В михайловском

            Вхожу в тот дом,
                где дух его витает;
            И – чудо: стайка экскурсантов тает…
            Я вижу здесь бояр высокородных,
            Зело спесивых, вздорных и дородных.
            Бояре Годунову бьют челом…
            Как уместил их этот скромный дом?

            Пожалуй, тут бород и животов излишек.
            А как же двор высокомерной Мнишек?
            Его куда?
                А Пимен?
                Варлаам?
            Их по каким тут рассовать углам?

           Но мало этого – нахлынули цыгане,
           Стан самозванца сплыл,
                и мы в цыганском стане.
           Дух вольнолюбия и барственная спесь –
           Несовместимая, взорвется эта смесь!
           Но верный ход всегда отыщет гений:
           Они – жильцы двух разных измерений.

            Сквозь панну Мнишек,
                как сквозь пар пустой,
            Скользит Земфира змейкой золотой.
            Гоним бичом предчувствия дурного,
            Алеко не увидит Годунова…

            Но вот Онегин входит в этот круг.
            Сказал: «Мое!» -
                и все  пропали вдруг.


            И стало все, как в Пушкинском поместье:
            Столы и кресла – все на прежнем месте.
            Старинный шкаф, украшенный резьбой,
            Здесь Библия лежит, само собой.
            Колода карт –
                унылых дней примета,
            Бильярд…
                И два дуэльных пистолета…
            
            Ох, если б их тут не было совсем!