Ирине Гатовской, рыдание чьей скрипки проводило

Бориса Алексеевича Чичибабина
в последний путь

Кто скрипку возьмёт и над чёрною глиной моей
не из-за морей, где трубит заводной соловей,
сыграет душе улетающей тайное соло?

Я знаю, поэты не могут быть разных кровей.
Не веришь, на станции переливания жизней проверь –
каким мы наполнены сладостно-горьким рассолом.

Мы — группа не риска, мы сборище бойких зевак,
больных — у которых на взводе висок постоянно,
метём ли дороги, шинкуем ли лук на зервак,
а всё не везёт — не уйдём от судьбы окаянной.

И за «океяном» чужих откровений и снов,
чужих поколений, в бродячей траве по колено,
Шекспир и Уитмен на чуткие чаши весов
кладут отпечатки и тени высоких мгновений.

И мы понимаем, что наше призвание в том,
чтоб вырваться, выйти, уйти поскорей от артели,
и может, потомки потом соберут тебя в крохотный том,
отрыв твой талант где-то в области сонных артерий.

Наш  век близорук, время глухо и глуп тот поэт,
что тщится сложить без сучка и задоринки строчку,
а я всё  боюсь получить свои тридцать монет
за то, что торгую дешёвой строкою в рассрочку.
               
 29.06.1995-29.04.2019