Роберт Бёрнс. Золотокосая Анна

     От глаз досужих в стороне
     Вчера я выпил славно,
     Вчера я был наедине
     С золотокосой Анной.
     Не ликовал голодный так,
     Найдя в пустыне манну,
     Как я, вкусив медвяных благ,
     От поцелуев Анны.

     Возьми, монарх, восток и юг
     От Инда до саванны,
     А мне б не выпускать из рук
     Горячей плоти Анны.
     Что мне великосветский блеск.
     Принцесс очарованье,
     Когда, от ласк сгорая весь,
     Дарю я ласки Анне!

     Уйди, надменный светоч дня,
     Сгинь, бледная Диана,
     Прочь, блёстки звёздного огня,
     Когда со мною Анна!
     Ты, ночь, укрой своим шатром
     Небесных тел сиянье
     И дай мне Ангела перо,
     Чтоб рассказать об Анне.

    Послесловие.

     Пусть суд и церковь по пятам
     Грозят мне наказаньем –
     Пускай идут они к чертям,
     А я отправлюсь к Анне.
     Свет глаз моих лишь в ней одной.
     Жить без неё не стану:
     Будь три желанья мне дано,
     Назвал бы первым Анну.

              / перевод В. Федотова /
   _________

   Суть этого стихотворения – в том, что автор очень красиво и тактично сказал об интимном. Похожее стихотворение есть и у Лермонтова – «Счастливый миг».
   Владислав Дворжецкий, подобно своим прошлым воплощениям (Бёрнс, Лермонтов и Врубель) был очень влюбчивым человеком, но при этом и очень мудрым, прекрасно понимая, что любовь – это дар Небес. И не важно, сколько любовь длится – несколько дней или несколько лет – всё равно это ЛЮБОВЬ!!! Именно поэтому Влад не делал трагедии из-за того, что одновременно любил нескольких женщин, а от злых и завистливых языков умел скрывать своё счастье…
    
     Из дневника В. Дворжецкого: 
   – На столе стоит «Колибри» в чехле… От одного взгляда на неё что-то такое происходит внутри, сердце начинает биться слишком часто, что при его нынешнем положении противопоказано, и хочется не думать о ней и не можешь… Это как на втором или третьем свидании с любимой, когда уже знаешь, что будешь ей говорить, какие ласковые слова и как нежно притрагиваться… Всё ведь надо заново пережить, отстучать сердцем, отболеть им также, как тогда… Я подхожу к ней и осторожно кладу руку, тихо-тихо, хоронюсь от сердца, приучаю его, рука начинает медленно скользить вбок, вот и первая кнопочка… Осторожнее, чтобы не спугнуть… Едва уловимый щёлк грохочет, и вот сердце уже у горла!.. Мне уже всё равно, сердцу не хватает места… Вторая кнопка… Я начинаю срывать с неё остатки грубой для её тела одежды… Вот ОНА! Вот она, готовая принять меня, моё, сделать это нашим!.. Нельзя мне, у меня с вашей сестрой должна быть мир-дружба… Но как справиться с этим невозможным желанием?.. Я касаюсь первой клавиши, и сердце начинает грохотать в унисон с её мелодичным постукиванием. Какое счастье, что я не умею быстро печатать, иначе бы оно – это мешающее мне обладать ею сердце – лопнуло бы окончательно!.. (Переделкино, 20.02.1977 г.)