Последний мазок
Драматическая трилогия «Прошедшее, что в будущем укрыто»
Часть I
ПОСЛЕДНИЙ МАЗОК
Драматические иллюстрации к новелле Оноре де Бальзака «Неведомый шедевр» в четырех действиях с эпилогом
Приношу сердечную благодарность тем, без кого читатель
не увидел бы этих страниц:
Профессору Баевскому Вадиму Соломоновичу
Доценту Рогацкиной Марине Леонидовне
Доценту Макаровой Ирине Юрьевне.
АВТОР
Действующие лица:
Френхофер – мастер Последнего мазка, которого не было
Николя Пуссен – 18-летний юноша не без способностей
Николя Пуссен – знаменитый французский художник
Франсуа Порбюс – знаменитый фламандский художник, жил в
Париже
Жиллетта – незнаменитая французская девушка.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ.
Париж, декабрь 1612 года, утро. Дом Порбюса на улице Больших Августинцев. Возле дома ходит Пуссен, убого одетый 18-летний юноша из провинции, беспокойно поглядывает на вход и окна.
Пуссен
… Ну, вот и дом! Зайти!.. Нет, не решаюсь.
Желанье жжет, - куда-то делась смелость…
Что? погулять? Нет, - холод пробирает
Аж до костей… Ну что же я? Смелей.
Который раз я прихожу сюда,
А вот взойти… Нет, страшно. Уходить?
Опять уйти? И, как всегда , ни с чем?
Взойду!..
Вбегает в бельэтаж и тут же кричит воображаемой консьержке:
…Не у себя ли мэтр Порбюс?..
Консьержки не оказывается. Пуссен растерянно смотрит на дверь Порбюса.
Так, дома. Вот висит и молоток…
А постучаться… Эх! и снова страшно.
Ну, будь смелей. Ведь это лишь художник.
Что ж, что писал он Медичи? Потом
Она его на Рубенса сменила…
И я начну писать для королей, -
Когда-нибудь, быть может… Ну, вперед же!.
На лестнице бельэтажа появляется Френхофер.
А! Что такое?.. Ну и старичок!
Богач! И что ж за кружева на платье!.
Таких-то не носить и королю…
Дары Святые! что тут за лицо!
Глаза, глаза… Наверное, сам дьявол
Так смотрит на приспешников своих..
Ну, спрыгнул из рембрандтова портрета!
Кто он? Художник? Что-то не похоже,-
У многих наших, что ни посмотри –
Сквозняк в кармане… Ну, а вдруг он тоже
Придворный живописец или кто-то
В том самом духе?.- Бог их разберет.
…Однако, он стучится в дверь к Порбюсу!..
Вот, открывают!.
Френхофер
…С добрым утром, мэтр!
Пуссен (решается)
Ну! с ним!..
Оба входят в мастерскую Порбюса.Мастера не обращают на юношу внимания. Порбюс думает, что он пришел с Френхофером, а Френхофер – что юноша учится у Порбюса. Френхофер подходит к картине Порбюса «Мария Египетская».
Френхофер
… Ага! отличная святая!
Ей – Богу, дал тебе б я за нее
Экю на десять больше королевы.
Но, черт!.. Иди соперничай-ка с нею,
Хоть я совсем, как будто, не бедняк…
Порбюс
Вам нравится?..
Френхофер
Да, нравится… Но как?!.
И да, и нет, — по первым ощущеньям .
Порбюс
Прошу Вас, поясните.
Френхофер
…Гм, она
Для женщины изрядно сложена,
Но: тень, — и только. Смотрит без дыханья…
С чего б?.. Часов бессонного старанья,
Уроков анатомии – не счесть,
А мало! мало в красках перенесть
На холст, как лужу, плоскую натуру…
Взгляни на фон. На всю ее фигуру, -
Да! плоскость; видно, врет игра теней,
Которой ты вовсю пытался ей
Придать почти безжизненный рельеф!..
