Вот ёлка, растущая в тёмном лесу

Длинная, почти новогодняя, но очень правдоподобная история

ПРЕДИСЛОВИЕ

Описанная здесь история — конечно же вымысел. Её действующие лица (многие из них) вполне реальны, но в этом месте, в этой ситуации, полным составом они никогда не встречались. Хотя однажды и попытались сделать вид, что всё было именно так ;) А было это... Впрочем, как оно было, станет понятно по ходу повествования, между строф.

А началось всё с того, что на даче, в наши летние студенческие каникулы мы с моим двоюродным братом Владимиром Степановым задумались о том, как мы будем встречать там же, на даче Новый Год. И пошли мы в лес... Но не за ёлкой ;)
Хотя, повествование начинается именно с неё...


Вот ёлка, растущая в тёмном лесу.

Вот снег, что засыпал почти окончательно
Ёлку, растущую в тёмном лесу.

А это кабан камуфляжной расцветки,
Что повалился, хрюкнув мечтательно,
В снег, что засыпал почти окончательно
Ёлку, растущую в тёмном лесу.


        Кабан... Кабана на самом деле не было. Иначе в этом лесу не было бы нас ;) Но кабаном с удовольствием прикидывался Фролик — друг моего двоюродного брата. Хрюкал он достаточно достоверно и очень мечтательно, а в снег валился вполне вдохновенно.


Вот хвост, что лежит на снегу одиноко,
Но тянется вдаль сквозь колючие ветки
К тому кабану камуфляжной расцветки,
Что повалился, хрюкнув мечтательно,
В снег, что засыпал почти окончательно
Ёлку, растущую в тёмном лесу.

А вот лесоруб, именуемый Борик,
Который, хихикнув, наступит жестоко
На хвост, что лежит на снегу одиноко,
Но тянется вдаль сквозь колючие ветки
К тому кабану камуфляжной расцветки,
Что повалился, хрюкнув мечтательно,
В снег, что засыпал почти окончательно
Ёлку, растущую в тёмном лесу.


        Борик — ещё один друг моего двоюродного брата, натура склонная к толкиенизму, философии и холодному оружию. Потому в повествовании ему и отведена роль лесоруба :)


Вот голос кабаний визгливый и грубый,
Что, будучи зол и язвительно горек,
Пошлёт лесоруба по имени Борик,
Который, хихикнув, наступит жестоко
На хвост, что лежит на снегу одиноко,
Но тянется вдаль сквозь колючие ветки
К тому кабану камуфляжной расцветки,
Что повалился, хрюкнув мечтательно,
В снег, что засыпал почти окончательно
Ёлку, растущую в тёмном лесу.

Вот острый топор, что на крик будет брошен,
(Не зря он торчит из штанов лесоруба!),
На голос кабаний визгливый и грубый,
Что, будучи зол и язвительно горек,
Пошлёт лесоруба по имени Борик,
Который, хихикнув, наступит жестоко
На хвост, что лежит на снегу одиноко,
Но тянется вдаль сквозь колючие ветки
К тому кабану камуфляжной расцветки,
Что повалился, хрюкнув мечтательно,
В снег, что засыпал почти окончательно
Ёлку, растущую в тёмном лесу.

А вот и горшок с подогревом и свистом;
Сидя на нём был заточен хороший
Острый топор, что на крик будет брошен,
(Не зря он торчит из штанов лесоруба!),
На голос кабаний визгливый и грубый,
Что, будучи зол и язвительно горек,
Пошлёт лесоруба по имени Борик,
Который, хихикнув, наступит жестоко
На хвост, что лежит на снегу одиноко,
Но тянется вдаль сквозь колючие ветки
К тому кабану камуфляжной расцветки,
Что повалился, хрюкнув мечтательно,
В снег, что засыпал почти окончательно
Ёлку, растущую в тёмном лесу.


