Полет 31 декабря из Магадана в Москвопитер

Лететь из Магадана зимой – убегать из тьмы вселенской ночи на серебристых крыльях «Российского» боинга. Авиакомпания – тезка нашей страны, отличается корректностью вышколенных молодых стюардесс и суровостью эконом-питания на борту. Впрочем, спасибо и на том сухпае, что раздают белозубые, длинноногие красавицы. Турки с американцами давно уже не кормят на своих внутренних рейсах, да и бортпроводницы в США  еще, наверное, помнят Линдберга если не братьев Райт, а вот в бывшей Оттоманской Порте стюарды – сплошь с эллинской кровью на лице, писаные красавцы, хотя и давно исламизированные, наверняка.
Короче говоря, если летом в условиях белых ночей восьмичасовой  перелет с такой же разницей во времени между столицей Колымы и белокаменной вообще никак не ощущается, то зимой, а тем более 31 декабря, в последний, словно бы предсмертный выдох старого года, полет казался поспешным бегством из царства вечной зимы и суровой мерзлоты в слякотную, около ноля градусов Москву и такой же, хрущевско-оттепельный Питер. С грязными, чавкающими лужами, Питер.
Мы летели, обгоняя время. Большой, массивный, бочкообразный боинг преодолевал не только сопротивление воздуха, но и перерезал своими виртуальными пропеллерами широты и часовые пояса, наматывая их на свои реактивные сопла. Позади самолета, распластав на полнеба непроглядную черную, беззвездную мантию, гналась хозяйка Ночи. Боинг, судорожно хватая всем горлом воздух, захлебываясь в своем марафонском забеге по-над облаками, мчал, словно нашкодивший кот, напрудивший хозяину в тапки, либо мальчишка, удирающий прочь от садового сторожа, на ходу роняя украденные сливы-яблоки, да обделываясь кирпичами.
Эти резкие рывки вперед напоминали гребки не пловца на финишной дистанции в безопасном бассейне, а беспорядочное мельтешение одинокого пассажира, единственного спасшегося при кораблекрушении посреди необъятного океана. Да, к счастью до того, как пошел ко дну пароход этот бедняга успел натянуть спасательный жилет, так что просто утонуть он не может. Даже порой забываться коротким сном, фосфорецирующим мириадами живых огонечков планктона получается у него. Но без еды и в отсутствии питьевой воды долго ли не сойти с ума на границе между воздушной средой и царством Нептуна?
Вот и мы летели над бескрайними заснеженными сопками Колымы, затем Якутии. Справа темнела кромка Северного Ледовитого океана. Летели мы – заложники судьбы, доверившиеся капитану этого заморского воздушного корабля. А тьма вселенской ночи нас все подгоняла, и хохотал дьявольски ветер за окошками иллюминаторов. Но все же самолет оказался быстрее не только ветра, встречного, попутного, аэронавигационного и метеорологического, бокового, хвостового, лобового и крыльного, любого, но и Хозяйки ночи, и вырвался-таки на светлую половину России-матушки, как называют нашу Родину иностранцы – Mother Russia. И пусть оставшееся за хвостовым оперением пространство поглотил Хаос или стивенкинговские лангольеры, мы подлетели к заснеженной Москве ровно в то самое время, в которое и стартовали из Магадана. Парадокс? Бином Ньютона? Да нет, обычное дело.
Вылетели в 14. 30, приземлились во столько же. 8+8 дает 12? Нет, все же нескладушка получается. А и ладно! Обыкновенно уестествленные законы земной натуры и космической механики в придачу. На сдачу. В нагрузку. Как давали красную икру в Магадане в советском прошлом. Вот пришел человек в гастроном «Полярный». Сейчас на его месте Сбербанк выпластал щупальце из бороды джоннидепповского Кракена. И хочет такой простой работяга купить завозные бананы, либо яблоки. Ему продадут их. Конечно, подороже, чем на материке. А в нагрузку заставят купить дешевую красную икру. Икру. Дешевую. Заставят, Карл! Потому что местного вылова и производства переработки. Так было в советские времена.
Мы подлетели к Москве, самолет хищно клюнул носом, затрясся, как в лихоманке, резко выпустил шасси, пробил плотную пелену облаков и вынырнул из ватной, как бородень Дедмороза, туманной безвидимости у самой земли. Картинка за окном сразу поблекла и выцвела, словно незримый монтажер щелкнул тумблером на пульте или клацнул мышкой в программе нелинейного монтажа, добавил эффект бесцветности, и перевел изображение в монохром. Мы снижались над черно-белым полем, где хмурые, потемневшие от неведомого горя елки были чуть припорошены снегом. Под небом, наглухо затянутым маскхалатом облаков, так что ни один солнечный луч-заяц не пробивался извне. Все мироздание посерело, утратило левитановско-шишкинскую живописность, да и с трехмерностью, похоже, был полный швах и крантец.
