6

Калеки. 3.

Под стук колес, вагонов качку
Я представлял как Пустослов
Сначала выкажет горячку
Гостеприимства жаром слов.

Затем остынет постепенно.
Меж тумаков любовь прольет
И для порядку непременно
Расскажет дикий анекдот.

И мы, веселые, вразвалку
Пойдем в недальний гастроном.
Погрузим хлеб, колбаски "палку"
В авоську с водкой иль вином.

И ночь кутнем напропалую
В созвездьи наших взглядов дев.
Помянем нашу жизнь былую,
Тем самым чувства разогрев.

Мечты приятны для любого,
Вдвойне, коль близок сей предмет.
Меня везёт уж от Тамбова
К мечте автокабриолет.

В какую глушь, в какую нору
Упрятан милый Пустослов!
Найти строителей контору
Мне как-то быстро повезло.

И в завершении картины
(Мне провалиться в яму чтоб)
В открытом кузове машины
Везут куда-то новый гроб.

Найти бы Семку поскорее,
Давно под ложечкой сосёт.
Тут не какая-то Корея,
Пожрать кой-что всегда найдет.

"Эй, тетка! Семку Пустослова,
Скажи-ка, где бы мне сыскать?"
Она махнула вдаль без слова,
А я растерянно мигать.

Ведь там, где тетка указала,
Ни дома нет, ни шалаша.
Машина, та что проезжала,
Пылит куда-то неспеша.

"Ты не шути!" "Какие шутки!
Смотри: глаза твои во лбу.
Мне говорить об этом жутко:
Семен проехал твой в гробу."

От потрясенья- я ни слова.
Но как же так? Но как же так?
Ужель нет Семки Пустослова?
Остолбенел я, как дурак.

Что было? Ездил за оснасткой
Семен в райцентр там купил
Какой-то дряни темно-красной,
Остаток дня ее он пил.

Ну а когда совсем стемнело,
Ломился к молодой вдове.
Когда совсем уж окосел он,
Уснул у дома на траве.

Проснулся. Окна перебиты,
И с петель двери в стороне.
Сам грязный весь, душой разбитый,
В крови и нет его дурней.

Струхнул совсем аника- воин,
Нашел веревку, да в чулан,
И там окончил жизнь "героем".
Ах, Семка, ты ли не баран?

Когда в мозгу мрачнеют мысли,
И этот мрак да пустота
Над безысходностью повисли,
Перемени скорей места.

Иные люди, обстановка
Тебя не сделают иным,
Но эта хитрая уловка
Рассеет мрака едкий дым.

Вот потому пути-дороги
Меня к Рябинину вели.
И подтвердят вот эти строки:
Я встал душой на костыли.

Ну а Рябинин рад до дрожи,
И не скрывая облик свой,
Дрожит не только нервной кожей,
Но даже умной головой.

И в ресторане самом-самом,
Был приглашен куда дружком,
Мы увлекались не бальзамом,
А настоящим коньяком.

И от питейства до упаду,
И от упаду до храпни
Кутили мы три ночи к ряду
Да плюс к тому ж меж ними дни.

Когда синеть уж стало тело
Со сверхчувствительных носов,
Когда в кармане опустело
(То признак крепких тормозов),

Тогда о чем-то соображая,
Хотя еще не протрезвев,
Друг друга вестью оглушая,
Излили новостей резерв.

Я рассказал о Пустослове,
Рябинин тоже не в долгу.
Он скорбно так нахмурил брови
И начал:"Знаешь, не могу...

Ты к Генке Ложечкину хочешь?
Не езди. С Семкой он в аду.
Быть может, лижут в мраке ночи
Они одну сковороду.

А может, черти в резвой скачке
На их пристроились гробу.
Свалила белая горячка,
И Генка Ложечкин в гробу.

Давай-ка мы помянем бывших.
Там есть у шушеры моей
Для умирающих непивши
Кой-что из сласти и дрожжей."

И мы стучимся в дверь лачуги,
Но ужас- вот те и сезам-
В ремнях скрипящих и упругих,
Нам открывает дверь сержант.

И наш Рябинин под охраной,
Покорен власти и судьбе,
Ушел с питейного экрана,
Как в сказке словно, в ЛТП.

А я от шушеры, пожалуй,
Продав излишки в рюкзаке,
Пойду прямехонько к вокзалу
Да и уеду налегке.

О, други, други- забулдыги,
Мне жаль вас больше, чем себя.
Мои любимые, ханыги,
Я плачу, воя и скорбя.

Не знаю: жив ли Парамонов.
Недели две куда ни шло.
Под качку стареньких вагонов
Поеду, как ни тяжело.

И вот районный городишко
Увидел я во всей красе.
Архитектуры без излишка.
Дома здесь старенькие все.

До центра твердая дорога,
Хотя асфальт кой-где избит,
Но не сломают кони ноги,
И не свернут себе копыт.

Пылят здесь больше на машинах,
На мотоциклах, тракторах.
Лишь истирается резина
На всех, как есть, протекторах.

Над исполкомом флаг полощет.
В райкоме окна настежь. Там
Бюро идет. Привычно площадь
Внимает дел словесных гам.

А на райкомовской стоянке
Совсем от транспорта тесно
Один шофер прильнул к баранке
И спит, как видно, уж давно.

Другой уткнул свой нос в газету,
А третий лезет под капот
И напевает он при этом,
Как-будто нет других забот.

