Т36. Двор. Голосование

Для "Щ-листа" отобрано 26 стихотворений. Ради большей объективности при голосовании произведения приводятся здесь без указания авторства.
*****************
1. Старый двор

Проскрипит калитка что-то жалобно,
Я поглажу пальцами забор —
Приглядись, узнай меня, пожалуйста,
Мой полузабытый старый двор.

Стал как будто тише и приземистей
Некогда большой весёлый дом,
Мне кивает с горечью и нежностью
Клён, шумевший под моим окном.

Как морщины, разбежались трещины
По фасаду ветхого жилья,
И не мама, а чужая женщина
Из окошка смотрит на меня.

Рыжий кот заснул на старой лавочке,
На балконе сушится бельё,
Так же малыши играют в салочки,
Только всё чужое, не моё.

Постою незванной и неузнанной
И тихонько выйду из ворот.
Мне посмотрит вслед глазами грустными,
Потянувшись, только рыжий кот.

2. Вкус лета

Вкус лета нестерпимо кисл.
Горячим паром – со двора.
Простых вещей глубинный смысл
Крадёт опальная жара.

Всем достаётся от неё –
Ей достаётся ото всех!
Как печь, раскалено жильё,
Притихли споры, ссоры, смех…

Прокисших мыслей бродят щи.
Поэзия, с ума сойдя,
Не кажет нос: ищи-свищи –
Наверно, тоже ждёт дождя!

На кафель щёки уложив,
Под ванной спит британский кот.
Пыхтит, бедняга, еле жив,
Но терпит мудро третий год…

До августа, ещё чуть-чуть…
До сентября додребезжим –
Осенний бриз расправит грудь,
Привычный всем вернёт режим.

Пусть время выставляет счёт –
С ним торговаться не с руки…
Мы с Музой встретимся ещё
На взлётной полосе строки!

3. Альт

Мы вышли в открытое море
Николай Букин

Я сегодня вышел, но не в море —
двор знакомый, улица, асфальт.
Вдруг услышал — радость или горе? —
скрипка, что ли?..нет, похоже — альт.

Тёплый, будто бархатная штора,
звук меня окутывал. Вокруг
жизнь неслась и хмурилась сурово,
не воспринимая этот звук.

В суете, в погоне, в рваном ритме
мчащихся и стонущих авто
жизнь неслась, не зная о молитве
музыки, которую никто

не услышал, не узнал, не понял,
и никто не замер на пути,
чтобы вдруг горячие ладони
к небу или к сердцу вознести.

Видно, боги оказали милость
только мне. И под волшебный альт
жизнь неслась, но всё преобразилось:
двор знакомый, улица, асфальт...

4.

По ангелу – тебе, и мне, и всем.
Как будто божьих тварей миллионы
и лучшее из редкостных поэм
запрятано в их шёпоты и звоны…
Ты несозвучен. Ты – не ко двору.
Ты – диссонанс в мажоре и в миноре…
Тогда хотя бы по крылу, перу,
по голосу, что в ангеловом хоре
срывается до бездновых высот,
где места нет ни свету, ни блаженству…
И если вдрызг, фатально не везёт,
тогда хотя б по шелесту…
по жесту…

5.

Зиме подстать

Часы показывают восемь,
Шальных лопат многоголосье
Мешает спать.
Опять мело всю ночь и утро –
Земля под толщей перламутра,
Зиме подстать.

Иду во двор, флешмоб удачен:
Бросаю снег с самоотдачей
И ввысь, и вдаль,
Растёт сугроб – меня не видно –
Ещё немного, он достигнет
Верхушки Альп.

Шале в горах, пейзаж красивый –
Недостаёт мне нежной силы
Твоих ручищ.
Конечно, я не про лопату,
А просто ты исчез куда-то,
Давно молчишь.

Мы совершенно не похожи,
Непостоянный, впрочем, тоже
И любишь снег.
Здесь есть вай-фай и всё для счастья –
Ты, если можешь, возвращайся.
В недолгом сне.

6.

Сползает полдень тенью от сарая
На двор, на дом, сгущая тишину.
Бросай слова, нам не дойти до (к)рая,
С таким свинцом в межреберном плену.

Начни бросать отсюда до расцвета,
В меня, в окно, в желтеющую сныть.
Оставь их здесь, в последней капле лета,
Которую до дна нам не допить.

Дорога по утру свернёт на осень.
Для многих тут кончается кино.
Но мы, смотри, летим! И время нас уносит
До края и за край
в разбитое окно.