        Горшок с подогревом и свистом... Предмет загадочный и даже в чём-то мистический... Поскольку дело было в 90-е годы, подобные предметы обихода только начали появляться в семьях россиян. Мало кто видел эту диковинку, и ещё меньше было тех, кто ею пользовался. Как понятно из названия, речь идёт про детский горшок, но не простой, а, соответственно, с подогревом и свистом. То, что он самоподогревается, чтобы ребёнку было приятно на нём сидеть — это понятно. Но вот когда именно он начинает свистеть — для нас было загадкой. Или заранее — привлекая к себе внимание ребёнка и прикидываясь игрушкой? Или когда ребёнок на него садится, чтобы как-то его развлечь, расслабить и настроить на лирический лад? Хотя, лично по-моему, когда под тобой что-то свистит (в смысле, играет музыку) — это не может не вызывать некоторого беспокойства. Или, может быть, позитивная мелодия должна оповещать счастливых родителей о том, что их ребёнок таки сделал своё доброе дело, и горшок можно опорожнять? Эти вопросы неотступно будоражили наше творческое воображение, а потому сей предмет регулярно "всплывал" в различных шутках и подколках.


А вот и сосна, что завалена летом,
И вдруг обнажилась под снегом пушистым
Из-за горшка с подогревом и свистом;
Сидя на нём был заточен хороший
Острый топор, что на крик будет брошен,
(Не зря он торчит из штанов лесоруба!),
На голос кабаний визгливый и грубый,
Что, будучи зол и язвительно горек,
Пошлёт лесоруба по имени Борик,
Который, хихикнув, наступит жестоко
На хвост, что лежит на снегу одиноко,
Но тянется вдаль сквозь колючие ветки
К тому кабану камуфляжной расцветки,
Что повалился, хрюкнув мечтательно,
В снег, что засыпал почти окончательно
Ёлку, растущую в тёмном лесу.


        Сосна!.. Собственно, за ней мы и пошли в лес. Чтобы новогодние праздники провести в тёплом доме и не шататься по лесу по колено в снегу с бревном на плечах, 15-метровую сухую сосну в ближайшем лесу мы нашли ещё летом, срубили её, но вот распилить на части и принести на дачный участок так и не собрались. Сделать это мы решили зимой. Это же так весело — шататься по лесу по колено в снегу с бревном на плечах! :) Как все уже, возможно, поняли, вся история — именно об этом!


А вот бесконечные наши приколы
О снегом засыпанном дереве этом,
Точнее сосне, что завалена летом
И вдруг обнажилась под снегом пушистым
Из-за горшка с подогревом и свистом;
Сидя на нём был заточен хороший
Острый топор, что на крик будет брошен,
(Не зря он торчит из штанов лесоруба!),
На голос кабаний визгливый и грубый,
Что, будучи зол и язвительно горек,
Пошлёт лесоруба по имени Борик,
Который, хихикнув, наступит жестоко
На хвост, что лежит на снегу одиноко,
Но тянется вдаль сквозь колючие ветки
К тому кабану камуфляжной расцветки,
Что повалился, хрюкнув мечтательно,
В снег, что засыпал почти окончательно
Ёлку, растущую в тёмном лесу.

А вот и Владимир Степанов, но Ленин —
Первейший на свете фанат Coca-Col'ы,
Что любит записывать наши приколы
О снегом засыпанном дереве этом,
Точнее сосне, что завалена летом,
И вдруг обнажилась под снегом пушистым
Из-за горшка с подогревом и свистом;
Сидя на нём был заточен хороший
Острый топор, что на крик будет брошен,
(Не зря он торчит из штанов лесоруба!),
На голос кабаний визгливый и грубый,
Что, будучи зол и язвительно горек,
Пошлёт лесоруба по имени Борик,
Который, хихикнув, наступит жестоко
На хвост, что лежит на снегу одиноко,
Но тянется вдаль сквозь колючие ветки
К тому кабану камуфляжной расцветки,
Что повалился, хрюкнув мечтательно,
В снег, что засыпал почти окончательно
Ёлку, растущую в тёмном лесу.