В салоне РАФ-ика зеленом
Играют шумно в "дурака",
А там в беседочке под кленом
Веселья плещется река.

Там анекдоты, байки, были.
Шофер- он есть почти актер.
И лишь одни автомобили
Молчат, забыв про светофор.

Облюбовав один УАЗик,
Я подошел. "Скажи, дружок,
Не знаешь ль ты, тут есть на трассе
Мой закадычный корешок.

Его фамилья Парамонов.
Иван. Ванюшка. Ванька тож.
Точь-в-точь на санчурских чалдонов
По разговору он похож."

"Иван Иваныч? Шеф мой. Как же,
Коль езжу с ним, его не знать."
"Не шеф. Ошибка вышла. Скажешь.
Нас не привыкли величать."

"Ну что вы! Мне ли врать вам, право.
Да вот и он." Оригинал
Вдруг показался важно справа,
Но я легко его признал.

Ну, Ванька, стерва расписная!
Как важен вид, и взгляд насквозь.
А что вдруг скажет:"Вас не знаю."
Скорей, скорей метаморфозь!

Вот он подходит. Ахи. Охи.
Обедал? Нет? Тогда ко мне.
Как видишь, я совсем неплохо
Живу здесь, в этой стороне.

Все за обедом узнаю я.
(Спиртного не было. Ни-ни.)
Иван, слова свои смакуя,
Поведал жизнь мне без брехни.

Как он отделался от трассы,
В "сельхозэнерго" как попал.
Его зигзаги-выкрутасы
Я только после разгадал.

Ну а теперь я дал согласье
Работать мастером при нем.
Он мне сказал:"Сочти за счастье.
Но не шути со мной огнем.

Хотя с тобою мы знакомы,
Но что увидишь, то замри.
И ни в какие там райкомы
Не суйся с кляузой, смотри."

При представлении бригаде
В глазах такая стала резь:
Кретины, верьте Бога ради,
Мои кретины были здесь.

Иван Иванович (теперь я
Кирюху должен величать)
Сказал:"Заслуженных доверья
Всегда ты должен отмечать."

На них (кретинов) указуя,
Добавил твердо, не моргнув:
"Спецы: не сделают- срисуют
Не взмокнут, под воду нырнув."

И вот опять у АВМа все мы,
(Уж не шабашка- твердый план.)
Нет, не проводим просто время,
Штурмуем будто бы Монблан.

Ума, быть может, не палата,
Но наскребали кое-как.
И уж одни, без Калистрата,
Сдаем объект на четвертак.

И электричеством в свинарник
Даем тепло через бетон.
То мы монтируем запарник,
То облегчаем труд Матрен,

Свинарок, пахнувших навозом,
Наладив чудо-транспортер.
Короче, трудимся в совхозах,
А там для дел такой простор!

Что ж Парамонов? Он- при деле.
Не Ванька. Даже не Иван.
Себя он холит. Держит в теле.
Забыл с сивухою стакан.

В его мечты входило: дача,
Машина, нежная жена.
Когда сопутствует удача,
Тогда тревога не нужна.

Тут можно было б ставить точку:
Сивушник трезвенником стал.
Не соблазнишь его примочкой.
От жизни он, что мог, то брал.

Но влип бедняга Парамонов:
Приписки, взятки и подлог.
Нашлась статья в УК законов,
И он упрятан в уголок.

Разоблачен через кретинов.
О эти, спецы-удальцы!
Они все обликом едины,
Все дел финансовых дельцы.

Они, шабашничая, взяткой
И договор и сдачи акт
Скрепляли вовсе не украдкой,
Как говорит об этом факт.

Щедры они на подношенья.
И попадись им на крючок,
То "бескорыстное даренье"
Вдруг обратится в тяжкий срок.

Себя я тоже не расскрашу.
Среди описанных коллег
Я называю шайку нашу
Толпой уродов и калек.

И потому для назидания,
Как я вначале вам сказал,
Вот эту быль, а не сказанье,
Поверьте, честно рассказал.

_______________________________


Ах, читатель, выброси догадку,
Что поведал повесть о себе,
И подсунул скучную тетрадку
О своей разболтанной судьбе.

И прикрывшись тенью выпивохи,
Оправдаться силюсь во всю прыть.
Не типично ленинской эпохе,
Не могло такое у нас быть.

Ведь в советской самой лучшей школе
Не готовят этаких калек.
Так судачить может меланхолик,
А по-русски мрачный человек.

Не стремлюсь тебя я разуверить.
Каждый волен думать про себя:
Можешь верить, можешь и не верить-
Принуждать не вправе я тебя.

О своем студенчестве я лучше
Промолчу не только потому,
Что рассказан подходящий случай,
Препротиво шариться в лому.

Промолчу о том, что сторожил я
От ночных воров хлебозавод.
Хлеб и масло- этой пищей жил я:
Несуны- добреющий народ.

Пропущу и то, что на зачетах
"Уд" в зачетку часто получал
После возлиятельных расчетов
С тем, кто на экзаменах торчал.

Не легко, конечно, уживаться
Между справедливостью и злом,
И под плеск положенных оваций
Мне вручили новенький диплом.

И теперь, я думаю, достойно
Проживу положенный мне век.
Обойду ненужных и помойных
Этих, здесь описанных, калек.



(На фото автор - Пантелеев Николай Константинович)

Продолжение:

http://stihi.ru/2019/04/23/7610