нечитаемым почерком неврастеника

Я схожу к своему поезду по широким, стёсанным ступенькам перехода с кольцевой. Только что я была безразлична к внешнему миру, закрываясь в раковине из шарфа и наушников, сосредотачиваясь на боли в обожженной кисти, с которой потихоньку сползает кожа, так что правая рука выглядит напоминанием о том, как вся я буду выглядеть лет через пятьдесят.

И тут реальность выворачивается, и я снова попадаю в своё изнаночное метро, мою наполненную шевелящимися запахами и цветными звуками смесь цирка и лепрозория. Под бодрые ритмы Only thing we know, льющиеся из-под соседней лестницы, мимо меня проносится безногий на тележке, лавируя между ног изготовившихся к прыжку на свободные места бабусь, мимо поджимающих губы мамаш с рахитичными отпрысками, свисающими с их рук, мимо серьезных мужчин в трениках и серьёзных мужчин в свитерах с пятнами от кетчупа и крема для бритья. За безногим в том же бодром темпе, пытаясь хранить честь мундира, бодрой рысцой бежит мент, безнадежно отставая на поворотах. Ему надо не дать парню на тележке выпрашивать мелочь, но они явно уже знакомы и оба сочувствуют друг другу в определенной степени. За ментом, разумеется, бегу я. Этой парочке удалось довести меня до приступа хохота, так что упустить их я не могу, иначе магия изнаночного метро пропадет, двери в мир неодинаковых людей захлопнутся и все снова начнут занимать слишком много места, смотреть на часы и пахнуть одинаковым сладковато-гнилостным парфюмом.

Я попадаю в вагон, стилизованный под старину. Основная суть этой стилизации - набить сиденье пружинами, которые не дадут вам спокойно сидеть. В вагоне стаей утят галдит началка на экскурсии, одетая в лимонно-желтые жилетки и снабжённая двумя охрипшими учителями с безнадежными взглядами забытых на цепи сенбернаров. На нищего сначала косятся неодобрительно-сочувственно, затем просто сочувственно, замечая мента позади него, который немедленно становится угнетателем человечества и объектом народного гнева. Люди, которые в жизни не подали бы безногому ни копейки, встают рядом с ним с заговорщическим видом и суют ему пятисотки. Нищий охуевает, мент охуевает и грустнеет на глазах. За шесть остановок к нищему подходят двадцать три человека. Один из утят, ковыряя пол ножкой в кроссовке за 12к, дарит ему резинового динозавра. Наконец, нищий поворачивается к совсем скисшему менту и тайком протягивает две сотни. Тот, смущенно и обрадованно улыбнувшись, суёт их в карман.

Старушка рядом со мной ржёт в голосину, радостно всхлипывая. На ее куртке улыбается нирвановский смайлик. Я облизываю ожог и ощущаю вкус резиновой зимней клубники.