Вижу войну глазами деда. Глава 12

Глава 12.
«В Крым через Перекоп»

               
                Из дневниковых записей деда

     Утром 8 апреля 1944 года меня и моих товарищей разбудил гул самолётов. Подняв глаза в небо, мы увидели десятки бомбардировщиков, летящих во вражескую сторону.
Они летели на достаточно большой высоте, а под ними проносились штурмовики и истребители.
     Ночевали мы в разрушенной саманной хате, от которой осталось три стены. Видимо большая мина угодила прямо в соломенную крышу хаты и разорвалась внутри. В этой воронке, закопавшись в солому, мы и заночевали.
     Предыдущий день подарил мне радостную встречу. Среди сотен солдат и офицеров меня узнал и окликнул мой земляк – Фёдор Михайлович Зенухин. Оказалось, что мы служим с ним в одном полку. Мой земляк был лет на пять моложе моего отца. На войну он ушёл в 1941, практически одновременно с моим отцом. Они вместе были в одном учебном полку, обороняли от фашистов Смоленск и Москву и вместе пошли в наступление во время первой Ржевско-Сычёвской операции. Там, в боях под Гжатском в 1942 году они потеряли друг друга.
     Фёдор Михайлович освобождал Смоленск и был тяжело ранен. Больше полугода он провёл в госпитале, прихватил Курскую дугу и, наконец, оказался здесь, на 4-м Украинском фронте.
     Мы проговорили с ним почти всю ночь и уснули только к утру. Самолёты нас и разбудили.

     - Смотри-ка, Иван! – сказал Фёдор Михайлович, поглядывая в небо, - Бомбардировщики на шмелей похожи. И гулом, и степенностью. Словно взяток с клевера в норку свою тащат. А истребители – как пчёлы весной. Будто только выбрались из улья на леток, погрели крылышки на солнце, и давай носиться в поисках цветов. Чудны дела твои, Господи! Вот бы только эти творения рук человеческих смерть на своих крылышках не несли.
     - Ничего, Фёдор Михайлович, - попытался я взбодрить земляка, - Победим фашистов, и будем строить гражданские самолёты. Вот тогда и покатаемся по всему Советскому Союзу!
     - Давайте-ка, перекусим. – заторопил нас Зенухин, сворачивая цигарку, - А то сейчас такое начнётся, что и пукнуть некогда будет, не то, чтобы поесть.

     Рассмеявшись, мы подкормили затухающий костерок соломой и сухими ветками, и стали разогревать тушёнку. Зенухин, прислонившись головой к стене, молча курил.

     - Вань! – окликнул он меня, - Вот… Письма тут не отправленные. Домой. Останешься в живых, довези до моей Фроси. И расскажи, так мол и так, твой муж геройски погиб в бою.
     - Ты чего, дядя Федя?! – оторопел я, пряча письма в свой сидор, - Как не доживёшь?! Доживёшь! Ещё как доживёшь! Наши, вон, к государственной границе уже вышли. Гонят фрица! Глядишь, к зиме мы его в Берлине и добьём!
     - Нет, Ваня… Чует сердце – близка моя смерть. Рядышком ходит. Вот-вот, прилетит…

     Неожиданно, метрах в пятидесяти взорвалась мина. За ней вторая, третья, четвёртая…
Я присел, прикрывая собой банки с тушёнкой, чтобы не попали в них комочки земли.
     Наступило затишье. Я аккуратно вытолкал палкой две банки из костра, прихватил одну из них тряпкой, и обернулся к земляку. Он так же сидел, прислонившись головой к стене. В заскорузлых пальцах дотлевала цигарка.

     - Фёдор Михайлович, кушать подано! – позвал я его, но он не отреагировал, - Фёдор Михайлович! Уснул что ли?

     Я поставил банку на землю и толкнул его в плечо. Откинувшись назад, он медленно сполз вдоль стенки. В левом виске его была маленькая дырочка, из которой сочилась тоненькая струйка крови.
     Малюсенький осколок! Со спичечную головку размером! Шальной осколок, который должен был застрять в саманной стене, пролетел в тонкую трещину и попал точно в висок.
Разве это справедливо?! Где ты, Бог?! Почему Ты не спас солдата, которого дома ждут жена и двое маленьких дочерей?!

     В 8 утра началась артподготовка. Спешно похоронив земляка у стены хаты, и оставив в каске его красноармейскую книжку, мы начали наступление на Крым. Небо потемнело от дыма, который оставляли за собой реактивные снаряды «катюши». Грохот стоял такой, что приходилось кричать, чтобы услышать друг друга.
     Мы бросились в атаку. Впереди, на позициях 17 армии вермахта, поднимались клубы чёрного дыма. Значит, снаряды и бомбы достигли своей цели. Теперь дело было за нами.
Впереди нас ждал знаменитый Турецкий вал.

