему, хотя не знали, кто Он есть.
         Так и покинули мать и отец малыша в своём безысходном рёве. Ушли в последний путь к земле, а его, такого  лёгонького, то ли  волны, то ли чьи-то сжалившиеся руки понесли.
         Странно бы это увидеть и узнать – если бы кто-то всё  видел и узнал. Но для самого малыша  всё происходящее было радостно, легко. Он парил, кувыркаясь, уходя всё дальше в высоту.
         Кто бы мог сказать? Разумное, долгожданное, естественное ли течение вещей происходило с малышом, оторвав его от Земли, защитив неким коконом, передовая  от звезды к звезде. Никакого дискомфорта, никакого голода, холода, жары не испытывало его человеческое тело.
         Когда малыш подрос, пришла пора играть. Кто-то невидимый по-прежнему заботился о нём. Множество игрушек как бы сами приходили к нему: какие-то куклы, роботы, машины. Когда ещё повзрослел ребёнок, стали возле него появляться «люди»: карлики и великаны, клоуны и учителя. Приходили звери, схожие с людьми. Они играли с ним по-взрослому, всерьёз.
          Приходила к нему мать  (так она называла себя) и он знал, что единственная его защита – от неё. Возле неё он спокойно играл и засыпал. Однако, кто она, он так никогда и не узнал.
        Взрослее далее, он выходил к звездоплавателям и мудрецам. Звездоплаватели рассказывали свои удивительные истории. Мудрецы раскрывали ему суть: откуда что пошло. Откуда Вселенная и почему такое разнообразие миров.
        Однажды он почувствовал, что руки невидимые разомкнулись позади. Больше никто не вёл его, не оберегал. Всё представлялось естественным для выросшего человека. Он был во Вселенной, принадлежащей ему от края и до края. Он не знал, что такое жить в замкнутом мире, быть униженным – рабом, или скотом. Не знал он и о явлении любви, что кроется за этим словом. Впрочем, он вообще не ведал человечьих слов. Но знал (слыхал), что образ ему подобный,  мог когда-то прийти из пустоты.
        Знал он, что такое увидеть, быть и вдруг пропасть.
        И однажды явился  этот образ. Как он попал в межзвездье, в чём была  его суть – очередная тайна от Вселенной. Девичья беззащитная фигурка, удивлённо-наивное лицо. Увидев юношу, образ девичий к нему потянулся – как звёздочка к звезде.
        Юноша решил взять его, и протянул было руку, но образ был зыбкий – заколебался, как пламя и исчез. Человек  почувствовал, как рука его её коснулась и девушка робко и призывно взглянула на него, она ведь тоже была не сведуща в сиих делах. Но в отличии от него, она знала, что такое люди, знала многое про них.
         Что-то он должен был сделать с ней и для неё. Что-то руками ли, зубами, или только губами слегка коснуться до неё? Но юноша не успел – она исчезла – и он вскричал от боли. Как можно было потерять её?!
         Но она вдруг явилась снова, словно услышав его зов. Теперь она знала, что пришла пора любить. Разные до сих пор были их истории и времена. Но вот всё естественно совпало, совместилось, и это было чудо из чудес.
         Взявшись за руки, соприкоснувшись в первый раз губами, они услышали, как Вселенная  запела и заплясала от восторга.
         Странное явление в тот же миг увидели люди на Земле: звёзды будто сошли с ума – метались кто куда. Кто-то в человеческом облике летал по небу, неслыханные крики радости раздавались из глубин. Всё развивалось нелогично и непонятно для людей.
          Тайну про это знали только кошки – самые хитрые твари из зверей.

