Глава 29. В Софийском соборе Киева

В соборе началась не литургия,
Он всех желающих не мог вместить, 
Коль служба не похожа на другие,
Бояр решили только пропустить.
Но те, кто ближе всех стоял к собору,
Протиснуться пытались сквозь щиты,
Но тщетно (проще было сдвинуть гору).
Ещё и копья тут им в животы.
Недолго потолкавшись, отступились,
Им гридни мирно: «Не балуй, мужики.
Не напирай, пока не рассердились
Да ваши не пощупали кишки».
Толпа молчала, словно бы застыла
Пока глашатай грамоту читал.
Дослушав, площадь тут же забурлила,
К себе всё каждый в мыслях примерял.
Кто плакал, радуясь, что стал свободным
От всех долгов, которые имел.
Другой, недопоняв пока чего-то,
Вопросами соседу надоел.
Кто хмурился, с надеждою расставшись,
Свои убытки в будущем считал
Уныло, ликом сразу полинявший
Да бороду, не замечая, мял.
Никто не оставался равнодушным,
Касалось всей дальнейшей их судьбы,
А жили..., разве можно ещё хуже!
Где каждый день десятками гробы.
А так же волновал вопрос сугубый:
«С жидами князь теперь поступит как?
Давно они у нас зело не любы.
Неужто всё как есть оставит так?».
И площадь не пустела, ожидала
Конца молебна, чтобы лично князь
Ответил всем и прежнего ругала
За всё подряд, нисколько не таясь.
Народ сюда собрался разномастный,
Свободой заражённый, как чумой.
Хватало умных здесь и языкастых,
А так же с репутацией дурной.
Дела поправишь, лишь уступки сделав,
О них глашатай только что сказал.
Голов достигнув, слово возымело,
Сейчас к дубью никто не призывал.
Но фраз ядрёных не чурались в спорах,
Поправки княжьи по сердцу не всем.
Проблем повсюду накопился ворох
И что последует теперь затем?
               
Никифор сам повёл сегодня службу,
Тем значимость сугубую придав,
С благою радостью не показушной,
С благодарения Творцу начав.
В соборе нынче празднично, как в Пасху,
И свечи ярче, чем всегда, горят.
Молитвам вторя, хор поёт согласно,
От благовоний сладкий аромат.
Устроено средь храма место было
Для акта поставления на стол,
Но чувств оно тщеславных не будило,
Владимир знал, на что сейчас он шёл.
Князь встал, как было велено обрядом
На это место ликом к алтарю.
«Вот также здесь отец стоял когда-то, -
Надежды не было, что повторю».
Додумать дальше не успел, Никифор
Напротив став, благословил крестом.
Умолкли певчие и стало тихо
Да так как будто никого кругом
Лишь кроме их двоих и лика Спаса
И этой необычной тишины,
Наполнившей собор собою разом
Для тех минут, что им отведены.
Митрополит накрыл главу рукою,
Когда её пред ним князь преклонил.
Прочёл молитву громко, также стоя,
Прося Творца, чтоб властью наделил
Владимира над всей землёю русской,
Престол великий киевский вручив,
Чтоб силы дал нести нелёгкий груз свой,
В поступки мудрость наперёд вложив.
На службе не был князь сосредоточен,
Воспринимая всё как ритуал
Необходимый, но в ряду всех прочих
Обычай этот сильно возвышал 
Над своевольным княжеским всем родом.
Правами наделял им управлять,
Но властвуя с умом, без превосходства,
В междоусобицу князей не вовлекать.
Следя за ходом службы отвлечённо,
Порядок чина соблюдал её:
Молился, как и все и клал поклоны,
Но тут же размышляя о своём.
В день завтрашний пытался князь проникнуть,
В туманность будущего кинуть взгляд.
Ведь надо к новой роли попривыкнуть,
А трудности дороги не страшат.
Без глаза князь не оставлял Андрея,
Каким бы делом был не занят он.
Одиннадцать и многое умеет,
Ещё лет пять от силы и на трон.
Пока пусть малый будет и удельный,
Судьба, она изменчивая ведь.
Фортуна как незримые качели —
Не всякому дано поймать суметь.
И тут припомнилась беседа с сыном,
Когда он, рассуждая, говорил:
«Ты князь! Не прячься никогда за спины.
Но крепко помни — всем не будешь мил.
Удача не приходит, сын, к ленивым,
Не жди, что в руки вдруг сама придёт.
Готовится трудом лишь кропотливым,
Потратишь не один, возможно, год.
Но каждодневным и неощутимым,
Порой не очень ясным для слепцов.
Пройдёт, бывает, без вниманья мимо
На реки пролитых тобой потов...».
К чему об этом вспомнил? Непонятно.
Князь сам ответить бы едва ли смог,
Но мысли бегают туда-обратно
Вот как сейчас и распаляют мозг.
Но некогда пока  в них разбираться,
Они своею странностью живут
И до поры, известной им, таятся
И нужную минуту напрягут.
Князь глянул на Андрея, оглянувшись,
Но коротко и будто невзначай.
Откинул мысли, в омут свой тянувшие,
Решил: «Вперёд пока не забегай».
Уверен, дальше в думах отправляясь,
Что в степь, в иной чужой предел 
Гонцов сейчас летела борзых стая,
О нём сказать спешили, что воссел.
Но это, понимал он, скоро канет.
Оставит след событие, умрёт?
В упор неотвратимо завтра встанет
Мирское и оно уже зовёт.
Продолжился обряд затем ектенией —
Молитвой-просьбой краткой обо всём:
О мире, хлебе и об исцелении
Больных, беда чтоб обошла их дом.
И возглас: «Миром Господу помолимся»
Вернул к происходящему его,
В сторонних мыслях бывшему дотоле,
Напомнив, — кто он здесь и для чего.
И, сердцу повинуясь, князь молился,
Христова покровительства просил,
И чтоб с дороги избранной не сбился,
И всё, о чём мечталось, воплотил.

