Три поэта

Морщинилась лысина в мареве дымном.
Топорщился мято пиджак.
А трое - в счастливом восторге взаимном.
Землянка-купе. Полумрак.

Дрожащей рукою гасил сигарету
Четвертый, смущенье тая.
Те три старичка - фронтовые поэты.
Четвертый - растерянный я.

О ранах своих анекдоты пускали,
Истории вязью плели,
Экспромты лихие легко сочиняли
И гнули стальные рубли.

«А вам было легче! Ведь явный вражина
Ломился нахрапом на вас, -
Подумалось мне в полумраке пучинном. -
Но дело иное - сейчас.

Как нынче богата и как ядовита
Палитра неправды и зла!
Мы благополучны и вроде небиты.
Но если бы старость могла,

И если бы юность доподлинно знала,
В какие мишени стрелять,
Где зло затаилось, в чем правда увяла.
Хотя бы с чего начинать! -

То стало бы ясно: еще не зарыты
Таланты на подвиг у нас.
А мускулы наши - не лыком прошиты.
И зорок натруженный глаз».

Так думал я. Вдруг произнес сухощавый
И скрюченный вдвое поэт,
Сверкнув юным оком, с улыбкой лукавой:
«А легкого времени - нет!

Страданий на каждое, друг, поколенье,
Приходится поровну, но
Различны по форме они. К сожаленью,
Предвидеть их не суждено.

Кровавы ль? Бескровны? Что «лучше», что «хуже», -
Не нам, человекам, судить.
Но зло распознать и давить его, друже,
И значит, по-моему, жить!»

«Отбросьте укоры! Нытье - бестолково! -
Добавили двое других. -
Мы дали примеры и дела, и слова.
Сумейте использовать их!..»

Две сивые головы были вихрасты.
А лысина - розой цвела.
Поэтов-бойцов простодушная каста
Слова превращала в дела.

Они вспоминали, как небо рыдало.
Они вспоминали бои.
Но - Бог мне свидетель! - мне чудиться стало,
Что сверстники это мои.

1984