                ***

          Земля ощущала себя планетой оригинальной, хотя и пребывала возле звезды, непримечательной, банальной. Редчайший набор констант и совпадений позволил ей  воспроизвести жизнь и довести её до разума – высшей точки биосферы. Знала она, однако, что жизнь и проявление разума присутствуют во многих формах во Вселенной.
          Как существо, Земля обладала фантазией и желанием творить. Много чего было придумано планетой: динозавры и мамонты, птицеящеры и теплокровные. Всё обычно начиналось с грандиозной идеи, но всегда что-то не устраивало планету и расцветший пышным цветом вид, безжалостно уничтожался, давая ход новым безудержным проектам. Так в этой череде появился человек.
          Метод, которым самовыражалась Земля, был необычен среди планет: она занималась созданием пейзажей. Может быть зрелость, может быть мудрость, были тому причиной, но увлечение райскими мирными пейзажами сыграло свою роль. Земля придумала существо благородное и совершенное – человека – и поселила его в благоухающем саду, среди прекраснейших деревьев.
          Да, это было последнее и самое любимое дитя. Планета взлелеяла его, наделив разнообразием достоинств. Планета баловала его, прощала неразумность, откровенную ложь, немотивированную жестокость, пока не осознала, что  из её любимого детища вырос обыкновенный  хам.
          Но время было упущено, человечество экспансировало, завоевало всю планету. Полились реки крови, смердь заполнила некогда цветущие сады,  скверна, как неистребимая  опухоль, распространилась до самых сокровенных уголков. С ужасом смотрела Земля на абсурдные войны, жуткие казни, на истребление лесов, высасывание её недр. Нечисть и извращения уродовали  первозданные земные пейзажи. То, что создавалось для человека, им же превращалось в какой-то бессмысленный абсурд.
          Решилась было Земля истребить неразумных – и не смогла. Невинность и красота, то, что закладывалось изначально в человеке, теперь были в его детях. А они были для матери-планеты беспрекословное табу.
          Пыталась планета воздействовать на разум: придумывала загадки для людей. То устраивала грандиозные спектакли в небесах: появлялись некие дискообразные тела из ничего и снова уходили в ничего. То пропадали в безвременье и возвращались вновь ничего не помнящие люди. Представлялись и вовсе непосильные загадки: выходили тени с того света. Оживавшие цифры и фигуры устраивали мистерии ночью на полях.
          Но похоже, люди не признавали планеты, породившей их, вскормившей их, и не желали знать её законы.
          Тогда Земля сделала последнюю попытку. «Человечество – это одно большое существо, – она логично рассуждала. – Может все беды его оттого, что тесно ему в моей замкнутой сфере.Мало ему земной красоты Разум его изначала достоин был дальних звёзд, а я не отпускаю от себя». И пошли гулять среди людей красивые мифы о совершенных иножителях, обитающих где-то вне Земли, о кораблях, пронзающих пространство в один миг. Люди возжаждали иностранствий на инопланеты в иногорода. Неопознанное и непознанное  заворожило их.
         Но звёзды у человека никто никогда не отнимал, никто не закрывал. Достаточно было только посмотреть – и  вот ты сделал шаг первый – и занял место среди них.
         Человек наконец-то нашёл занятие, достойное себя.
 
                ***
           Как всякий дикий из зверей, Огонь любил быть прирученным и с благодарностью давал себя кормить и укрощать. От далёких звёзд и испепеляющего Солнца шла родословная его, и Огонь скорее это чувствовал, чем знал.
           Как существо агрессивное, он знал свою затаившуюся мощь. Он мог быть коварным, подстерегающим и злобным – и быть согревающим, размышляющим на темы мироздания, как и тлеющим, скрывающимся от любопытных глаз.
          Но особым явлением для Огня был Человек. Когда-то Огонь господствовал на этой планете, а Человек слыл существом малым, оборонявшимся от бесчисленных зверей. О, какая это была возвышенная сага о Человеке и Огне! Как понравился Человек Огню – что-то общее было в необузданности их. Как одолели они Лютую Стужу – своего главного врага. Как вместе пошли на остальных зверей.
          Но Огонь всегда оставался диким, и об этом должен был помнить Человек. Диким и колдовским он был ещё до появления Земли. И человеку прислуживал сам – от восхищения пред хитроумием его. Человек знал главное: зверь этот не его породы. Он видел только реакцию горения – всё остальное было неведомо ему. Но Человек придумал аллегорию Огня: саламандру, живущую в пламени, питающуюся им. Человек придумал и божество Огня: непорочное, белое, стал молиться на него.
          Между тем, Огонь, это древнее, магическое существо, давно звал  Человека за собой: уйти к началам, к беспорочным звёздам. Многим он соблазнял Человека: и грандиозными постановками северных сияний и загадками вспыхивающих звёзд и тёмной материей, не осязаемой ни зрением, ни мыслью. Наконец, он вбросил немыслимый принцип в сознание людей: Вселенная создана для созерцания людей.
         Люди, разумом, совершенно отличные от разума Огня, интерпретировали картины от Огня по своему, по-человечьи: звёзды падут к их ногам, подобно их верному Огню.
         Однако Огонь предвидел, что когда-то он с Человеком сольётся в одно необузданное существо.
                ***

