Понтий Пилат. Ночь перед бессмертием
Облака отарой шли на юг.
На скамье сидел Пилат Понтийский,
Содрогаясь от душевных мук.
И никто на свете, кроме Бога,
Глубину терзаний не поймет.
Он просил, наверно, слишком много:
«Пусть другой, другой его распнет!»
Проносились мысли вихрем жгущим,
При свечах плясала тень змеей.
Вдруг застыла тень и стала гуще,
Черной пеной взбухла над скамьей.
Игемон лишился сил и воли,
Страх сковал префекта до кишок.
То ли это от душевной боли,
То ли выпил лишний порошок…
Тень похожа стала на Пилата:
И своей одеждой и лицом.
Он подумал: «Вот она — расплата», —
Повстречавшись взглядом с близнецом.
Ухмыльнулось хищно «отраженье»,
Потемнело, исказило лик.
И явилось новое виденье —
В черно-алой мантии старик.
У него лицо невозмутимо,
Стан прямой, а сам широкоплеч.
«Так гостей встречать не допустимо,
Ведь не ты ль искал со мною встреч?»
Голос гостя с бархатным легато
Мог легко ввести любого в транс.
«Разве я? — робея прокуратор,
У него спросил. — Искал я вас?»
Сел старик к префекту на скамейку,
У Пилата сжалось все внутри.
Гость сказал: «Мы заключили сделку —
Ты казнить обязан Га Ноцри,
А взамен — богатства и бессмертие.
Так зачем теперь к Нему взывать?
Думаешь, проявит милосердие
Он к тому, кто хочет Богом стать?»
Прокуратор вскрикнул: «Нет! Не Богом!»
«Может, Мной?» — гость встал горой над ним
И взглянул зеленым глазом строго,
Подмигнув с иронией другим.
«Знаешь, ты наделал много шума —
Пробасил старик. Сник игемон.
«Не могу казнить я Иешуа —
Произнес Пилат, — не винен он».
«Ну а ты, — спросил старик с усмешкой, —
Ты виновен?»
«Речь не обо мне!»
«А не ты ли без суда, со спешкой
Распинал и жег людей в огне?»
«Их вина была мне очевидна!» —
Прокуратор резко произнес.
«Может быть, — сказал гость — стало стыдно?» —
И поправил прядь седых волос.
Игемон парировал нескромно:
«Стыд и совесть — дело слабаков!».
Гость напротив встал громадой черной,
Словно судия, лицом суров.
«Лжец и трус! Ты так боишься смерти,
Что готов на все! Закончим спор.
Иешуа должен на рассвете
Быть казнен. Таков наш уговор».
Рвала сердце дикая крамола —
Игемон приказов не терпел.
Вдруг пронзил префекта жгучий холод,
Пошатнулся он и засопел
От того, что резко сжала горло
Чья-то очень сильная рука.
Под ногами потеряв опору,
Он с мольбой взглянул на старика.
Тот смягчился и в лице, и в позе,
Перестал огонь в глазах гореть.
Гость промолвил: «Нынче я нервозен…
Что, Пилат, увидел ли ты смерть?
Это тень ее лишь, не волнуйся.
Выпей виноградного вина.
Не найдешь божественнее вкуса!
И до дна, префект, за жизнь — до дна!»
Сердце в ребра бешено колотит.
Пусть все это будет страшным сном!
Но в руке он чашу в позолоте
Увидал с рубиновым вином.
Гостя след простыл, как наваждение.
Прокуратор чашу бросил вон.
Понемногу спало напряжение —
И окутал игемона сон.
Облака над городом хлопочут —
Набирает мощь свою гроза.
А Пилат не знал, что этой ночью
Он в последний раз сомкнул глаза.
Говорят сегодня, что в Люцерне
Среди гор Пилата видят тень.
До сих пор наместник Иудеи
Умывает руки каждый день.
17—18 апреля 2019.
Свидетельство о публикации №119041805077
но ты их уже сократила на стопу, и добавила
стопу в четырехстопный. Опередила, пока я размышлял
над поэтической волностью.
Я не против разностопных стихов, такие стихи
музыкальны. Но они органичны, если написаны с замыслом.
Что же до "лицензии поэта".
Перечитываю статью Википедии и понимаю, что
христианский Пилат имеет место быть.
Пилат был язычником.
Остальные нюансы несущественны.
Но так как история давнишняя и дошедшая до нас
по спорным источникам, информацию откуда черпал сей
"рецензент", Поэт имеет право на свою точку зрения.
Licentia poetica!
Александр Шайгек 27.08.2019 12:06 Заявить о нарушении
Марина Александровна Лукина 27.08.2019 13:13 Заявить о нарушении