Уже молебен плавно завершали
Молитвой Богородице Святой.
В конце всем многолетье пожелали
Сменилось пенье хора тишиной.   
Митрополит, к Владимиру вернувшись,
Довольный и, смотря в глаза, сказал:
«Я знаю, князь, что ты умеешь слушать.
Теперь дороги нет тебе назад.
По Божьей милости живи и здравствуй 
На лета многие - великий князь
Земли всей Русской, ты по правде властвуй,
Имея Божий страх, не горячась.
И попечение о православном
В себе неси о христианстве всём.
И к людям в милости будь неустанной,
И тяжбы праведным веди судом.
А мы тебя благословляем, сына
И господина. Просим за тебя
Всевышнего, болезни чтобы минули.
Молитва с верой дух пусть укрепят».
Владимир выслушал митрополита,
Распятие в его руках поцеловал,
Но радости не ощущал избыток,
И глядя здраво вдаль, не ликовал.
Не в лучший час достался трон великий,
В среде князей прибавится врагов.
Его духовное родство с владыкой
Не значило в их жизни ничего.
Хозяином был каждый в своём доме
И взгляд имел на Киев тоже свой.
Не все ломались в поясном поклоне,
Хотели стать лошадкой заводной.
Одних потом князь силою принудит,
Иные сами рады сильному плечу.
С Олегом будет зыбок мир и труден,
Прибегнуть мудрость им не даст к мечу.

