Нынче

Мне нынче вдруг стало мертвенно всё равно.
Струится слеза по скатерти щёк вином,
И падает в бездну тяжесть моей души,
И мир говорит: "Куда же ты? Не спеши.

Здесь столько всего: деревья, собаки, рожь.
А может, ещё немножечко подождёшь?"
И я ожидаю. Годы стоят стеной.
И передо мной другие, но не со мной.

И воздух нагрет, до ужаса раскалён,
И дети вокруг, и волосы их, как лён.
Горячую землю щупает острый луч,
И кто-то зудит, что, мол, человек живуч,

Что крест за плечами давит, но ты не ной,
Ведь ты ж молодая, выдержишь, Бог с тобой.
Тяни свою лямку, есть, мол, какой-то смысл,
Тяни и молчи, родная, на мир не злись.

Мы все, мол, такие — шайка слепых калек.
Повсюду, смотри-ка, сотни твоих "коллег".
И я продолжаю. Как же им отказать?
Здесь каждый второй мне брат и отец, и мать.

Мы дети тоски, оставленные впотьмах,
По венам у нас бежит вместо крови страх.
А шарик несётся к Солнцу, таков закон,
И каждый на этом шарике обречён.

И каждому крест вгрызается в позвонки,
Но землю пинают медленные шаги.
И падают капли пота в сухой песок,
Тот пот по вискам — ручьём, как солёный сок.

Застыли моря и реки, земная твердь.
Вот Кто-то незримый в небе заносит плеть —
И падает вниз громадный живой поток,
И в нём утопают сотни усталых ног.

И я утопаю. Медленно, не дыша.
И крест мой — не крест, а солнца горячий шар,
В холодной воде он плавится и трещит.
Я думала, это крест, оказалось — щит.

Закончился дождь. От влаги земля мягка.
И солнечный диск сжимает моя рука,
И ноги мои — не ноги, а корни трав,
И руки мои — не руки  — свинцовый сплав.

Я — часть тишины, остаточный лёгкий шум.
И больше я никуда уже не спешу.