        Это и есть мой двоюродный брат. Почему он Ленин, станет понятно далее... Уже с юных лет он имел некоторое тяготение к шоу-бизнесу. Помимо прочего это выражалось в том, что после каких-то встреч или выездов нашей компании он на компьютере рисовал флаеры с бодрыми слоганами и цитатами особо удачных шуток.


Вот куртка почти генеральского крою,
Которую, в стиле своём неизменен,
Носит Владимир Степанов, но Ленин —
Первейший на свете фанат Coca-Col'ы,
Что любит записывать наши приколы
О снегом засыпанном дереве этом,
Точнее сосне, что завалена летом,
И вдруг обнажилась под снегом пушистым
Из-за горшка с подогревом и свистом;
Сидя на нём был заточен хороший
Острый топор, что на крик будет брошен,
(Не зря он торчит из штанов лесоруба!),
На голос кабаний визгливый и грубый,
Что, будучи зол и язвительно горек,
Пошлёт лесоруба по имени Борик,
Который, хихикнув, наступит жестоко
На хвост, что лежит на снегу одиноко,
Но тянется вдаль сквозь колючие ветки
К тому кабану камуфляжной расцветки,
Что повалился, хрюкнув мечтательно,
В снег, что засыпал почти окончательно
Ёлку, растущую в тёмном лесу.

А вот челночки, что шуршат шаловливо
И без того уж нехилой горою
В той куртке почти генеральского крою,
Которую, в стиле своём неизменен,
Носит Владимир Степанов, но Ленин —
Первейший на свете фанат Coca-Col'ы,
Что любит записывать наши приколы
О снегом засыпанном дереве этом,
Точнее сосне, что завалена летом,
И вдруг обнажилась под снегом пушистым
Из-за горшка с подогревом и свистом;
Сидя на нём был заточен хороший
Острый топор, что на крик будет брошен,
(Не зря он торчит из штанов лесоруба!),
На голос кабаний визгливый и грубый,
Что, будучи зол и язвительно горек,
Пошлёт лесоруба по имени Борик,
Который, хихикнув, наступит жестоко
На хвост, что лежит на снегу одиноко,
Но тянется вдаль сквозь колючие ветки
К тому кабану камуфляжной расцветки,
Что повалился, хрюкнув мечтательно,
В снег, что засыпал почти окончательно
Ёлку, растущую в тёмном лесу.


        Челночки... Если кто не в курсе, челночки — это как баранки, только удлиннённые. В карманах упомянутой куртки их почему-то всегда было очень много ;)


Вот Леночка — леди с душой хулиганки,
Какая пихает в карманы игриво
Те челночки, что шуршат шаловливо
И без того уж нехилой горою
В той куртке почти генеральского крою,
Которую, в стиле своём неизменен,
Носит Владимир Степанов, но Ленин —
Первейший на свете фанат Coca-Col'ы,
Что любит записывать наши приколы
О снегом засыпанном дереве этом,
Точнее сосне, что завалена летом,
И вдруг обнажилась под снегом пушистым
Из-за горшка с подогревом и свистом;
Сидя на нём был заточен хороший
Острый топор, что на крик будет брошен,
(Не зря он торчит из штанов лесоруба!),
На голос кабаний визгливый и грубый,
Что, будучи зол и язвительно горек,
Пошлёт лесоруба по имени Борик,
Который, хихикнув, наступит жестоко
На хвост, что лежит на снегу одиноко,
Но тянется вдаль сквозь колючие ветки
К тому кабану камуфляжной расцветки,
Что повалился, хрюкнув мечтательно,
В снег, что засыпал почти окончательно
Ёлку, растущую в тёмном лесу.


        Леночка. Тогдашняя девушка моего двоюродного брата, Владимира... Окончательно Лениным стать ему так и не привелось, но свой след в истории она оставила.


