Счастье под радугой. рассказ

     Гроза бушевала вовсю. Раскаты грома сотрясали землю и небо, блеск молний слепил глаза, ветер трепал ивы и здоровенные тополя так, как будто они были молодыми саженцами: стряхивая листья, обламывая ветки, которые обречённо лежали в лужах, похожие на кучи мусора, вернее, они и были теперь мусором. Глядя на потоки дождя, заливавшие лобовое стекло (тучи были настолько тёмными, а ливень - таким сильным, что, казалось, наступил вечер), Николай думал:" Хорошо, что я не приехал сюда раньше - вот торчал бы сейчас где-нибудь посреди поля навроде столба, а гроза-то - ого-го.." Грозы он, конечно, не боялся: чай, не маленький, да и в армии видел много чего пострашнее, но рассудительность брала верх - его груз ждут в совхозе, дома ждут мама и братишка, так чего же лихачить? Рисковать работой, зарплатой и тем более здоровьем было совсем не с руки: он - старший мужчина в доме, добытчик, опора матери и брату - и он терпеливо сидел, переживая разыгравшуюся непогоду, а в голове теснились мысли серьёзные и взрослые. С его первой зарплаты надо бы обновить гардероб: мать - учительница, а у неё всего два платья, да и те старенькие - неудобно как-то; брат вырос из школьной формы, и коленки на брюках светятся; ему самому доармейское все мало, а впереди зима... Председатель обещал подсобить с горбылем - наконец-то можно будет починить забор, а сарай лучше сломать и поставить новый - тогда не только кур, а и поросёнка завести можно будет, а это уже мясо для всех..

     Мать растила их одна: отец, прельстившись смазливой мордочкой деревенской молодухи, уехал с той, едва младшему, Саньке, исполнился год. Оскорбленная мать не стала подавать на алименты, а папаня за эти годы ни разу не поинтересовался жизнью своих сыновей. Николай не любил даже вспоминать о нем. А маму любил и жалел, с малых лет старался хоть чем-нибудь ей помочь: управлялся по дому и с маленьким Санькой, научился куховарить, а, подросши, взял на себя всю мужскую работу. В сезон возил с соседками в райцентр на рынок грибы и ягоды, а в 14 лет упросил председателя посадить его на трактор: пусть невелик прибыток, а все ж в дом, матери в помощь. Проказничать со сверстниками ему было просто некогда, да и интереса особого к таким проделкам не было - его, рано повзрослевшего, тянуло к людям постарше. Деревенские мужики к трудолюбивому, смекалистому пареньку относились уважительно, как ко взрослому, и называли по-взрослому - Николаем, да и в армии, благодаря умелым рукам и доброму сердцу, у него было много друзей. Непьющий, некурящий , открытый, честный парень нравился девушкам, но не было среди них той единственной, которая завладела бы его сердцем. Ну да это не беда - только что из армии, считай, вся жизнь впереди..

      Между тем небо посветлело, и дождь уже не лил как из ведра - гроза уходила. Николай завёл двигатель, и машина нехотя тронулась, обьезжая наваленные грозой кучи веток. Колеса с шипением несли старый ЗИЛ по блестящему мокрому шоссе. Посмотрев на часы, Николай прибавил скорость. Да-а, припозднился он, однако.. Его послали за ремнями и транспортерными лентами на завод в областной центр - это был его первый"дальний" рейс. Конечно, в городе он раньше бывал с мамой, с школьными экскурсиями, но так, с путевым листом, ехал впервые и достаточно поплутал по промзоне, пока не нашёл нужное предприятие. Пока все документы оформил, подошло время обеда,, еле уговорил загрузить машину, а тут ещё гроза..

     Машина уже выезжала из города. Дождь почти перестал, выглянуло солнце, в воздухе пахло чистотой и свежестью, а над дорогой вставала яркая двойная радуга. Николай улыбнулся - вспомнил старенькую соседку, бабу Нюру. Когда мать вызывали в район, с ними, маленькими, оставалась баба Нюра - и в их доме звучали сказки, старинные песни, рассказы про домовых, русалок, легенды и просто истории, то, что называется научным словом"фольклор". Да и сами они часто забегали к соседской бабушке. Один из её рассказов был как раз про радугу : мол, где она концами в землю упирается, зарыто по горшку с золотыми деньгами, а кто сквозь радугу пробежит - счастлив будет всю жизнь.. Как они с Санькой мечтали тогда добежать до края радуги и выкопать заветный клад! Потом, в школе, "физик" объяснял, что радужный мост непременно опирается на водную поверхность и никаких кладов там нет. А вот про то, что будет, если пробежишь под радугой, ничего не говорилось ни на уроках, ни в учебниках. И сейчас, при виде этой яркой необычной радуги, в сердце Николая шевельнулась давно забытая детская вера: а вдруг и вправду сбудутся бабы Нюрины слова? Пробежать-то, конечно, вряд ли, а вот проехать, может, и получится...