        Земляне, по природе своей, обладали разумом агрессивным, любопытным. Такими они явились в этот мир, пробивая себе путь в беспощадном бытие. Таким экспрессивным, сметавшим всё иное, предполагался их путь далее – прочь от Земли.
        Человечеству требовался несокрушимый Враг, Великая Опасность. Человечество должно было сыграть свою Драму – жизнь, или смерть, всё должно было висеть на волоске. Ещё не шагнув к звёздам, лишь собираясь к ним, люди  увидели звёздных монстров; безмерная опасность шла со звёзд. И когда на Землю явились иные существа, земляне уже знали, как надо с ними поступать.
        Не было ещё у людей коварнее, извращённее и непонятнее врага – ибо пришельцы похищали и расчленяли  людей, ибо не оставляли после себя артефактов абсолютно никаких, ибо были они с суперглазами, но без носов, ибо обладали всем, но не делились с землянами ничем, ибо своим высшим разумом задавали загадки непосильные разуму людей, ибо с уродством своим посмели предстать перед людьми.
         Но самые прозорливые и отважные из землян уже вступили в бой. Надо было войти в контакт с иными, надо было понять их цели и мотивы, надо было найти их уязвимые места.
         Куда было марсианам из Уэлсовских времён до драм эпохи НЛО!
         Но почему бы не насладиться таким мифом и не поверит свято в такой миф!

                ***

         Несколько свидетелей в ту ночь убедились воочию, что происходит при контакте человека с НЛО. Видели они следующее: глубокой ночью громадный, пульсирующий огнями диск, зависнад домом, выпустил столб света и по нему всосал в себя человека, после чего в одно мгновение  исчез.
         Однако утром следующего дня, человека этого, мужчину  35 лет отроду, нашли целым и невредимым, в своей собственной постели. Жена и не заметила исчезновение мужа.
         С  психикой поначалу у исчезавшего были не лады. С беспричинным ужасом, со слезами на глазах, он смотрел на окружающих, не узнавая ни жены, ни детей, ни друзей. Со временем он, правда, отошёл, но оставался молчаливым и замкнутым до конца дней своих. Всё  время какая-то усталость чувствовалась и во взгляде и в движениях его. И никому ничего он так и не рассказал.
         А не рассказал он ничего – даже жене и лучшим из друзей – не потому что кто-то  заблокировал память, или угрожал ему.  Дело в том, что человек этот за несколько часов земного времени, прошёл по многим тропам Вселенной и прожил не один миллион лет. И везде, где бы ни был он в звёздном мире, с момента, когда, то ли похитили его, то ли попал он в какой-то природный катаклизм (это так и осталось тайной для него), он представал самым ничтожным, самым презренным существом. То он был экспериментальным  материалом и его сканировали, или высасывали кровь, то им помыкали, как низшей кастой, то эксплуатировали, как скота. А он то работал на существа более высшего порядка, то их развлекал, как паяц, заполняя их одиночество и скуку.  Он ходил от звезды к звезде, от планеты к планете и убеждался, что нет существ более низменных, чем он.
          Был он раз побегушкой-лилипутом в стране тупоголовых гигантов, а в другой, наоборот, был опутан немыслимой паутиной договоров, приказов, указов, наказов, директив в стране ничтожных карл.
                Как-то раз, обезьяны, пленив его, втолковывали ему смехотворные истины свои. В другой раз, живые треугольники, математически доказали, что он в своём человечьем теле – ноль.
                Всюду он убеждался – его убеждали – что он существо уродливое, неразумное по своей природе. И биология его не та, и инстинкты примитивно-агрессивны, а сознанием он и вовсе иррациональный, извращённый, нелогичный – словом, человек. И всё оттого, что не встречались ему ни разу существа, ни обликом, ни мышлением подобные ему.
                Так истекали тысячи и миллионы лет. Множество приключений пережил он, проживал истории немыслимые с точки зрения людей, однако, (по своей природе!) он постоянно изучал, анализировал окружавший его мир.
                Не оказалось  нигде богов вседостойнейших  и безгрешных, не было цивилизаций идеально вычерченных,  распланированных и справедливых. Везде была дисгармония, скука, никому ненужная жизнь.  И даже более –  все цивилизации, ушедшие на миллионы лет от земной, были жёстче, извращённей  и бессмысленней земной.
               Обойдя Вселенную, узнав всё о ней, он вернулся на свою планету, в своё время, в свою жизнь.
               Что он теперь мог рассказать людям и кто бы его понял? – он знал цену им, как и себе, одному из них. Он знал отныне всё: и о смысле жизни и откуда взялась материя и как укрощать страх и как победить  смерть.
               Но он перестал быть любопытным  существом – то, в чём человек превосходил во Вселенной всех иных. Он стал поистине мудрецом: всегда молчал, никого не судил, знал всё обо всех и обо всём.
               У него осталось только одно желание: он ждал своей естественной смерти и с наслаждением о ней мечтал.