Помилуй! Ты давно не ученик,
Но как же неровна твоя святая. –
Живая грудь. А эта? – неживая.
Кровь в жилах не течет, не бьется жизнь
Недвижна, холодна, нема как труп
Красавицы под скальпелем у Тульпа!.
…Порбюс, не спорь! Послушай: tua culpa.
Ты виноват; и виноват… как все
Художники, что мнят себя богами,
А гонятся, уж верно, за деньгами.
… Но ты – иное дело! Ты поэт,
Что звуки рифм собрал в своей палитре,
И заставляешь петь их на холсте!..
А если так – поспоришь ли со мною,
Что синтаксис в поэзии – не все,
И, если нет ошибок в языке, -
Совсем не суть, что рождена поэма?…
Грамматика – лишь правильная схема!
Не так ли и у нас?..Изволь; смотри –
Порбюс
Вам внемлю хоть до завтрашней зари.
Френхофер
Что синтаксис у нас? Во-первых, немцы;
Немецкий филиграннейший рисунок,
Где строгая и мрачная природа
Мельчайшими кистями, скрупулезно,
И тщательно, и тонко, как в гравюре,
Выписывает каждый завиток
И все слагает просто безупречно!
Вот так-то пишет всяк в немецкой школе:
И Дюрер, и Гольбейн; ты приобщился
К их тонкостям, но это же не все!..
Второе что? Вестимо, итальянцы.
У них в стране пир красок и цветов,
Господство солнца, безраздельность света.
И солнца итальянского палитра,
Причудливо и странно отражаясь
От камня древнего, деревьев, скал
И моря, так у пылких итальянцев
Немыслимо картину создает:
Не линией, но воздухом и светом!
Ты постигал и их приемы долго,
Но это лишь приемы, а не чувство.
Порбюс! в тебе же гений, право слово, -
Поэтому ты больше виноват. –
Ведь гений есть огонь, а на огне
Соединить и сплавить эти школы,
Создав при этом уж свое искусство…
Что, сделал ты? - ничуть!. Немецкий холод
И тщательность рисунка с итальянской
Божественною гаммой световой
В твоей картине только лишь соседи,
Причем плохие: здесь – ты истый немец;
Тут – итальянец… Где же, где единство?!..
Как будто два различных человека
Наперебой трудились над святой,
И оба же (прости!) впросак попали.
Порбюс
…Вы, должно, правы… Трудно в полотно
Нам, смертным, кистью с маслом перенесть
То, что Творец ваял, как лучший мастер…
…Вы знаете, как долго и упорно
Я изучал натуры обнаженной
Все таинства, малейшие оттенки,.. -
Поверьте – тяжелейшее занятье…
Но вот доходит дело до того,
Чтоб эти знанья, навыки руки
Отдать картине, - тут и незадача!!.
Живое совершенство ускользает,
Как склизлая пиявка между пальцев!
И то, что жизнью пышет пред глазами
И Духом полно – тут, на полотне,
Увы: всего лишь жалкий натюрморт…
Ну, это ли не козни Люцифера?!.
Френхофер
Вот, сразу хныкать! скверная манера!..
Давай, Порбюс, уж лучше разберем,
Как злюку-сатану оставить с носом …
Покончить с этим пакостным вопросом
Помог бы нам (конечно, был бы жив)
Учитель мой, приятель незабвенный,
Беспутный – и великий! – Мабюзе.
Но он давно уж пишет в мастерской,
Где краски растирают херувимы
И ангелы - натура хоть куда…
А я пока что здесь. Безделка? нет,
Немало, - ведь и я такое знаю,
Как Дух, подобно редкому жуку,
Булавкою пришпилить к полотну…
На самом деле это очень просто
(Но сколько муки в внешней простоте!).
Порбюс
И как же? как? ..
Френхофер
…Терпение, приятель.
Представь себе, что ты … хотя б ваятель!
