Ветры надежды

     Как-то утром, придя на работу, увидела, что за столом напротив никого нет. Он пустовал в течении дня. Оказалось, что Алексей срочно уехал. Вот так: засветилась яркая звезда на нашем псковском небосклоне и тотчас погасла!
     - Ты что, с Луны свалилась? Он ещё вчера после обеда взял расчёт. Кажется, в Москву укатил, - сказал мне Глеб.
    - Вот это да! Что стряслось?
    - В бухгалтерии сказали, что приходили какие-то люди, проверяли его документы.
     Позвонила Светлане – поделиться новостью.
    - Его ищут. Всё, не могу говорить! - быстро сказала Света и бросила трубку.
    Только сейчас я стала догадываться, что их первая  встреча была не единственной.  Для неё этот человек, умный, интересный, окутанный тайной, стал той яркой вспышкой, которая порой неожиданно обжигает и более искушённые любовными страстями сердца. Да и она, эта псковская звёздочка, поэт от Бога, могла в нём тоже  зажечь ответный огонь. Раз скрыла даже от меня – это серьёзно.


    Ведь рассказала же  мне как стала женой Игоря, а вот о своём увлечении, возможно, о впервые проснувшемся в ней чувстве любви – умолчала, сохранив в тайне их короткие, но, видимо, такие значимые для  её души встречи.
     Я приняла это её решение никому не доверять свою тайну. Всё же разница в возрасте помогла мне не стучаться в её потерянную душу. Полагала, что они  могли переписываться, а может я придумала это. Хотя дальнейшие события подтверждали такое  предположение. Теперь мы совсем редко встречались со Светланой. У меня было дел по горло по вечерам, а Света замкнулась в себе.
     Вскоре стало известно, что во второй половине декабря снова состоится семинар. Ожидался приезд заведующего литературно-художественным отделом «Лениздата» Бориса Друяна.


     К этому времени я уже знала многих псковских  поэтов, мы встречались в библиотеках. Теперь я уже не так боялась читать  свои стихи на встречах.  С прозаиками  занимался Юрий Куранов, группу поэтов вели Игорь Григорьев и Борис Друян.
    Каждому поэту полагалось прочесть по два стиха.
    Я остановилась на тех, что написаны были давно, но Игорю Николаевичу их  ещё не показывала. Иначе подумает, что  за его спину прячусь.
    Первое – «Награда» – не вызвало никаких споров, оно понравилось руководителям. Зато второе было принято не однозначно. Оно  было посвящено моему детству и называлось «Воспоминания».
   Сибири,  краю,
 где осталось детство

Лесов резных осколочки –
Сибирские околочки,
С утра там солнце грозное,
И ветер шаловлив.
Там стройные берёзы
Пасут траву покосную,
И окунуться хочется
В зелени разлив.

Здесь лес и степь.
Здесь жили мы,
В ночь стадо сторожили мы,
У клуба в это времечко
Кружилась молодёжь.
И, может, слёзы капали,
Но стерегли мы с папою
Коров совхозных, лапушек, -
Вдруг подадутся в рожь?!

Хоть много лет исполнилось,
Но ночи те запомнились:
Костры, и звёзды вечные,
И мерный чавк коров.
Ах, младость быстротечная,
Ты не была беспечною,
Но ты дарила щедро нам
Надежду и любовь.


  Ох, какой спор разгорелся! Одни говорили, что очень   хорошее, эмоциональное стихотворение, другие утверждал, что размер нарушен. А Игорь Николаевич заявил, что леса в сибирской лесостепной полосе зовутся не «околками», а «колками».
     Но я семь лет жила в Омской области, и там все называли эти леса именно так, как написано у меня! Получилось так, что с моим стихом провозились больше всего. Я уже и не знала: то ли плакать, то ли радоваться. Спор завершил Борис Друян, сказав, что в разных уголках огромной Сибири могли по-своему называть эти леса, а сам стих похвалил.


    По окончании семинара,  Игорь Николаевич пригласил меня и Сашу Гусева  прийти к ним  почаёвничать. Мужчины пошли вперёд, а мы со Светой отправились в магазин.
    Когда мы пришли, мужчины уже сидели за столом и потягивали водочку. Мы быстро приготовили закуску и присоединились к ним. Разговор был оживлённый, обсуждали  и новые издательские планы. А время бежало вперёд, я заторопилась домой. Автобус так поздно не дождаться, а возле сквера у Мирожки не очень приятно идти одной.
    Я  напрасно волновалась. Вслед за мной поднялся Друян и  вызвался проводить меня.


    Его  интересовала моя судьба. Я коротко рассказала о всех  событиях сумасшедшего полугодия жизни в Пскове.
    - И что, замуж собрались?
    - Никто не зовёт. Да я вообще сомневаюсь, получится ли у нас семейная жизнь. Слишком разные мы люди.
    - А как бы вы отнеслись к предложению переехать в Ленинград? В нашем отделе пустует место младшего редактора. Поднатореете, потом и редактором станете, образование позволяет, литературой интересуетесь.