7. Журавель

Ты не слушай меня, не слушай,
обезумевшую в ноябре!
Не бывать мне унылою клушей
на тоскливом птичьем дворе.
Не нужна мне синица в руки —
ясным светом зовёт апрель:
обессилевший от разлуки,
рухнешь с неба ко мне, журавель...

8. Арбатские грибы

Судьбы "арбатская медаль",
За что ты мне - неведомо,
Но жизнь с тобой, как пастораль,
Родному месту предана.

Когда с бульвара птичий клич
Будил и душу радовал,
Сам Николай Васильевич *
В окно моё заглядывал.

Пойду по зелени дворов,
Столяр знакомый встретится,
Он в скверике набрал грибов -
От счастья так и светится!

Арбатский дух, арбатский двор,
Баян и "дым отечества",
Под вечер наш заядлый спор
О счастье человечества . . .

И пусть сейчас не до гульбы -
Жизнь суетою выткана,
А мне всё помнятся грибы,
Арбатские - от Виктора.

* - памятник Гоголю Н.В.

9. Март-апрель

А по дворам уже весна,
и нежно светятся берёзы.
Устав от долгой зимней прозы,
душа стихом увлечена.

Купаясь в сумраке ночном,
до каждой клеточки нагая,
какие сны она листает,
какую жизнь считает сном!

Ослабшей за зиму струной
какие пробует аккорды!
Года-седины, ну вас к чёрту –
мой март-апрель опять со мной.

И вечер жизни в дымке сна
опять мечтателен и розов,
а по ночам такие слёзы,
что жаль выплакивать до дна.

10. После снегопада

Зимний город в белое облачён,
Как на древней фреске пророк Исайя.
Налетело дворников, будто пчёл:
Суетясь, сугробов суфле кромсают.

Работяги (тоже мне Тур де Франс)
Семенят по тропкам, «крутя педали».
Все пути к маршруткам ведут с утра.
И ещё к таксистам, хотя едва ли:

У таксистов бум. У меня «бум-бум»
В голове… в мозгу… Я в чертогах стылых
Заключён, с похмельем веду борьбу,
Слово «вечность» выложив из бутылок.

Бормочу: «Зачем тебе старый Кай?
Поищи сегодня других страдальцев».
А оно не хочет меня никак
Выпускать из цепких дрожащих пальцев.

11. Кризис среднего возраста

Жил-был примерный семьянин.
Любил жену. Чуждался вин.
Но только вдруг затосковал он,
Без причин.

Жена сказала: - Не дури!
Вон, лучше, в хате прибери.
Помой полы, свари обед
И пыль протри!

Он сделал все. Не помогло.
На сердце было тяжело.
Свербило то, не знаю что,
И вдаль звало.

Друзья ему сказали: - Эй!
Ты перестань смешить людей!
Будь мужиком. Не раскисай.
На вот, налей!

Под утро вызвали врача.
Врач выписал рецепт, ворча:
- Не можешь пить – так не берись -
да сгоряча!

Он сном забылся. За стеной
Подруга спорила с женой:
- Да ладно, твой то хоть куда –
Не то, что мой!

Во сне ему предстала высь.
И Старец в белом. И, кажись,
Был голос... Плакала жена:
- Проснись!

И он проснулся. С этих пор
Он избегал морей и гор.
Его Сенкевич выгонял
Курить во двор.

Вот так вот. Кризис средних лет
Случиться может с каждым. Нет,
Не зарекайся! Если вдруг найдет кручина,

Прочти сей стих и улыбнись!
Тебе помогут, не боись,
Твои друзья, твоя жена,
Ну и, конечно, медицина!

12. Как просто

Как просто – первым было слово
и всей материи основа
стояла во главе угла.
Яйцо над курицей смеялось,
рассвету солнце улыбалось,
жужжала над цветком пчела.

Как просто – ты сказала: -Здравствуй.
Вот я, бери меня и властвуй.
Мы можем жить и в шалаше,
но чтобы комнат было восемь,
давай у Бога их попросим,
рисуй его в карандаше.

Как просто – белый лист бумаги,
доспехи Бога - латы краги
и сострадание в глазах.
Несутся дни, проходят годы,
меняя страны и народы
в лесах, в горах и во дворах.

Как просто – внуки ходят в гости,
к дождю скрипят в суставах кости,
призывней купола церквей.
На лето - сад, цветы на грядках,
оставлен город в стройплощадках,
но комнат в доме только две.

13. Обычно-привычно

А ты, как обычно,
протянешь шипастую розу.
Закроешь мой зонтик -
достаточно, мол, одного.
Расскажешь, смеясь,
про любимую бабу, что "с возу,"
и будешь гордиться
нелепым своим шутовством.