      Эх, была не была! И он ещё прибавил газу. Дорога не то чтоб была пустой, но ехать с ветерком можно было вполне, да и баранку он крутит уже порядком: сперва трактор, потом БТР, теперь вот ЗИЛ.. Ехалось легко, даже весело,, и потихоньку Николай стал мурлыкать себе под нос что-то весёлое. А радуга словно дразнила паренька: становилась ярче и, вздымаясь в самый зенит, стояла над дорогой, как будто подгоняя: ну же, ну.. Шоссе помаленьку просыхало и змеилось среди полей, умытых ливнем. Кое-где их пересекали овраги, поросшие до самого дна сочной июньской травой; иногда там паслось какое-нибудь стадо. На горизонте синел лес: здесь, возле областного центра, вдоль шоссе были лишь посадки, да и то только кое-где; а вот дальше, за рекой, лес поступал к самому полотну дороги. Ну вот и последний поворот перед мостом.. А радуга, словно осуществляя детское желание вчерашнего мальчишки, стояла над самой головой, одним концом упираясь в реку, другим - в какое-нибудь озерцо, затерявшееся в глубине оврага там, в полях. Ещё немного - и она уже за спиной, яркая, цветистая, так хорошо видная в зеркало заднего вида.. Все! Он сделал это - он проехал под радугой! Неужели счастье и вправду никогда его не покинет? Вот было бы здорово!

     Машина уже неслась по мосту: внизу, метрах в двадцати, блестела водная лента, и в ней тоже была радуга, только перевернутая, раздробленная волнами на цветные полосы. Навстречу шли машины - везли макулатуру для бумкомбината. Вдруг порыв ветра швырнул здоровенный лист мокрой бумаги с проходящей мимо машины, залепив лобовое стекло ЗИЛа.. Потом удар, машину повело, и, кувыркаясь, она покатилась с откоса...

      Николай медленно приходил в себя. Он лежал на мокрой от дождя траве, и голова, хотя под ней было что-то мягкое, ужасно болела, а перед глазами плыли яркие разноцветные пятна. Его осторожно касались ласковые руки, как будто мамины. Слышались голоса, чётче всего два - мужской хрипловатый баритон и звонкий, чистый, словно девичий. Николай зашевелился и попытался сесть. Крепкие мужские руки помогли ему приподняться и потом осторожно придерживали за плечи. Обладатель баритона спросил:"Парень, ты как? Кости целы?" - "Вроде да. Вот только голова.." В голове гудело, и, казалось, она сейчас развалится на кучу мелких частичек. Перед глазами пятна всех цветов радуги исполняли какой-то дикий, стремительный танец. Жутко тошнило. " Вот тебе и проехал под радугой... "- подумал Николай, и, словно услыхав его мысли, мужчина заговорил:" Ну, парень, ты, видать, в рубашке родился! Как ты летел - мы думали, водиле каюк, а ты даже вроде без переломов, только голова разбита. И машина твоя цела - помялась малость, а так - ничего, даже ехать может. Ты вообще-то откуда?" Николай, морщась, с трудом слыша собственный голос, сказал название своего совхоза. Мужчина даже как-то обрадовался:" Мужики, мы ж с дочкой как раз туда едем! Довезу парня в целости и сохранности до дома, а больница у них и своя неплохая, мне мать постоянно в письмах хвалит. Я ж сам - водитель, и права с собой!" Николаю помогли подняться. Совсем рядом завёлся двигатель ЗИЛа - по-видимому, машину проверяли перед тем, как снова вывести на шоссе. Строгий начальственный голос - наверно, гаишник, - опрашивал свидетелей его "полета". В глазах постепенно прояснялось. Хотя голова по-прежнему раскалывалась и тошнило, зрение и слух потихоньку возвращались. Пускай перед глазами все ещё плыло и не имело чётких контуров, но Николай разглядел свой ЗИЛ - с помятой крышей и боками, в свежей чёрной грязи, - и рядом с ним группу мужчин. А возле Николая, осторожно придерживая его за талию, стояла совсем юная девушка: светловолосая, тоненькая, в футболке и спортивных штанах. Наверху, на шоссе, стоял милицейский УАЗик. Двое милиционеров разговаривали с мужчинами возле ЗИЛа. Один из них, постарше, подошёл к Николаю:"Эк, парень, как тебя угораздило.. Ну да ладно, жив остался, машина ехать может, груз твой цел. До дома тебя доставят, а я скажу, чтоб тебя там сразу осмотрели - позвоню в сельсовет и больницу. Ты держись, сынок!"

      Машина снова катит по шоссе, но теперь плавно и мягко, сразу чувствуется, что ведёт профессионал. За рулём худощавый мужчина лет сорока с хвостиком: в волосах начинает пробиваться седина, лицо жёсткое и обветренное. Это тот самый обладатель баритона и отец сидящей рядом девушки, шофёр-дальнобойщик Иван Никитич. А девушку зовут Зина, она только что закончила медучилище и будет поступать в медицинский институт, но это позже, в августе, а сейчас они едут в гости к бабушке, и, кажется, Николай знает к кому. Голова его, забинтованная умелыми руками юной медсестры, покоится на её худеньком плече, а её маленькие руки, успокаивая, тихонько поглаживают руку"раненого", и кажется, что боль рядом с ней потихоньку утихает. Ничего, голова до свадьбы заживёт. Вот он поправится - и обязательно найдёт своих"спасителей", познакомится по-настоящему с Зиной и её отцом - ведь до августа почти два месяца. Все-таки, какое красивое у неё имя - Зина..
А может, и не врут про счастье под радугой?
Ирина Бидинкова, 2007.