Чем отличается любовь от благодарности-скажи!

Любовь - это божественнейший дар;
всё прочее тематика торговли ())...
***



Любовь бескорыстна всегда и учтива
а благодарность может быть лживой
хитрющей личиной в покровах приличия
к тебе там пустотное сплошь безразличие

==============


Есть вещи важные и срочные а есть святые
мы уважаем эти истины простые
Христос воскрес - единство в сердце каждом
сияет честно искренно отважно
и обнимаясь радостью ликует
земля и космос крашенки рисует )))


ищу начало из фрактала
откуда эта мысль - идея вдруг восстала
мы прорабатываем всё глубинное глобально
есть вещи что творятся шедеврально
откройте сердце - пусть сияет светом
и помогает находить ответы
улыбкой поддержав в хорошем настроении
совсем не думая о награждении
а если совпадёт полезное с приятным
порадуемся все невероятно !

Самая важная мелодия твоего сердца в искренном звучании свободном вольный выбор по любой погоде ибо солнышко  даёт согреться и не думает о выгоде или угоде

Счастье - любовь к совпадению
горе - любовь к сожалению
беды - любовь к разрушению ...

Чтоли любовь уязвлением власть ?
Веры не достаточно, нужна благодать!

https://www.facebook.com/raniburu/



======================


Однажды ты соскучишься по мне,
Поймешь, что время учит, а не лечит…
Что счастье — просто миг наедине,
И что в разлуке лишь желанней встреча.
Однажды ты захочешь быть со мной
До дрожи в теле, до душевной боли…
Чтоб слышать рядом только голос мой,
И ощущать, как я дышу тобою…
Однажды не захочешь больше ждать,
Делить меня с другим не будет мочи,
И ты мне позвонишь, чтобы сказать,
Что до безумия меня ты видеть хочешь…
Я все простить смогу и все понять,
Ты для меня на свете всех дороже!
Ты лишь сумей меня не потерять,
Ведь, потеряв, вернуть уже не сможешь!


©


Я женщина. Не книга между книг.
Не пахарь, не мечта о дикой страсти.
Не птица, не вершина, не родник,
И, может быть, права не так уж часто.
Я очень не хочу горящих изб.
Коней бегущих соло и в упряжке..
Мой мир открыт, загадочен и чист.
Я женщина. С душою нараспашку.
Я слабая. Слова о силе – ложь.
Мне хочется в объятья и на руки.
Не сдержана. От чувств кидает в дрожь,
Смывая жаром лед по всей округе.
Я женщина.. Быть твердой не хочу.
Наелась пьедесталов, штампов, блеска.
Мне хочется за ужином свечу.
И взрывов, фейерверков, грез и всплесков.
Мне хочется калачиком под плед.
И пальцы греть об чашку капучино.
И чтобы днем и ночью лился свет
Из глаз в меня влюбленного мужчины.
Мне хочется опоры и плеча..
Не каменной стены – сердечной силы..
Прощенной быть… когда всё сгоряча,
И таять.. и учиться быть счастливой..
Мне хочется заботы.. На двоих..
И пусть не будет в жизни чин по чину,
Без клятв любовных.. Хочется любви..
Такой, чтоб стать и птицей, и вершиной..




© Copyright: Злата Литвинова, 2019
Свидетельство о публикации №119021607756



https://www.youtube.com/watch?v=5yNTwJficUU


 Шарль Бодлер: «Цветы зла»Шарль БодлерЦветы зла«Цветы зла: Стихотворения»:Азбука-классика; СПб.; 2009; ISBN 978-5-9985-0710-6Перевод: Эллис

 
Шарль Бодлер: «Цветы зла»2АннотацияСтихотворный сборник «Цветы зла»(1857) –наиболее значительное произведение Ш. Бодлера, од-ного из крупнейших поэтов Франции XIX в. Герой цикла разрывается между идеалом духовной красоты и красотой порока, его терзают ощущение раздвоенности и жажда смерти. В настоящем издании пере-вод Эллиса впервые дается с параллельным французским текстом. Его дополняет статья Теофиля Го-тье.