Открылся  храм и площадь оживилась,
Оттуда вынесли хоругви и фонарь,
Господний крест. За ними появилась
Икона Божьей Матери и пономарь
Наверх поднявшись, звонницу встревожил
И медь послушно голос подала,
Стекала звоном радостным к подножию
И горожан на крестный ход звала.
Священники по двое чин за чином
От младшего так шли по старшинству.
Никифор далее, Владимир с сыном —
Почти по Репину, но наяву... .
И гридни разомкнули оцепление,
К процессии примкнуть, давая всем.
Не всякий год случалось поставление
На княжество и знали кто за кем.
Вмешался город в княжеский порядок,
Расстроил, непокорность проявив.
Теперь здесь мономаховичи сядут,
На четверть века распри прекратив.
...Закрылись за последним в храме двери
И шествие направилось в обход
Собора посолонь*, молитв не пели.
В минуты эти Богом мысль живёт.
Шли люди с непокрытыми главами
Неспешно, молча. Только шорох ног
Слыхать, да невзначай между рядами
Скользнёт порой негромкий шепоток,
Но тут же смолкнет, встретив укоризну
В глазах идущих рядом прихожан.
И вновь живая тишина повиснет,
Ни думам не мешая, ни ушам
Диакона услышать громкий голос:
«Помолимся же Господу рцем си».
И кланяться за ним с молитвой долу,
И о спасении своём просить.
Не все, пришедшие сюда, к собору,
В процессию вливались и брели.
Лишь те, кто видел в том себе опору,
Кто сердцем к христианству приросли.
Другим причина быть, была иная,
Они от князя ждали новизны.
А крестный ход, без веры созерцая,
В них вышних чувств не возбуждал волны.
Так было присно, так вовеки станет,
У всех сердец своя дорога в храм.
Длиною в жизнь нередки расстояния,
Решает, выбирая, каждый сам.
А церковь не ленилась, просвещала,
Несла повсюду веры огонёк.
Но, как при прадедах, не принуждала,
От слова пастыря был больший прок.
С рождения Андрею это близко,
Духовное слилось в одно с мирским.
Через сию формировался призму
Мир внутренний умом его живым.
И набожность отца была примером,
Его поступки в брани и быту.
Но их оценивать не брал он смелость,
Не соответствовало возрасту.
Проникнувшись учением Христовым,
Сумняшеся ничтоже шёл за ним.
И хоть мальчишкой рос он не бедовым,
В нём князь и воин жил, не херувим.
Но «я» своё проявится в нём позже,
Когда получит власть из рук отца.
Когда он сам в делах простых и сложных
Решать начнёт от первого лица.
Он, следуя течению потока
И общему настрою в нём людей,
Не размышлял, возможно, о высоком,
Но взором не пустым на всё глядел.
И не казалось княжичу не важным,
Происходящее сейчас при нём.
Бояре не вели себя вальяжно,
Но, как и все миряне, шли молчком. 
Народ за ними, к Богу мысль летела,
Душевных каждый набирался сил.
А площадь уже громко не шумела,
И звон торжественный над градом плыл.
Три раза обернулись вкруг Софии,
Закончив, где начали, Крестный ход.
Как тут же двери храма отворились... ,
С народом князь остаться предпочтёт.
Всех длительность обряда утомила;
За этим ли сбежался люд сюда?
Хотя, ведь, общество на стол просило,
Какого это стоило труда!
Теперь от князя ждали слов и действий,
Способных показать на что он гож,
Воздать хотелось тем возмездие
Кто годы взращивал здесь зло и ложь.
И патриарх не торопился с клиром**
Священников в тот час же уходить.
Он должен был Владимира пред миром
Великим нынче князем объявить.
Без церкви, без её благословения
Князья бы самозванцами звались.
А, значит, повод был для отчуждения
Поддержки от неё, - чего коснись.
Не стали искушать толпы терпения,
Взошёл Никифор первым на помост.
Толмач, с глашатаем в сопровождение,
И князь — уже хозяин, а не гость.