А это сосиски, откушав которых,
Станет плясать и шалить на полянке
Леночка — леди с душой хулиганки,
Какая пихает в карманы игриво
Те челночки, что шуршат шаловливо
И без того уж нехилой горою
В той куртке почти генеральского крою,
Которую, в стиле своём неизменен,
Носит Владимир Степанов, но Ленин —
Первейший на свете фанат Coca-Col'ы,
Что любит записывать наши приколы
О снегом засыпанном дереве этом,
Точнее сосне, что завалена летом,
И вдруг обнажилась под снегом пушистым
Из-за горшка с подогревом и свистом;
Сидя на нём был заточен хороший
Острый топор, что на крик будет брошен,
(Не зря он торчит из штанов лесоруба!),
На голос кабаний визгливый и грубый,
Что, будучи зол и язвительно горек,
Пошлёт лесоруба по имени Борик,
Который, хихикнув, наступит жестоко
На хвост, что лежит на снегу одиноко,
Но тянется вдаль сквозь колючие ветки
К тому кабану камуфляжной расцветки,
Что повалился, хрюкнув мечтательно,
В снег, что засыпал почти окончательно
Ёлку, растущую в тёмном лесу.

А это костёр, что подчас потухая
И, возгораясь внезапно, как порох,
Греет сосиски, откушав которых,
Станет плясать и шалить на полянке
Леночка — леди с душой хулиганки,
Какая пихает в карманы игриво
Те челночки, что шуршат шаловливо
И без того уж нехилой горою
В той куртке почти генеральского крою,
Которую, в стиле своём неизменен,
Носит Владимир Степанов, но Ленин —
Первейший на свете фанат Coca-Col'ы,
Что любит записывать наши приколы
О снегом засыпанном дереве этом,
Точнее сосне, что завалена летом,
И вдруг обнажилась под снегом пушистым
Из-за горшка с подогревом и свистом;
Сидя на нём был заточен хороший
Острый топор, что на крик будет брошен,
(Не зря он торчит из штанов лесоруба!),
На голос кабаний визгливый и грубый,
Что, будучи зол и язвительно горек,
Пошлёт лесоруба по имени Борик,
Который, хихикнув, наступит жестоко
На хвост, что лежит на снегу одиноко,
Но тянется вдаль сквозь колючие ветки
К тому кабану камуфляжной расцветки,
Что повалился, хрюкнув мечтательно,
В снег, что засыпал почти окончательно
Ёлку, растущую в тёмном лесу.

А это Артём, что с азартом колдует,
Что-то крича и руками махая,
Возле костра, что подчас потухая
И, возгораясь внезапно, как порох,
Греет сосиски, откушав которых,
Станет плясать и шалить на полянке
Леночка — леди с душой хулиганки,
Какая пихает в карманы игриво
Те челночки, что шуршат шаловливо
И без того уж нехилой горою
В той куртке почти генеральского крою,
Которую, в стиле своём неизменен,
Носит Владимир Степанов, но Ленин —
Первейший на свете фанат Coca-Col'ы,
Что любит записывать наши приколы
О снегом засыпанном дереве этом,
Точнее сосне, что завалена летом,
И вдруг обнажилась под снегом пушистым
Из-за горшка с подогревом и свистом;
Сидя на нём был заточен хороший
Острый топор, что на крик будет брошен,
(Не зря он торчит из штанов лесоруба!),
На голос кабаний визгливый и грубый,
Что, будучи зол и язвительно горек,
Пошлёт лесоруба по имени Борик,
Который, хихикнув, наступит жестоко
На хвост, что лежит на снегу одиноко,
Но тянется вдаль сквозь колючие ветки
К тому кабану камуфляжной расцветки,
Что повалился, хрюкнув мечтательно,
В снег, что засыпал почти окончательно
Ёлку, растущую в тёмном лесу.