И пред тобою женская рука,
Такая, что Милосская Венера,
Вселись в нее нечаянно душа,
Признала б ее лучшею, чем та,
Что сотни лет назад была отбита…
Поэтому ее, вот эту руку,
Тебе, дружок, и надобно слепить,
Чтоб в вечности осталась красота,
Нетронутая тлением могилы…
Что станешь делать? начинать с чего?
Не с гипсового слепка ли? Попробуй.
Ты снял его; и что же получил?!.
- Посмертный слепок, что напоминает
О гробе, - и не более того.
А почему?.. не та же тонкость пальцев?
Не те же кости нежные запястья
И оттиски ветвистые сосудов,
Расчерченных Божественным резцом?.
Те – и не те. Наверное, анатом
Обрадуется этому, поскольку
Немая красота пустого зданья,
Где нет уже жильцов – его удел.
Но ты – художник. Жизнь – твоя натура,
А не анатомический театр…
Порбюс
Учитель, вы хотите тем сказать,
Что совершенство графики, рисунка
И даже сочетание теней, -
Не более, чем гипса мертвый слепок?..
Френхофер
Я так и говорю! Ты верно понял
И правильно усвоил мысль мою.
Ведь слепок и рисунок – это точность,
Которая лишь копию украсит.
Но копия безжизненна, мертва.
Порбюс
А что же оживит ее?..
Френхофер
…Ничто,
Коль копия задумана заране.
Когда художник тратит вышний дар
На точную срисовку и раскраску,-
Все масло мира будет в недостаче,
Чтоб оживить мертворожденный холст.
Секрет же прост весьма. Ну, вспомним руку.
Она, рука, не только (и не столько)
Является какой-то частью тела.
Ведь ею управляет человек,
А человеком – Высшее начало…
Итак, рука не только мышцы, кости,
И самая изысканная кожа.
Она – во-первых – продолженье мысли
Людской, а там и вышней, поднебесной…
А эта мысль, поистине; такою
Неудержимой обладает мощью,
Что разрывает все покровы мяса
И предстает перед тобой … нагою!
Да, тою самой, подлинной натурой,
Что чудным повелением поэта,
Ваятеля, художника должна
На полотно навек переселиться,
И по бумаге жертвенно скитаться,
И отшвырнуть излишнее от глыбы,
Которая скрывает Аполлона…
Порбюс
…Натура ваша мудрена, учитель!
И ее овладеть, я полагаю,
Уж верно, не из самых легких дел.
Ведь я не Бог, - я только живописец.
Для ощутимых видов всю палитру
Составить мне по силам; но такое!
Где краски я сыщу, чтобы представить
Не что-нибудь – Творца Вселенной мысль?!.
Френхофер
Ба, ба! Порбюс! Похоже, что ты трусишь?.
И вправду полагаешь,что задачку
Решить мою не смертному отнюдь?..
А кто ж был Рафаэль?! иль дух бесплотный?.
А Мабюзе? для ангела немало
Он выпил вин и слопал поросят!
Нет, это были люди, но другие;
Их главной краской было Впечатленье,
Оттенки чувств же были ей подстать.
А видели они не руку, ногу
Или камней собранье в Парфеноне:
Та мысль, которой полно через меру
Все сущее, живое с неживым,
Тот нежный луч их сердцем преломлялся,
И каплями оттенков неземных
Ложился на послушную палитру…
Они ведь знали то, что я сказал вам, -
Про тайное руки предназначенье…
И руки их, имея продолженье
Той мысли свыше, что слилась с своей,
Толчками этих мыслей наносили
Мазки уж Духа на свои холсты…
Порбюс
Позвольте вас спросить: доступно ль вам,
То, что так живо здесь вы описали?..
Френхофер (смеется)
А! Понял я! Милейший мой Порбюс,
Неужто снова просишься в школярство?..
Ну что ж, на то и гений; и в гробу
Он будет у червей своих учиться.
Изволь: профессор я. Ну, студиозус,
Пожалуй-ка на лекцию! Согласен?
Порбюс (учтиво поклонившись)
Об этом я могу вас лишь просить.