А я, как всегда,
исколю себе пальцы шипами.
И дождь будет литься
потоком с зонта на пальто.
Привычно, под ручку,
неспешно по лужам ступаем -
так будет...
И было. Последние раз этак сто.

Знакомым до пяди маршрутом
от Летнего сада.
-Прости, не расслышала,
что ты сейчас вспоминал?
Промокшие дворики, липы,
в потёках фасады,
Фонтанка, Обуховский мост.
Вот и Крюков канал...

Скрипучая дверь.
Недовольно ворчат половицы.
Шипастую розу - в стаканчик...
– Забрать не забудь!
Под люстрой качаются
две деревянные птицы,
бессильны, как мы,
отвязаться, порушив табу.

Рукав до утра не просох...
С возвращением в прозу!
Скупой поцелуй на щеке -
ледяное тавро.
И я, так привычно,
«забуду» шипастую розу,
а ты, как обычно,
отправишь меня на метро.

14. Сны

… а мне бы хотелось (тебе, знаю, это не трудно),
Чтоб ты мне явилась во сне, открывающей двери
В твой мир сокровенный, немного похожий на чудо,
А мне будет нужно твоим откровениям верить.

И там мы построим наш дом – самый лучший на свете,
И вырастим сад, на Эдемский похожий немного.
Из ночи любви будем мы выходить на рассвете,
Чтоб солнце, как гостя встречать у родного порога.

И будет наш двор в шелковистой траве – так приятно
Ступать по росе, невесомо взлетать вместе с нею,
Парить высоко и вернуться на землю с закатом…
Глаза закрываю. Не медли, являйся скорее…

Но сон был другим: Мавритания, скалы и ветер,
И я, словно раб-харатин, цвета чёрного кофе,
Смотрю, как танцует волна в африканском балете,
Но вижу в ней твой, не похожий на прочие, профиль.

А ты набегаешь и, скалы минуя, взлетаешь,
Являясь из пены в объятья мои Афродитой…
Стою у окна неподвижно и вижу: светает,
И солнце бежит по дороге, снегами покрытой.

Ты снилась… не так, как хотел, но неважно – ты снилась!
А значит – приедешь, я знаю, что сон будет вещим.
Не будешь звонить, свой приезд объявляя сюрпризом.
… я сплю, как сурок, в ожидании лучшей из женщин.

15. Две тени

Две тени – это разные миры,
друг друга изучали незаметно.
Они соприкасались тихим рррр…,
слегка пренебрегая этикетом.

Его зрачок прокурен докрасна –
в предчувствии свидания? Едва ли.
Но тьмой наружу вырвавшись, она
ему в подножье вся перетекала.

Он дымом догонял на сквозняке
её духи на лестничной площадке,
когда скользнула тенью по щеке,
и обронила красную перчатку.

Был на ступенях первый поцелуй –
со вкусом электрического тока,
пронзительный – на каменном полу,
а на стене – особенно глубокий.

Но кажется, бывает по ночам
стена не толще белого картона –
им нравилось таинственно молчать,
соединяя сквозь неё ладони,

и выходить на ветреный балкон,
во двор-колодец прыгать, растворяясь.
Грозила вслед морщинистой клюкой
старуха тополиная, седая.

Их словно карты из колоды тел
тянули чьи-то дьявольские пальцы.
Он – только тень, она – всего лишь тень,
но им невыносимо не
сливаться.

16. Пьянчужка

Он был запойный и бомжеватый,
Осталась, правда, от мамы хата
С двором, поросшим густой крапивой,
С сиренью белой и старой сливой..

И всё ж порою он был " в завязке"
Менялся сразу, как будто в сказке:
Чинил крылечко, косил крапиву,
И улыбался всем молчаливо,

Стриг шевелюру и чисто брился,
И на баяне играть садился,
И мы с ним пели тогда дуэтом,
И он - "блаженный", и я - "с приветом".

Он умер в осень - порой дождливой -
С баяном рядом под старой сливой.
Мне было грустно, и маме тоже,
Стал папа сразу мрачней и строже...

... Теперь нас делят на две породы:
Есть толстосумы, есть нищеброды -
В "Диор" и в "Гуччи" - что значит это? -
В футляр приличный душа одета?

Мне не комфортно здесь. Неуютно,
Вот если б ветер подул попутный,
Чтоб оказаться под старой сливой,
Где жил пьянчужка тот молчаливый-

С его щетиной, с его баяном,
В "худых" ботинках, в пальтишке драном,
И мы бы спели опять дуэтом
Полсотни песен о "том" и "этом"!!!