Вот ветер, давно не имеющий совесть,
Который старательно дует и дует
В ухо Артёму, что тщетно колдует,
Что-то крича и руками махая,
Возле костра, что подчас потухая
И, возгораясь внезапно, как порох,
Греет сосиски, откушав которых,
Станет плясать и шалить на полянке
Леночка — леди с душой хулиганки,
Какая пихает в карманы игриво
Те челночки, что шуршат шаловливо
И без того уж нехилой горою
В той куртке почти генеральского крою,
Которую, в стиле своём неизменен,
Носит Владимир Степанов, но Ленин —
Первейший на свете фанат Coca-Col'ы,
Что любит записывать наши приколы
О снегом засыпанном дереве этом,
Точнее сосне, что завалена летом,
И вдруг обнажилась под снегом пушистым
Из-за горшка с подогревом и свистом;
Сидя на нём был заточен хороший
Острый топор, что на крик будет брошен,
(Не зря он торчит из штанов лесоруба!),
На голос кабаний визгливый и грубый,
Что, будучи зол и язвительно горек,
Пошлёт лесоруба по имени Борик,
Который, хихикнув, наступит жестоко
На хвост, что лежит на снегу одиноко,
Но тянется вдаль сквозь колючие ветки
К тому кабану камуфляжной расцветки,
Что повалился, хрюкнув мечтательно,
В снег, что засыпал почти окончательно
Ёлку, растущую в тёмном лесу.

А Муза без устали машет крылами,
Бесшумно порхая где-то над нами
И напевая нам данную повесть
Голосом ветра продувшего совесть,
Который старательно дует и дует
В ухо Артёму, что тщетно колдует,
Что-то крича и руками махая,
Возле костра, что подчас потухая
И, возгораясь внезапно, как порох,
Греет сосиски, откушав которых,
Станет плясать и шалить на полянке
Леночка — леди с душой хулиганки,
Какая пихает в карманы игриво
Те челночки, что шуршат шаловливо
И без того уж нехилой горою
В той куртке почти генеральского крою,
Которую, в стиле своём неизменен,
Носит Владимир Степанов, но Ленин —
Первейший на свете фанат Coca-Col'ы,
Что любит записывать наши приколы
О снегом засыпанном дереве этом,
Точнее сосне, что завалена летом,
И вдруг обнажилась под снегом пушистым
Из-за горшка с подогревом и свистом;
Сидя на нём был заточен хороший
Острый топор, что на крик будет брошен,
(Не зря он торчит из штанов лесоруба!),
На голос кабаний визгливый и грубый,
Что, будучи зол и язвительно горек,
Пошлёт лесоруба по имени Борик,
Который, хихикнув, наступит жестоко
На хвост, что лежит на снегу одиноко,
Но тянется вдаль сквозь колючие ветки
К тому кабану камуфляжной расцветки,
Что повалился, хрюкнув мечтательно,
В снег, что засыпал почти окончательно
Ёлку, растущую в тёмном лесу.

2.1997, 4.2019


ПОСЛЕСЛОВИЕ

Справить на даче Новый 1997 год нам так и не случилось — праздновали по домам, с родителями. Но нереализованная идея покоя не давала и однажды вылилась в это стихотворение. А, поскольку наша сосна так и осталась в лесу, мы решили убить несколько зайцев сразу: и всем вместе заехать на дачу, и найти-таки в лесу нашу сосну, и снять про всё это клип, и отпраздновать всё это.

Найти под снегом нашу сосну нам так и не удалось — нашли какую-то чужую. Впрочем, и она в печке горела вполне качественно. Смонтировать из отснятых дублей музыкальный клип тоже не сложилось: компьютеры тогда были не чета нынешним, а монтировать видео на домашнем видеомагнитофоне — дело долгое и кропотливое. Да и зачитать это стихотворение под музыку (предполагался рэп под музыку известной песни "I like to move it") — оказалось делом очень непростым: если на первые, короткие строфы дыхания хватало, то дальше без ухищрений было просто никак... Так что поэзия пока так и осталась просто поэзией :)