    Я не поверила своим ушам. Мне такую работу предлагают?
   - Это так неожиданно.
   - А вы подумайте. Но недолго. Свято место пусто не бывает.
   - Я подумаю.
   - Вот и славно. Мой телефон у Игоря возьмёте.
   Мы распрощались. Ночь я провела беспокойную. Снова новый город? Снова всё начинать сначала? Прощай семья, прощай мечта о ребёнке.
   Утром позвонила Светлане.


   - И что ты решила? – Каким-то напряжённым голосом спросила она.
   - Нет, Света, наверное, не решусь.
   Разговор закончился. Рабочий день был в разгаре – планёрка, подготовка отчётов и прочее.  Мои ночные переживания  отступили. Всё, решение принято. Утром следующего дня я позвонила Светлане. Ответил Лев Маляков.
    - Светлана уехала.
    - Куда?
    - В Ленинград.
    И положил трубку. Куда, зачем?


    Светлана не вернулась из Ленинграда ни через неделю, ни через месяц. Она уехала от Игоря насовсем! А позже, то ли от своих ленинградских друзей, то ли от Малякова, который часто общался с лениздатовцами  и был в курсе всех новостей, Игорь узнал, что Света потеряла ребёнка. Я чувствовала, что между мной и Игорем разверзлась пропасть. Но известие, что Игорь отдал ей свою квартиру в Ленинграде, меня потрясло. Какая сила духа, какая всё понимающая любовь жила в этом человеке! Как-то вечером, закончив работу по ремонту в комнате и устроившись на диване, я впервые за последние недели взялась за ручку. Из головы не выходила история Светланы. Сами собой вместе со слезами  потекли строки:
Пела птица привольно
над простором полей.
Замирал мир невольно:
то поёт соловей?
Эту птицу приметил
славный певчий седой.
Над просторами встретил
и позвал за собой.
Завораживал пеньем,
край другой показал,
лаской и умиленьем
он её окружал.
Чуткий певчий, скрыв горе,
грусть её ощутил.
И  на волю, как в поле,
дверь открыв, отпустил.
Не сложилось, не спелось –
на  судьбу что пенять?!
Им дана была смелость:
всё простить, всё принять.


    Кому я могла показать этот стих? Игорю, чтобы травить его душу? Малякову, который тоже  переживал за друга? И я положила листок в свой архив – до будущих времён. А потом и забыла про него – считай, на целых пять десятков лет. А он сохранился! Вот ведь как бывает!
    Мы с Александром уже перебрались в новую квартиру, теперь вечерами я спешила домой, нагруженная авоськами. Аппетит у Александра  был отменный, и приготовленная  курица в один присест исчезала со стола вместе с картошкой и салатом. Назавтра всё повторялось. Правда, часто наши вечера заканчивались в «Авроре», но они не доставляли мне радости. Не могла привыкнуть к шумной компании его друзей-офицеров, к их шуткам, порой  с «перчинкой».  Танцевать отказывалась: что за радость переступать с ноги на ногу, да и крутить виртуозно задом я не научилась. На танцах в ДКП оркестр часто играл танго и вальсы.


    Порой там появлялась пара, которая танцевала слаженно, но главное, по-старинке. Я от них не могла оторвать глаз. За это и получала  упрёки в моём знакомстве с мужчиной, и мы часто уходили с ресторана молчаливыми, а я вообще в слезах.
    Близился конец декабря 1968 года. С давних пор у нас в семье была традиция: где бы мы не жили, но в день рождения мамы, а он совпадал с католическим Рождеством, мы собирались за праздничным столом в Краславе. Прошло уже без малого  полгода моего пребывания в Пскове, а я так и не удосужилась навестить родителей. Конечно, новая работа захватила меня, я всегда с радостью отдавалась ей. Но и не хотелось рассказывать о своих невзгодах, а их бывало немало за этот срок. К тому же я уехала так далеко от дома в погоне за своей мечтой, а она убежала так далеко за мой жизненный горизонт!


    Но вечер 24 декабря я не могла пропустить и, взяв на работе трёхдневный отпуск, собрала в сумку припасённые заранее подарки, оделась потеплее и отправилась в Черёху ловить попутную машину до Латвии. Прямого поезда до Краславы не было, он шёл на Ригу  южнее. Да мы и в Сибири, и позже в Латвии пользовались этим транспортом. Времена были другие, разбоя или насилия на дорогах не было, да и дешевле стоила поездка.
    Было полуденное время. Я стояла на трассе возле магазина, но как на грех машин в сторону Латвии в этот день не было, а доехать до Красногородки и там ждать снова попутку – рискованно,  ведь не лето.


    Простояв на морозе  добрых три с лишним часа, я окончательно замёрзла. Декабрьский день недолог, в шестом часу темно. Прости, мама, но я не приеду в этот раз к тебе! Подождав городской автобус, я поехала домой.

   Продолжение следует