                ***

         То ли случайной была эта остановка, то ли логический конец пути, для странствующего необыкновенно долго, уже не имело значения и смысла. Он высадился на эту едва заметную во тьме планету, попутно заметив, что она обладает редкостной, вытекающих из тонких сочетаний  красотой.
        Радиодиапазон планеты был насыщен до предела, он тотчас получил всю информацию об обитателях её.  Планета  называлась Земля, человечество имело три основных расы и разделено на две сотни государств. Им был оценён уровень интеллекта, агрессивности, гуманитарности, технологичности и прочих характеристик цивилизации планеты – всё  ещё не было развито, порой в зачатии, но именно это и привлекало путешествующего по мирам.
        Кто-то на Земле видел его приход в виде явления огненного шара, вспыхнувшего и погасшего в ночи. В реальности  это был сгусток из  плазмы и полей.
         Пришелец знал уже, каким он выйдет к людям, кем он будет среди них. Когда шар исчез, на ночной дороге появился обыкновенный человек, остановивший автостопом первую же  машину. Он, видите ли, загулялся на природе с друзьями, а те уехали, забыв про него.
        Так он внедрился и стал жить среди людей. Позади было долгое время странствий, окончательно утерянная родина-планета, цель, забытая, ненужная уже ни для кого и он, пропавший, неведомый  никем.
        Сначала, он, как продукт цивилизации высшей – в  научной, интеллектуальной сфере – смотрел на этих существ,  как на  туземных, примитивных.  Собственно, применяя земные термины, он был андроид – не ведавший ни зла, ни любви, ни наслаждения, ни страха. Но он был чрезвычайно пластичен, мимикричен: приняв облик усреднённого человека – сначала копировал его, потом в него играл, а далее, стал  человеком, со всеми его возвышенными и неразумными страстями.
        Когда Неопознанный влюбился в женщину земную, он ещё играл. Но вот была создана семья, появились дети;  он понял, что отныне – он родоначальник целой ветви. Он всё глубже погружался в этот мир, с удивлением  открывая, что в первобытной основе, существа эти наивны и красивы. А в детях их было много чистой красоты. И ему стало просто интересно среди них.
        Прошлое его, разумеется, было скрыто для всех и навсегда. Жена знала легенду о детдомовском прошлом. Детям в иносказаниях и аллегориях он старался донести всю мудрость Вселенной, усвоенную им.
       Однако слава, ореол чудо действия, стали расходиться от пришедшего к Земле. То вернул он к жизни сбитого на дороге ребёнка – а  как было не вернуть, если в крике неслыханном заходилась мать. То одним взглядом парализовал отморозков, напавших на двух девочек в подъезде. То на пожаре, прямо по воздуху, с верхних этажей спустил детей, а затем и взрослых. Но не компетентные органы, не всенародная слава,  не вскрыли его, не изменили, не сделали другим. « Да, вот такой я уродился, нет, ни в какие службы работать не пойду, как был обыкновенным, так и останусь им».
       Знал он, что детям его и далёким потомкам, достанутся необыкновенные гены. Это было единственное  богатство, которое он мог им передать.
        Выйдя в образ земного совершенно, этот пришелец знал, что должен умереть, да ему и хотелось умереть. Уже под конец жизни он понял, как любил жену свою – как и она его. Именно  с ней, за все свои миллионы лет, он был счастлив более всего. Он не бродил более по пустоте и был не одинок.
        Дети его уже расходились во все стороны Мира. Кто стал волшебником, кто  поэтом, кто космонавтом, а кто-то претендовал на роль вождя.
        С женой он решил умереть в один день. Сидя возле постели умирающей и видя, что уже не в состоянии ничем помочь, он, пресекая мучения любимой, остановил её сердце, а потом отключил все свои системы – раз и навсегда.