Френхофер
Тогда ответь, любезнейший Порбюс:
Что главное в художестве ты знаешь?.
Чур, без запинки.
Порбюс в замешательстве.
Вот! уже запнулся.
Что ж, каждый заключает по себе
То главное, зачем он взял палитру.
Но к зрелым-то летам твоим, Порбюс,
(И степени такой же мастерства!)
В любое время даже темной ночи,
Как добрый францисканец «Pater noster»,
Через секунду после пробужденья
Ты должен был ответ сей отчеканить!
…Тогда тебе скажу я свой ответ.
Ты видишь – я уж стар и скоро встречусь
С моим бесценным бедным Мабюзе.
Он так помог найти мне цель свою…
Так вот: сегодня я совсем не зря
Пенял тебе отсутствием единства
В твоей нисколько не дурной святой.
Вот цель моя: единство, нераздельность
Причины с Впечатленьем; понял ты?
Ведь Впечатленье – мысль, и вот ее
Я зрю в Причине, то бишь в том предмете,
Что вижу пред собою и готовлюсь
На полотне той мыслью воплотить.
А что тут служит зрением? Лишь чувство.
Не так ли? – Ну каким же еще оком
Дано прочесть нам мысли письмена?
Ты знаешь, как с рождения слепые
Пускают в ход свое воображенье
И чувствуют все те цвета, что мы,
Благодаря Творцу, прекрасно видим?
И ты на миг ослепни! но тогда,
Как составлять придет черед палитру
Для выраженья чувства в слепоте, -
Тогда прозрей!..
Порбюс (в замешательстве)
…Ах, вот … оригинально…
…Ну, это что-то новое. Не знаю…
Френхофер
Напротив – очень старое, collega!
…Составив краски, - что теперь писать?..
…Не замечал ты, что во всем живом
(По-настоящему) Дух бьется через край;
И сокам жизни тесно в том сосуде,
Куда Творец их столь лукаво втиснул?..
И, не вмещаясь в бедной сей юдоли,
Как облаком невидимым, - но сущим! –
Тела живые Дух сам одевает,
Соединяя с миром, что вокруг.
И без него полотна не живут, -
Унылою амбарною тетрадью
Перечисляют лишь все те предметы,
Что самой гениальною рукою
Представлены на них, как в скучной лавке…
Задумался? вот это и отлично.
Но не воображай себе того,
Что в пух я разругал твою Марию.
Пред наглым, пестрым и безмозглым стадом
Коров фламандских, что малюет Рубенс,
Твоя картина блещет совершенством:
В ней три столпа незыблемых Искусства –
И колорит, и чувство, и рисунок.
Пуссен (не выдерживает)
Святая восхитительная, сударь!
Вся замыслом пронизана она
Таким, что далеко и итальянцам!
А лодочник! пожалуйте, взгляните,
Как искренне прописана вся робость
И слабость в нерешительном лице…
Порбюс (внимательно вглядываясь)
Учитель, это ваш юнец?
Пуссен (волнуясь и запинаясь)
…О нет;
Прошу вас, извините мою дерзость!..
Я неизвестен, не пишу, - малюю,
Но – по влеченью… Я сюда пришел,
В сей город, и в ваш дом достопочтенный
Затем, что … где еще найти мне школу,
И знания, что мне…
Порбюс (достает карандаш и бумагу, подает их Пуссену)
…Ну, за работу!
Пуссен берет поданное Порбюсом, находит глазами конную статуэтку и начинает ее рисовать.
Френхофер (заглядывая в рисунок Пуссена)
О! ваше имя?
Пуссен пишет под рисунком свое имя.
Так, Пуссен. Э, брат…
Недурственно… Да ты, мой милый, хват!
И при тебе о разных наших штуках,
Пожалуй, что не грех порассуждать.
…Мой мальчик! Ты ведь прав, и этот холст
В глазах ценителей (не говоря о прочих)
Достоинств полон… Но знаток тончайший
Увидит то (иль, может, не увидит?),
Что недоступно чувствам большинства.