 
Шарль Бодлер: «Цветы зла»3Теофиль ГотьеШАРЛЬ БОДЛЕР<...>Шарль Бодлер родился в Париже 21 апреля 1821 года, в одном из тех старых домов на улице Hautefeuille, на углах которых возвышались башенки в виде перечницы и которые, веро-ятно, исчезли совершенно благодаря городским властям, слишком приверженным прямой линии и широким путям.Он был сын г. Бодлера, старого друга Кондорсе и Кабаниса, человека выдающегося, обра-зованного и сохранившего ту обходительность XVIII века, которой не уничтожили совершенно, как это думают, претенциозно-грубые варвары республиканской эпохи. Это свойство перешло и к поэту, который всегда сохранял самую изысканную вежливость.В ранние годы Бодлер не был чудо-ребенком, пожинающим школьные лавры. Он даже с трудом сдал экзамен на бакалавра и был принят почти из жалости. Г. Бодлер умер, и его жена, мать Шарля, вышла за генерала Опика, бывшего позднее посланником в Константинополе. В семье не замедлили возникнуть неудовольствия по поводу рано проявившегося у Бодлера при-звания к литературе.Эти родительские страхи при проявлении у сына зловещего поэтического дара –увы!–очень законны, и напрасно, по нашему мнению, биографы поэтов упрекают отцов и матерей в недомыслии и прозаичности. На какое печальное, неопределенное и жалкое существование, не говоря уже о денежных затруднениях, обрекает себя тот, кто вступает на тернистый путь, кото-рый зовется литературной карьерой!С этого дня он может считать себя вычеркнутым из числа людей: всякая деятельность для него прекращается; он более не живет, он –только наблюдатель жизни. Всякое ощущение влечет его к анализу. Непроизвольно он раздваивается и, за недостатком другого объекта, становится собственным шпионом. Если нет трупа, он сам растянется на черной мраморной плите и ка-ким-то чудом, нередким в литературе, вонзит скальпель в собственное сердце. А как жестока борьба с Идеей, этим неуловимым Протеем, принимающим всевозможные формы, чтобы ус-кользнуть, и выдающим свою тайну лишь тогда, когда его принудят силой показаться в своем истинном виде!..Овладев Идеей, как овладевают врагом, растерянным и трепещущим под коленом победи-теля, надо ее поднять, облечь в сотканное для нее с таким трудом словесное одеяние, прикрасить его и драпировать строгими или грациозными складками.Если борьба затягивается, то нервы раздражаются, мозг воспламеняется, восприимчивость становится слишком тонкой, является невроз с его капризным беспокойством, с его бессонни-цами, исполненными галлюцинаций, с его не поддающимися определению страданиями, болез-ненными прихотями, фантастическими извращениями, с его безумной энергией и нервными прострациями, с его стремлением к возбуждающим средствам и отвращением от всякой здоро-вой пищи. Я не сгущаю красок: многие смерти подтверждают истинность моих слов!Я имею в виду только талантливых поэтов, познавших славу и умерших, по крайней мере, на лоне своего Идеала. А что было бы, если бы мы спустились в те загробные миры, где блуж-дают, среди теней младенцев, мертворожденные призвания, бесплодные порывы, личинки идей, не нашедших ни крыльев, ни форм, ибо желание –еще не власть, любовь –не обладание. Веры не достаточно, нужна благодать. В литературе, как в теологии, дела без милосердия –ничто. Ро-дители и не подозревают всего ада терзаний; чтобы его познать как следует, надо самому спус-титься по его кругам в сопровождении не Вергилия или Данте, а какого-нибудь Лусто, Люсьена де Рюбампре или кого-нибудь из журналистов Бальзака; но все-таки они инстинктивно предчув-ствуют опасности и страдания, свойственные жизни артиста или литератора, и стараются отвра-тить от нее своих детей, которых любят и которым желают положения, счастливого в общечело-веческом смысле.Только раз, с тех пор как земля вращается вокруг солнца, нашлись родители, горячо же-лавшие иметь сына для того, чтобы посвятить его поэзии. Сообразно с этим намерением ребенку дали самое блестящее литературное образование –и, по жестокой иронии судьбы, из него вышел Шапелен, автор «Девственницы». Надо сознаться, что дело не выгорело!..Бодлера отправили путешествовать, чтобы дать другое направление его мыслям, в которых