                ***   

         Условность и символика были необходимыми атрибутами этой сцены. Всё происходило в цветущем саду, вознесённом горами в небеса, в белоснежном, открытом ветру храме. Гея, на правах хозяйки, сама продумала всю постановку. Со стороны пришедших  с неба было двое. Все персонажи находились в образах людей – в этом тоже была воля богини. Ей было привычно, да и хотелось жить среди людей. Музыканты, виночерпии, летающие эльфы-слуги, также были воплощены в человеческую плоть.
         Пришельцы, явившись на золотой колеснице,  сошли с неё на чистый мрамор и тут же де материализовали её. Богиня, одетая в светло-розовую тунику, само изящество и красота, начала долгожданный диалог:
         – Много являлось невидимых и тайных, но вы стали первые, кто пожелал  раскрыться, говорить.
         – Ты – существо, планета.  Красивая, неповторимая, каких, пожалуй, не сыскать, – говорили ей пришельцы, – но ты породила монстра, наглого и безобразного монстра.
         – Но человек от жизни. Я не нарушила ни единого закона естества! – воскликнула богиня.
         – Мы – властители Вселенной,  – отчеканил один из явившихся. – Мы владеем законами её, провозглашаем истины её, утверждаем критерий красоты. Но ты, Гея, всегда была где-то в стороне. Все  свершения  Вселенной  происходили без тебя, не касались тебя, не задевали. И долго во  Вселенной никто не замечал, что что-то странное творится у тебя. Происходили какие-то истории, которые ты не  поведывала никому. А в этих историях мелькало одно уродство – человек.
         – Нет, – отвечала Земля, богиня-Гея, –  Человек мой разумен и красив. Мало того, он сам творит прекрасное,  отличное от нас, богов.
         – Только боги могут творить и рассуждать! – воскликнули пришельцы. – А посмотри, какие извращения породил твой человек. Какие войны и безумства, какая грязь вокруг него. Скоро он отправится к звёздам – и там станет всё разрушать и извращать.
         – Вы  не видите в человеке ничего, – отвечала печально Гея, – всмотритесь, как слаб человек, как одинок. Всё от отчаяния людей. Во вспышках, импульсах и воплях проходит их очень маленькая жизнь.
         – Мы пришли, дабы подправить человека, – говорили Властители Вселенной. – Есть истины  несомненные, они обязательны для всех. А человек твой давно вышел из законов, далеко за них ушёл.
         – Нет, вы не знаете людей, – упорствовала богиня, –  ещё не рождалось существ печальнее на свете. Иметь разум, коснуться им сверхдальних звёзд – и  знать про собственную  смерть.
         – Но если сделать их бессмертными? – предположили всемогущие боги.
         – Тогда это будут не люди, – тяжело вздохнула богиня. – Да я и не дам так погубить моих детей.
         Вдруг откуда-то послышался детский смех и на  Олимп, недоступное для смертных место, выбежал неведомо чей, неведомо откуда взявшийся малыш. Возможно, на минуту  потерянный уснувшей матерью,  он ненароком забежал в божественные времена.
         Ребёнок едва ходил, покачиваясь и смеясь, оттого, что так многое умел. Малыш увидел богов, но он про них не ведал ничего  – и  никого не признавал.  Он был предтеча человека, но не человек. Увидев образы людей, смеясь, он к ним пошёл.
         Засмеялась Гея, в ладоши хлопнула и протянула руки – подхватить  бесценное дитя. Но малыш хотел ходить и увернулся от протянутых навстречу рук. Дитя закричало, упрямо замотало головой и направилось, едва не падая, к пришельцам, к их изваянным телам.
         Рушились, пропадали извечные законы. Времена низвергались, цвет и свет менялись на глазах. Вздрогнули неприступные боги и, обернувшись, помчались прочь – от этой дикой неистовой планеты, неся невиданную весть.
         Гея тем временем догнала визжащего малыша и отдала его матери, вышедшей из-за колонны храма. Женщины посмотрели друг на друга – и  обе рассмеялись от души.