(с запалом) … Так ты пришел за знаньями? Ну что ж!
Смотри во все глаза и в то, что выше!
Ты посетишь теперь такой урок,
Что в самой лучшей живописной школе
Не видеть никому ни до, ни после!
Порбюс, давай! давай свою палитру!.
Френхофер, взяв в руки палитру, мгновенно преображается. Он почти хищно смотрит на палитру и движениями, напоминающими уколы шпагой смешивает краски на палитре. С негодованием ворчит:
В окно! к чертям палитру заодно
С хозяином… И до чего же резки,
Фальшивы эти грубые тона!
Ну, как таким прикажете писать?..
Пуссен (Порбюсу)
…Как кисть его клюет все краски разом,
теперь поочередно, с быстротою,
Что и не снилась лучшим органистам
При повторенье гамм перед игрою…
Их пальцам далеко до этой прыти!
Френхофер (приступая к правке картины Порбюса)
…Вот, юноша, мазок неуловимый.
Ну, просто я разбавил голубую.
Но что это?.. Да, воздух появился
Вокруг ее главы, (с усмешкой) я чаю, душно
Ей было бы без этого мазка!
И даже складки вдруг заколыхались
В ее одежде! чудо? нет, лишь чувство!
А до того пятно ее туники
Топорщилось крахмальной простыней!
Так; светлый блик, положенный на грудь, -
Простая смесь коричневой, и красной,
И жженой охры толика, чуть-чуть…
Но разве кровь не разлилась теплом
По мертво-затененному пространству?..
Нигде, совсем нигде, мой юный паж,
Тебя никто такому не научит.
Лишь Мабюзе, бессмертный сей пьянчуга,
Мог оживлять так плоские фигуры.
Не слышал ты о школе Мабюзе?
И не услышишь: не было и нет.
Я был одним его учеником, -
И первым, и последним, но я стар,
А сам учеников не знал и вовсе.
Ты, юноша, должно быть, понял все;
Не стоит продолжать мне…
Пуссен загипнотизирован зрелищем правки картины. Его состояние – восторг особого рода, переживаемый впервые в жизни, вместе с суеверным ужасом.
Пуссен
…Иисус!..
Откуда вдруг свалилось столько света…
Заколебался воздух на холсте,
Фигуры задышали… Боже правый!
Я чувствую дыханье их и здесь,
И ветерок, и жар земли Египта!.
Нет, пишет он не сам. Какой-то демон
Иль целый сонм их тычет этой кистью!..
Френхофер
Паф! Паф! Сюда! сюда, мои мазочки!
Ступайте, оживляйте этот лед!
(закончив правку) Ну? Вот оно, Порбюс: пришло единство.
Ну, чувствуешь? Вот здесь она, брюнетка,
Еще недавно тяготилась тенью,
Что ты ей от блондинки подарил.
…Ну, а теперь? Где, где же споры немцев
И итальянцев этих всех, которых
Оставил ты в картине пререкаться?..
Ты тяжко потрудился, мой Порбюс,
И сотни положил мазков отменных.
— Я парочку всего их бросил здесь,
Но именно они все и решили!
…Да дело не во мне, а в Божьем мире,
Где рукоплещут одному мазку,
Положенному на мильоны прежних.
Ох, не благодарят за то, что снизу,-
Лишь за последний!! –
(внезапно резко оборачивается к юноше) помни же, Пуссен!
Удовлетворенно глядит на картину.
Теперь я подписался бы под нею,
Хотя, конечно,.. ей и далеко
До той моей, «Прекрасной Нуазезы»…
…Уф, два мазка не сто, но все же труд, (лукаво улыбаясь)
И я успел за ним проголодаться.
Да, завтракать уж час… ( Пуссену и Порбюсу) Составьте мне
У завтрака приятную компанью!