17. За окном

За окном снуют дельфины,
Дом - с макушкой в толще моря.
Тонет что ли? Вот ведь горе! -
Непрогулянная псина
у двери уже скандалит,
нужен дворик под сандалии.
Извините, афалины!

Занавеску закрывая -
не сказать, что дворик будет.
Раз! - И вынырнешь в Калькутте
или в джунглях на Гавайях.
Был недавно дом с визитом
у пингвинов Антарктиды,
а в субботу - в Гималаях, -

Панды красные, в разгуле,
щебетали за окошком...
Дом такой не понарошку -
по наследству - только Юле,
незаметный в перелеске,
печка, вязь на занавеске -
"Милой внучке от бабули".

18. Москва

Она меня встречала мокрым снегом
и парою бомжей, бредущих следом.
По памяти, которой страх не ведом,
и я брела.
Железная калитка на запоре
хранит квартиросъёмщиков от горя.
Двор пах мочой солёною, как море.
Луна бела.
Засыпанные снегом легковушки,
балкон с замёрзшей ситцевой ночнушкой.
В подъезде, несмотря на холод, душно,
свет приглушён.
Вот лифт, живущий в клетке словно птица,
с шуршанием на серый пол садится.
Доверчивo, открытою страницей
дверной проём.
Сняв сапоги с налипшими комками,
надела тапки с мятыми боками.
Рекламный свет, размазанный по раме -
на пол крестом.
Привычно перед сном по коже кремом,
надеясь задержать немного время.
В безвременье с утра шагнула смело
с Москвой вдвоём.

19. Дворы Капеллы

Огни живые святого Эльма
Дворы Капеллы преобразят:
сместилось время, сорвало клеммы –
мы на Желябова. Ленинград.

Промозгло. Тускло. И заскорузло
от крошки льдистой мое пальто.
Проход под аркой поземкой устлан –
Меня ты держишь под локоток.

Незряче, немо сомкнулись стены.
Лоскут небесный в тисках зажат.
В фонарной гемме скрестились тени
и молча режутся на ножах.

Растаял след мой. Как обруч медный,
легла на ребра рука – тверда –
и стекла окон поплыли креном…
Ох, и колючая борода!

Смотри, в Капелле огни феерий
горят. Ах, если попасть могли б,
забыв тревоги, вернув потери,
в миры, где судьбы вершит Делиб.

Идем неспешно, но эхом зычным,
сметая вал вековых границ,
нас провожает тот симметричный
год из девяток и единиц.

Дома отпрянули. Гладь лагуны
Дворцовой площади. Ночь близка.
Лишь светел ангел в сиянье лунном
Александрийского маяка.

О том, что вскоре сей столп державный
на две неправды разделит нас,
под аркой Штаба нашедший гавань,
хрипатой трелью тоскует сакс.

20. Духота-а-а

Духота-а-а... казалось – ленится
Ветер дуть.
Изнывала в зной поленница –
Треть в ряду.
Тишина сверлила зуммером
Белый свет...

Бросил вечер горстку сумерек
(Или две) –
Рады милости дарованной
"На ура".
Проглотила пса дворового
Конура.

Ночь накрыла неожиданно
Всё село.
Загустела тьма ажиновым*
Киселём.

*ажина - ежевика

21. Как сбитый лётчик

Когда наутро Та-кого-желал
покинет сны, и обнулится счётчик,
из рук сорвётся кружка - тяжела
и матово-бледна, как сбитый лётчик.

По кафелю осколки расплескав,
блестящие прощально и кофейно,
четверг запустит маятник в висках
и обратится к радостям трофейным.

Проснётся Та-кого-ты-так-хотел,
проденет пальцы в тусклые колечки.
Но холод душ, как и тепло от тел,
так явственны, что кажется навечно -

всё тот же двор без зелени и птиц,
всё то же небо пепельного цвета,
всё те же окна - правнуки бойниц.
И жизни нет другой, а только эта.

И если мы роман, то где сюжет?
И если мы стихи, то кто их автор?
Заглавий нет и аннотаций нет,
а эпилог безвыходно лавкрафтов.

Из файла фото бережно возьму,
вгляжусь в него - и вдруг проступит чётче:
вот сердце опрокинулось во тьму
и заживо горит, как сбитый лётчик.

22. Сахалинское - предновогоднее

Смотрю в окно, - метелит белый снег,
среди ветвей скукожилась ворона,
продрогший бомж устроил свой ночлег
в купейной нише битого вагона...