Шарль Бодлер: «Цветы зла»4он упорствовал. Его отправили очень далеко. Порученныйкапитану корабля, он объехал морем Индию, видел острова Маврикий, Бурбон, Мадагаскар, может быть, Цейлон, некоторые места в устьях Ганга и все-таки не отказался от своего намерения стать поэтом. Тщетно старались заин-тересовать его торговлей,–сбыт товаров не занимал его; торговля быками для доставления бифштексов англичанам в Индии не прельщала его, и из всего длинного путешествия он вынес только ослепление пышностью, которое и сохранил на всю жизнь. Его пленяло небо, на котором блистают созвездия, неизвестные в Европе; великолепные исполинские растения с всепрони-кающим ароматом, прекрасные причудливые пагоды, смуглые фигуры, задрапированные в бе-лые ткани,–вся эта экзотическая природа, такая знойная, мощная и яркая; в своих стихах он часто вновь и вновь возвращается от туманов и слякоти Парижа к этим странам лазури, света и ароматов. В его самых мрачных произведениях вдруг точно откроется окно, через которое, вме-сто черных труб и дымных крыш, глянет на вас синее море Индии или какой-нибудь золотой бе-рег, где легкой поступью проходит стройная фигура полунагой жительницы Малабара, несущей на голове глиняный кувшин. Не желая вторгаться в личную жизнь поэта, мы все-таки позволим себе выразить предположение, что именно во время этого путешествия он создал себе культ черной Венеры, которому и остался верен всю жизнь.Когда он вернулся из этих дальних странствований, наступило как раз его совершенноле-тие. Не было больше никаких оснований (даже не возникало и денежных затруднений –он был богат, по крайней мере, нанекоторое время) противиться призванию Бодлера. Призвание это только окрепло в борьбе с препятствиями, и ничто не могло теперь отклонить поэта от его цели. Поселившись в маленькой холостяцкой квартире под крышей того самого отеля «Пимодан», где мы с ним встретились позднее, как сказано выше, он начал вести ту жизнь, полную беспрестанно прерываемой и возобновляемой работы, бесплодного изучения и плодотворной лени, ту жизнь, какую ведет каждый писатель, ищущий своего собственного пути. Бодлер нашел его скоро. Он открыл не по сю, а по ту сторону романтизма неисследованную землю, нечто вроде дикой и грубой Камчатки, и на самой крайней точке ее построил себе, как говорит признававший его Сент-Бев, беседку или, скорее, юрту причудливой архитектуры.Тогда были уженаписаны многие из тех произведений, которые находятся в «Цветах зла». Бодлер, как все прирожденные поэты, с самого начала овладел формой и создал свой собствен-ный стиль, которому он позднее придал еще большую выразительность и отделку, но все в том же направлении.Бодлеру часто ставят в упрек умышленную вычурность и чрезмерную оригинальность, ко-торой он стремится достигнуть во что бы то ни стало, особенно же так называемый маньеризм. На этом пункте следует остановиться. Есть люди, которые вычурны от природы. У них простота была бы, наоборот, аффектацией. Им пришлось бы приложить много стараний и много работать над собой, чтобы стать простыми. Извилины их мозга расположены таким образом, что идеи как бы изгибаются, запутываются и закручиваются в спираль, вместо того чтобы следовать прямой линии. Первыми у них появляются идеи самые сложные, самые утонченные и самые напряжен-ные. Они видят вещи под странным углом зрения, изменяющим их вид и перспективу. Из всех образов их преимущественно поражают образы наиболее причудливые, необычные, наиболее фантастично-далекие от данного предмета, и они умеют вплетать их в основу таинственной ни-тью, тотчас же распутывающейся.Таков был ум Бодлера –и там, где критики хотели видеть работу, усилие, преувеличение или искусственный пароксизм, там имело место только вполне свободное проявление личности. Его стихи, благоухающие как изысканные и редкие духи в прекрасно ограненных флаконах, да-вались ему не труднее, чем другому какое-нибудь общее место, дурно рифмованное.Бодлер, воздавая великим учителям прошлого дань удивления, которую они заслужили с исторической точки зрения, не брал их за образец для подражания: им посчастливилось явиться в период юности мира, так сказать, на заре человечества, когда еще ничто не нашло себе изо-бражения, и всякая форма, всякий образ, всякое чувство имели прелесть девственной новизны. Великие общие места, лежащие в основе человеческой мысли, были тогда в полном своем рас-цвете и удовлетворяли наивных гениев, говоривших с народами, не вышедшими из детства. Но благодаря повторениям эти общие поэтические темы поистерлись, как монета от долгого обра-щения. Кроме того, жизнь стала сложнее, обогатилась сведениями и идеями и не укладывается более в этих искусственных сочетаниях доброго старого времени.