Давайте выпьем доброго вина,
И, закусив копченой ветчиною,
Поговорим о живописи нашей,
Хоть времена отнюдь не для нее…
(Смотрит на нищее платье Пуссена, вынимает из
кошелька два золотых и протягивает юноше)
Малыш! Я покупаю твой рисунок!
Порбюс (Пуссену тихо)
Возьми, ты тем его не разоришь:
Старик богат, как мавр с евреем вкупе!.
Пуссен робко берет деньги, Все уходят.
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ.
Тот же день, около полудня. Дом Френхофера у моста Сен-Мишель.
В гостином зале за богато и изысканно уставленным столом Френхофер и Порбюс. Юноша Пуссен в восхищении оглядывает убранство дома.
Пуссен
Он хоть и Крез, но все его богатство
Лишь верно служит требованьям вкуса,
Изящества, а не наоборот…
…Свет драпировок, вязь оконных рам,
Цветные стекла, чудо – арабески…
Симметрия зеркал венецианских;
И колотушка на дверях – шедевр!..
Версаль и Лувр, я думаю, скучнее…
Останавливается у одной из картин и смотрит на нее не отрываясь.
Френхофер
Тебе, гляжу, совсем не до вина,
И вовсе не до кушаний… картина
Твой взор приворожила; эй, смотри!.
Поменьше ей вниманья уделяй,
Грозит тебе отчаянье иначе.
- Адама Мабюзе писал затем,
Чтоб выйти из тюрьмы; туда беднягу
Ростовщики – канальи упекли.
И, может, оттого, что торопился, -
Не воплотил в нем все, чем обладал.
Да, сам Адам живой, - вот подойдет!
Но что вокруг него? Где воздух, небо,?
Где ветер ? – все молчанье, пустота.
И сам Адам здесь только человек.
Он, между тем, неизмеримо больше:
Он Бога рукотворное подобье.
А где же чувство этого? увы…
Сам Мабюзе грустил о том, когда
Он не был пьян, - но так случалось редко…
Пуссен (у другой картины)
Прекраснейший Джорджоне, сударь!
Френхофер
Да?
Спасибо за оценку, мой юнец,
Но это не Джорджоне; это я.
Работе этой уж немало лет,
Я был тогда совсем немногим старше,
Чем ты теперь…
Пуссен
…Ах, так… Ну, это значит,
Что живописи бог своей персоной
Меня к себе на завтрак пригласил…
Порбюс
Учитель мой, Френхофер,.. Если б вы
Мне уступили рейнского немного;
Давно такого доброго вина
Не приходилось пробовать…
Френхофер
…Бери!
Две бочки из моих подвалов нынче
В твои переместятся погреба. –
Одна за то, что познакомил ты
Меня с твоей Египетской Марией,
Вторая – дружбы знак…
Порбюс
…Когда б меня
Не донимали все мои болезни,
И вы бы разрешили хоть на миг,
Хоть краем глаза мне взглянуть на ту,..
На это чудо,.. вашу «Нуазезу»,-
Тогда… ну что ж, - и я бы написал
Живую, настоящую картину,
С фигурами, вдобавок, в полный рост…
Френхофер
Что? показать мою работу? Нет, -
Ее никак я не могу окончить,
А как уж скоро завершу – Бог весть!..
Ведь лишь вчера под вечер, наконец,
Подумал я (иль просто показалось?)
Что уж мою закончил Нуазезу.
Своими влажно-страстными глазами
Так нежно на меня она глядела…
Так чудно, драгоценно вились косы,
Уже руками (!) ощущались формы
Упругие и полные дыханья,
Волнующего женского тепла, -
Что испугался я, - вот-вот она
Из уз станка вдруг вырвется и враз
Покинет дом мой!.. Свет явился утром, -
И стало ясно: я опять ошибся …
Хоть и давно нашел я способ, как
Округлость форм и свежесть обаянья
Живыми положить на холст – не вышло.
…Давно я изучаю Тициана,
Кудесника и света короля.
