Голубиный манифест

Все задушевные слова
переложу на птичий щебет,
но я не кенарь, я - сова,
мне петь мешает в горле щепка,
она занозой с тех времён,
когда душа моя горланя,
гоняла с пажитей ворон,
и сизарей весенней ранью.
Я крылья разума сложив,
учился падать словом в шелест
на краю пропасти во ржи,
рискуя именем и шеей.
Пацанство! Зависть голубям?!
Подранком дух томился в теле...
А жизнь хлестала по губам...
Рубили лес - щепа летела...
Учили жить, поджав губу,
не распускать по ветру нюни -
все отдохнём... потом... в гробу...
Товарищ, верь! Грядёт коммуна!
Усатый, лысый... - секретарь,
а Председатель - в мавзолее...
Вновь верить вракам... - слишком стар...
Лупцуют душу - тело злее!
Как водку, пил росу с щепы
на просеках судьбы, не в барах,
и слов на ушко не шептал -
крыл матерком... - Ничё, не баре!
Я нежность комкал, как платок,
но томным ямбом не сморкался,
служил Пегасом Конь в Пальто,
Крылатой Музой - бодрый Карлсон.
Нет! я не пропил голубей!
Мы вместе скуку дней клевали...
пока с трибун повелевали:
Кругом враги! Распни! Убей!

Все задушевные слова
переложу на птичий щебет...
Когда бы мог слегка приврать...
Но укатали горки в щебень
моей просёлочной судьбы
все отчебученные сказки...
Не научился строить глазки,
но поцелуи пить с губы
у голубей душа училась:
они живут... не морщат лбы... -
А мы чем хуже?
Прочь, кручины!