И этот бой - затихнет до утра!

И этот бой - затихнет до утра!
Мы всю росу, с травы уже стряхнули.
И снова воцарится тишина.
Есть время, чтоб солдатики уснули.

Уносим раненых, а мёртвых предадим -
Земле сырой, политой алой кровью.
И залпом ружий, небо возвестим.
Чтобы принЯло, души всех героев.

Мы дело правое ведём - ты нас прости!
Да! Убиваем мы, людей, себе подобных.
Ведь не просили же, их в гости к нам идти!
Устал терпеть народ, гиен-шакалов злобных!

Их дерзости, нахальства беспредел,
На своих "шкурах" мы, по полной испытали.
Душ наших не щадили, не щадили тел -
Сквозь муки ада, мы к победе дошагали!

Стряхнули с плеч мы, мерзкую зверюгу!
Загнали в угол - жалостно скулит.
Но норовит, проворно изловчиться.
И со спины, всё прыгнуть норовит.

Вколотим кол, осиновый скорее!
Вампирам, этим - гнусным упырям!
И сапогом раздавим эту нечисть!
Возьмём шинель и с песней по домам!

================

Во дворе «Мерс» поцарапал дверь «Оки». Из «Оки» вылезает дед с криками… Из «Мерса» вылез парень, дал по лицу деду:
— Моя фамилия Гельцер! Мой отец судья…
Дед сел, разогнался и протаранил «Мерс», со словами:
— Я в войну танки таранил, а тут всякие немцы меня бить будут!
Гельцер с матюками вывалился из машины, размахивая в сторону «Оки» битой…
От дворовой лавочки отделились три молодых человека, один из них резко подскочил к разбушевавшемуся «сынку» и коротким ударом в челюсть вырубил падонка.
— Вы кто, сынки? — поинтересовался старик.
— Партизаны, отец… партизаны…
Балконы многоэтажного дома аплодировали стоя.