А где-то - жизнь! вино, приёмы, шик, -
совсем-совсем другая там Россия...

Ой, глянь, упал, лежит внизу старик.
Ну, разве можно выходить без кия?
Дорожки все - сугробы, гололёд...

А снег мете'лит кружевной и белый
на дом,
на двор,
на синий пароход,
на чудный запах
новогодних елей...

23. Первая осень

Осенняя каша. Пустые усадьбы.
Рябой кабысдох, ковыляя со свадьбы,
Глазами грызёт подворотню, в которой
Один он такой откровенно матёрый,
И взгляд выдаёт в нём – короткий, как притча –
Наследного принца.

И горек настой отсыревшей округи –
На слёзной поре, на беспечной прорухе
Небес, обносившихся стен, околотка,
Живущего пристально, если не кротко,
Где грязь перемешана, точно сохою,
Сама же с собою.

Итог не предвидится... Здесь, у ограды,
Едва ли отыщешь то самое, ради
Чего и заварена каша на годы.
Жизнь длится. Меняется сводка погоды,
И надо расхлебывать полною жменей
Доставшийся жребий. –

Идти по зарубкам с немолчным потоком,
Уже надоевшим, и здесь же, под боком –
Скользить в никуда, растекаясь со всеми
В витрине, как плавные тени в Эдеме,
Теряя из глаз отраженье походки
Заезжей красотки.

24. Робко ожил стареющий двор.

Хлопнул дверью весенний сквозняк.
У подъезда, за стёжкою стёжку
Шьёт настырно зеленый сорняк,
Рассыпая асфальтную крошку.

Робко ожил стареющий двор -
В шесть домов крупноблочная стая.
Треснул стен одноцветный декор,
Пятьдесят лето-зим выгорая.

Снова утром в песочнице гам.
В вечер – стук доминошного клуба.
Взмыло «сердце» к седым облакам
На коре «повзрослевшего» дуба.

Мчат сезоны. Меняется ль двор?
Гаражом стал богаче и горкой.
Да на пенсию вышел Егор,
Тот, кто бегал недавно Егоркой.

25.

Она была, была деревня –
Полсотни хат, Николы храм…
Теперь стеной стоят деревья
По шумным некогда дворам.
Людьми забытого погоста
За чернобыльем не сыскать.
Отсохла память, как короста,
И время здесь не врач, а тать,
Разор творящий так поспешно.
Грустит безмолвная заря,
И плачет ангел безутешно,
Присев на остов алтаря.

26. Лондонский туман

заваришь чаю с бергамотом,
добавишь сливки и ваниль,
поставишь тёпленький винил,
и реактивным самолётом

летишь… и «Лондонский туман»
лелеет твой уютный вечер,
сентиментальный меломан, –
ты не меняешь место встречи,

в незабываемой стране,
что на обратной стороне
луны… потом берёшь гитару,

выходишь в космос, как во двор,
где делал кавер на «шизгару»
и выносил на снег ковёр…

=============================
Как голосовать? Просим В ОТДЕЛЬНОЙ РЕЦЕНЗИИ указать ШЕСТЬ чисел, соответствующих порядковым номерам понравившихся Вам произведений, в столбик в формате

15
9
25
11
14
3

без запятых и других посторонних знаков. РЕЦЕНЗИЯ СОДЕРЖИТ ТОЛЬКО ШЕСТЬ ЧИСЕЛ! Верхняя строчка дает 6 баллов, нижняя, соответственно, 1.
Проголосовать можно только один раз. Вносить изменения допускается в течение 15 минут после выставления. Дальнейшая коррекция запрещена и не будет засчитываться при подведении итогов. Голосование за свои произведения не допускается. В голосовании может принять участие любой автор Стихи.ру, опубликовавший свое первое произведение либо написавший свою первую рецензию не позднее одного месяца до дня объявления голосования. Голоса с пустых страниц и клонов в расчет не берутся. Авторы принятых работ голосуют ОБЯЗАТЕЛЬНО.

ВНИМАНИЕ! Во избежание флешмобов и «дружеского голосования» бюллетени авторов, не представленных в Щ-листе, могут быть исключены из общего результата без объяснения причин. Делайте свой выбор, только внимательно прочитав все произведения. Объективное голосование приветствуется!

При определении призовых мест в случае равенства баллов ПРЕИМУЩЕСТВО ПОЛУЧАЕТ АВТОР, ПРОГОЛОСОВАВШИЙ РАНЬШЕ.

Прием голосов завершается объявлением ведущего после 09 ч. 00 мин. 11 мая 2019 года.