Священники, бояре свиты княжьей
Остались, скучившись, у входа в храм.
Лишь цепь из гридней отгораживала,
Давая пищу колким языкам.
«А эти, ишь гляди, отгородились,
О нас себя боятся замарать, -
В толпе, смеясь, язвительно острили, -
Вот нам бы так — ни сеять, ни пахать».
Подхватывались едкие словечки:
«Молитву спел с амвона, покадил,
Зажёг, поставил кому надо свечки
И, вроде, как святым всем угодил».
Но люди обрывали пустобрёхов,
Стыдили за напрасную хулу:
«Судить по брюху — сам живёшь не плохо,
Но язычок сродни твой помелу.
Ума вот только Бог не дал большого,   
Поэтому плетёшь невесть о чём;
В часы зачатья не было другого,
Но этим ты вельми не огорчён...».
То здесь, то там взвивались перепалки,
Пока помост пустым был вечевой.
До ссор не доходило и до свалки,
Не редкий в спорах этих мордобой.
Но улеглось, когда взошёл Никифор,
Да князь Владимир вкупе тут же с ним.
И вскоре площадь наконец утихла,
А пастырь бросил вдруг в толпу: «Шумим!».
Совсем нежданное, сбивающее с толку,
Язвительно шутливо произнёс.
И тут же с горечью, серьёзно: «Столько
Напрасно крови пролито и слёз.
Скорблю, молюсь за вас и плачет
Душа моя и к Богу возношу
Слова свои, чтоб головы горячие
Не привели нестойких к правежу.
Смирите гнев, возрадуйтесь, кияне!
Сегодня князь Владимир возведён
На стол на киевский. Желанный вами
Всевышней милостью благословлён.
Отныне он судья и благодетель,
От беззакония защитник и врагов.
А мы помолимся о многой ему лете,
Его трудах и пользе их плодов».
Толмач переводил из слова в слово,
Глашатай громко их в народ ронял,
А у того был к князю взор прикован,
В речь пастыря поверхностно вникал.
Она была не пафосной, короткой
Но нужной в этот день для всех и час.
О будущем в ней слышалась забота
И личная к Владимиру приязнь.
По сути об одном была, однако,
К ней люди, к правильным её словам
Необходимым, отнеслись двояко:
«Поднёс как хлеб с мякиной пополам...».
Спустившись, он остался у помоста,
Толмачь за ним, как тень, не отставал.
Шумок взметнувшись, ветерком пронёсся
И так же скоро, как возник, пропал.
Что людям  князь, хотелось слышать, скажет;
Встречали ликованием приезд.
Теперь, когда они в одной упряжке,
Теряет смысл поднявшийся протест.
Но можно всё угрозами испортить,
Людское мнение здесь столь сильно
И с Вече лучше бы пока не спорить,
Достаточно ещё возбуждено.
Народу князь вторично поклонился,
Потребовал рукою тишины,
Но слово говорить не торопился,
Слова сейчас особые нужны
Помимо сказанных здесь в час приезда.
Чтоб сила правды прозвучала в них,
Чтоб страхи, в людях жившие, исчезли,
Но гор не обещали золотых.
Никто их в одночасье не насыпет,
Пустая эфемерная мечта...
Как жадность человечью не насытить -
Не хватит поколений всех труда.
«Кияне, - начал князь, - не ждите манны,
Трудом устроим с вами жизнь свою
По заповедям божьим, без обмана.
За этим, обещаю, присмотрю.
Бросайте бунтовать и жечь усадьбы
И грабить, как с большой дороги тать.
Иначе мне придётся всех отвадить,
Кто станет, не унявшись, продолжать.
К вам с миром я, а не с мечом и плетью,
Услышав клич, - «Приди», - из ваших уст.
Господь предшествий всех свидетель
Сподвигнувших принять мне этот груз.
Но, аще не придусь вдруг вам по нраву,
Могу сложить венец и князь Давид
Тогда займёт стол киевский по праву
И он желаньям вашим подсобит».
«По нраву, князь, аль нешто сам не видишь, -
В ответ летели громко голоса, -
Да только ты пока как небожитель,
Спустись на землю, про жидов в глаза».
«Скажу о них как мыслю, не скрывая, -
С ответом князь, подумав, не спешил, -
Как с ними быть, пускай князья решают,
На мельницу их воду я не лил.
Но вы без нас изрядно погромили
Бежали все, спасаясь, кто куда,
А кто замешкался, отстав, побили.
Вернуться ли теперь они сюда?
Навряд ли. Вкрадчивы и осторожны.
Чтоб вновь попасть им здесь в переполох?
Осядут там, где будет понадёжней,
Притом используют любой предлог.
Теперь не это главное, кияне...».

Владимир говорил совсем не долго,
Что было нужно —  сказано пред тем,
Но убеждённо, твёрдо и без торга,
Чтоб было ясно, - кто пред ними, - всем.
Им предстоит понять, но постепенно,
Когда налаживаться жизнь начнёт,
Когда из беспросветности на смену
Порядок и достаток в дом придёт.
Когда земля от войн междоусобных
Вздохнёт свободно. Пахарь на заре
Засеяв ниву, он никем обобран 
Не будет, чтоб оказаться в кабале.
Все коршуны степные усмирятся,
Дворы вечерних стран умерят пыл,
И станут в дверь уже стучаться,
А не ломиться – лях то будь иль сир… .

Сложилась княжьей жизни повесть,
Всех дней его ещё не эпилог.
Но кланяться потомки будут в пояс
За то, что землю Русскую сберёг.


07.05.2019 г.

_________________________
* - по ходу солнца
** - высшее духовенство