     Позже, в воспоминаниях маршала А. М. Василевского, я читал, что в двух полосах немецкой обороны было 6 линий окопов. Между ними проходил огромный противотанковый ров, длиной 8 километров. Немцы построили на Турецком валу 87 тяжёлых и 42 лёгких ДЗОТа, 8 ДОТов. На линии обороны было установлено более 100 000 противотанковых и противопехотных мин. Нам противостояли 2 немецкие и 2 румынские дивизии.
    Только за 13 апреля 1944 года наши потери составили больше тысячи человек. Гитлеровцы потеряли в семь раз больше.
     Если вы хотите знать, как выглядит ад, нужно было побывать в этом бою. Небо смешалось с землёй. Непонятно было куда бежать и куда стрелять. Перестрелки сменялись рукопашными схватками. Промежутки между линиями окопов были устелены телами убитых и раненых. Поднимаясь в атаку, мы в прямом смысле этого слова, бежали по трупам.
     «Ура!» уже никто не кричал. Голоса были сорваны и наши крики, сливаясь в один, походили на страшный вой раненого зверя. Такой же зверь бросался нам навстречу. Схлестнувшись вместе, два зверя кололи штыками, рубили сапёрными лопатками и рвали зубами друг друга.
      Этот ад продолжался трое суток. Первым обессилел и начал пятиться назад фашистский зверь. Пятился огрызаясь, скаля страшную окровавленную пасть. 11 апреля 1944 года наши части освободили Джанкой.

     После трёх суток боёв мы мертвецким сном уснули в окопах на окраине города.

     Утром я проснулся от яркого солнца, бьющего прямо в глаза и чужих голосов. Еле открыв глаза, я увидел людей в военной форме. Не в нашей форме. Немцы!!! Правая рука инстинктивно искала ППШ, но автомата не было рядом. Попали!!!
     Вскочив с земли, я увидел около сотни вражеских солдат. Наше оружие было сложено в несколько кучек. Неприятельские солдаты были вооружены винтовками. Это же надо?! Как слепых кутят голыми руками взяли!!! Во сне!!! Позор!!!
     Вражеские солдаты, размахивая руками, что-то лопотали на непонятном языке. Я спросил их по-немецки, но они в ответ отрицательно замотали головами. После этого они стали втыкать свои винтовки стволами в землю и подняли руки.
     - Романия! Романия! Нихт шиссен! Гитлер капут! – это всё, что мне удалось понять.
     Это были румыны. Понимая, что их сопротивление бессмысленно, они добровольно пришли сдаваться в плен. Они сами построились в колонну по четыре и пошли в наш тыл. Командир роты отправил троих солдат сопровождать румын. Чтобы не заблудились.

     После освобождения Симферополя наша часть двигалась в сторону Алушты, уже освобождённой нашими войсками.
     Мы шли пешим строем, направляясь в сторону перевала через Крымские горы. Дорога шла среди кукурузных полей, частично выгоревших во время предыдущих боёв.
     Впереди, на склонах, виднелся татарский аул. Первый раз я увидел такое зрелище. По одной стороне склона в долину спускались виноградники, а по другой – саманные домики с плоскими крышами. Словно ступеньки с горы. Эко, диво!
     Неожиданно это «диво» начало стрелять по нам из пулемётов и миномётов. Мигом мы рассыпались с дороги и спрятались в невысокой кукурузе. Огонь не прекращался. Неужели фашисты сумели прорвать фронт и выйти в тыл нашим войскам?
     Лежим в кукурузе. Ждём. Обстрел не прекращается. Бьют преимущественно из крупнокалиберных пулемётов, срезая кукурузные стебли над нашими головами.
     Минут через десять-пятнадцать позади послышался рокот автомобильных моторов. Потом стих. И, через мгновение: «Ввв-ааа-ууу! Ввв-ааа-ууу! Ввв-ааа-ууу!» Небо расчертили дымные полосы реактивных снарядов от «катюш».
     Один залп, и всё было кончено. Аул скрылся в огромных клубах дыма и пыли, внутри которых плясали огромные языки пламени.
     Как потом оказалось, по нам стреляли пособники фашистов – крымские татары, добровольно поступившие на службу врагу ещё в 1941 году.
     После войны крымские татары были репрессированы. Их насильно выселили из Крыма в Казахстан. Может, я в чём-то не прав, но считаю, что весь народ не должен нести ответственность за несколько тысяч трусов и подонков, воевавших на стороне Гитлера.

     Утром 9 мая 1944 года ребята поздравили меня с днём рождения. Кто-то из ребят сказал: «Фартовая у тебя дата, Иван. Двадцать один год. Очко! Значит, везучий ты, сибиряк. Будешь жить!»
     А к полудню этого же дня я получил лёгкое ранение и тяжёлую контузию в бою на окраинах Ялты. Вот тебе и везунчик!
     После полутора месяцев в госпитале военно-строевая комиссия признала меня не годным для дальнейшего прохождения службы. Как я не старался доказать обратное, меня комиссовали и отправили домой на Алтай.
     Хромой, полуглухой, полуслепой, со сломанными рёбрами… Какой из меня солдат?

     20 июня 1944 года я сел в эшелон на вокзале Симферополя. Война для меня закончилась. Впереди ждала долгая дорога домой…

(24 апреля 2019 г. 19.39. СПб)

Послесловие: http://www.stihi.ru/2019/04/25/3510