Самолет взревел напоследок, гася скорость, вздыбил кошачьей шерстью закрылки, заморгал бортовыми огнями и гулко грохнулся резиновой обувкой о бетонку. Брызнул искрами из глаз. Капитан в кабине выдохнул свободно. Напряжение в салоне спало, пассажиры нервно зааплодировали. Терпеть не могу этой западнической привычки награждать экипаж жидким, как стул Паулюса в конце сталинградской битвы, шквалом аплодисментов. Когда-то эту моду ввели европейцы. Русские поначалу ржали над ней. А потом постепенно, как и гейского венчателя Валентина с Холуином, послушно переняли. В то время, как сами европейцы давно уже отказались от оваций в момент приземления.      
Что делать? Такой уж мы, зависимый от обезьянничающей моды народ. До нас как до жирафа. Пока дойдет. Зато после мы дольше других держимся за протухшую заморскую новинку. Самолет зарулил к терминалу. 31 декабря близилось к вечеру. Мы спешно бросились на выход, торопясь получить багаж и бежать к следующему терминалу, чтобы зарегистрироваться на рейс в Питер. Внутри аэропорта краски почему-то ожили и трехмерная осязаемость вернулась. А то в момент приземления мы невольно ощутили себя плоскими человечками с древнеегипетских папирусов. Вот и чемодан на ленте транспортера. Хвать! И шасть к расписанию вылетов. Из терминала D в терминал B надо было проехаться в монорельсовом или каком там еще вагончике, снова отстоять очередь к стойке регистрации, сдать чемодан и облегченно вздохнуть: «Успели!».
До вылета в Питер еще полтора часа. Можно пройти в зад ожидания. Написал. Опечатался. Улыбнулся. Не стал менять букву «д» на «л». Ведь пока сидишь, ожидаючи, да высидев перед этим восемь часов перелета из Дальнего Востока, весь зад сплющишь! В общем, идем в зал ожидания, просветив рентгеном ручную кладь и верхнюю одежду. Садимся на лавочку, переведя дух. Как та лисичка со скалочкой. Сам перелет занимает не самый длительный период всего путешествия по воздуху. Обычно пассажир тратит час, два, три, добираясь до аэропорта. А если у него не один, а несколько стыковочных рейсов, то прибавьте к этому еще и новые регистрации и время на ожидания очередного вылета. В свое время мне приходилось по два дня добираться до Аляски. Из Магадана. Откуда лёту по прямой всего четыре часа. Но это когда было. В девяностые. А в начале две тысячи десятых приходилось лететь из Магадана в Москву. Оттуда через Атлантический океан. Посадка в Нью-Йорке. Ожидание часов пять. Потом рейс куда-нибудь в Атланту или аризоновый Финикс. Там ожидание еще в течение нескольких часов. И потом с еще одной пересадкой в Сиэтле ты попадаешь в Анкоридж. И все время очень хочется спать. Хоть на лавочке, хоть на полу.
И все же без авиации представить нашу современную, бурно кипящую, как пельмени в скороварке, житуху просто невозможно. Да и каких только персонажей среди путешествующих ни встретишь. Стояли в очереди на регистрацию на Питер, подходит к стойке перед нами высокая, чуть сутуловатая девица с искусственным загаром на лице, в черных очках и, внимание! – с огромными варениками вместо губ. Не сговариваясь, только переглянувшись с еще одной пассажиркой рядом с нами мы дружно грянули гомерического. От души похохотав, взяли себя в руки и покачали головой: «Она так принарядилась, а мы ее обсмеяли с ног до головы. Бедная!» - пожалели мы ее. А что, на Руси всегда жалели убогих.
Кстати, в этот раз почему-то не угощали шампанским ни на московском, ни на питерском рейсе. А лет десять назад летел в это же время года в Москву, так стюардессы разносили бокалы с игристым. Вот оно, скудное время ссанкционного затягивания поясов перед очередным «Дранг нах Остеном», в который сегодняшний Мальбрук собрался, да перед самим походом с клизмой переборщил слегка. По тяжелой. А еще у нас морозы внезапно нагрянули со страшной силой, а как назло ни Наполеона, ни Гитлера не видать. Уж пожаловали бы снова в гости без валенок и ватных телогреек. Не каждому повезло родиться в России, однако любой может хотя бы похороненным быть в ее степях, лесах и сусанинских болотах. Привет гордым ляхам! Как снесете последний памятник советским солдатам, то по старой смоленской дороге к дедушке Сусанину милости просим!
Прилететь за три часа до Нового года в Питер, это, знаете ли, иронией судьбы попахивает. С порога окунуться в горячие объятья контрастного душа. Горячей водой смыть с себя пот и усталость восьмичасового перелета да четырех часов ожидания и еще одного часового полета, холодной водой взбодриться для ночного бдения. Русская традиция предусмотрела для нас мертвую и живую воды попеременно. И вот мы уже за накрытым столом, который модница-дочь заставила экзотическими блюдами, принципиально исключив из праздничного меню оливьешку с винегретиком. «Давайте не будем банальными!». За окном новогодил хороводный снежок. И даже поздравление президента прозвучало, но только не из телевизора, который принципиальная молодежь на дух не переносит, а от того не держит дома этакую пакость, а из телефона. Всю ночь за окном счастливые люди взрывали петарды и запускали фейерверки. И до утра ходили автобусы. В общем, праздник удался.