И в чем же его гений? – в простоте,
Что свойственна лишь солнцу: как оно,
Непревзойденный Божий живописец,
Собою освещает всяк предмет?
Обчертит контур? или силуэт?
Нет, дудки! Без линеек начинает
Класть сочные и жирные мазки.
А тень уж постепенно и свободно
Сама придет, - зачем ее нарочно
Навязывать: скажите мне, друзья?.
Не линия заканчивает тело,
И бесконечна плоть своим объемом!
Но эта бесконечность замыкаться
Никак не может на самой себе.
В нее, по давней воле Провиденья,
Включается все то, что окружает
Живое тело, - прочие объемы!
Им нет предела! вечность лишь позволит
Познать их протяжения и свойства;
И самые нежданные сюрпризы
Они способны вдруг преподнести!…
Взгляните-ка на эти вот места. (указывает на картину Мабюзе)
Здесь контур обозначенной фигуры
Встречает фон, - те внешние объемы,
Которые я тут упоминал.
Вблизи – нагроможденье пятен, бликов,
Неточностей, - а отступите чуть!
Что видите? не четкую ли форму?..
Она живая, чувствуется воздух,
И, с тем, имеет точные границы.
… А выводы? Вопросы порождают.
Ведь это отрицание рисунка,
Совсем, как такового. …Вот к чему
Приводит нас все виденье чрез меры –
К трясине безнадежной отрицанья.
И в том оно невежеству сродни!…
Порбюс
Пуссен, он говорит уже не с нами.
Дух собственный – объект его речей…
Френхофер
…Притом, для завершения картины
Нуждаюсь я немедленно в натуре;
Но кто натурой может Нуазезе
Единственно достойной послужить?
Венера-то Милосская лишь в камне,
А эталона вечной красоты
Средь женщин всех земных найдется вряд ли.
Да что Земля! Скажите мне, куда
Отправиться за ней, волшебной сутью:
На небеса иль в ад – пойду теперь же!..
Пуссен (Порбюсу)
…О, как необычаен этот старец!..
Весь вид его, и речи, и искусность,
Как некая таинственная песнь,
Зовут к себе и слушать заставляют
И воле, и рассудку вопреки!
…И беден, и богат – одновременно,
Насмешлив и наивен, щедр и скуп…
А временами чудится, что он
Совсем вне человеческой природы…
…Наверно, таково само искусство.
…Лишь только нынче я осознаю:
Какой же скользкий путь себе я выбрал!.
Мне страшно, но куда сильнее страха
Неведомое это притяженье…
Я следовать ему уж обречен…
Порбюс
Мы можем уходить. Он нас давно
Не только уж не слышит, - и не видит.
Пуссен
А, может, мы посмотрим мастерскую?..
Порбюс
Не выйдет, милый; старый наш рейтар
Ее надежно запер на замок!
Он все предусмотрел: и я пытался
Проникнуть в эту тайну.
Пуссен
Да неужто?..
Вы говорите «тайна»?..
Порбюс
Это так.
Вы знаете, который год подряд
Корпит он над своею Нуазезой?
…Никак не догадаетесь: десятый!!
Пуссен
И вправду, мэтр?!.
Порбюс
Мне смысла нету лгать.
Я сам ломаю голову: какой же
За столько лет и при его дарах
Таится там … неведомый шедевр!
…Вам правду говорил Френхофер: он
«В составе полном школа Мабюзе».
И лишь его единственного мэтр
(И пьяница в одном лице горчайший!)
Вдруг согласился взять в ученики.
По мастеру был странный ученик:
Не только верный друг, но и до смерти
Бессменный и надежнейший банкир.
Часть львиную несметного богатства
Истратил он на нужды Мабюзе –
От красок до провизии, а больше –
Невероятных емкостей вина!..
…Вот быль и анекдот. Когда Карл Пятый
Призвал в дворец на праздник Мабюзе,
Френхофер приобрел ему костюм
Неслыханный по роскоши и деньгам.
Что ж Мабюзе? тотчас его пропил.
Когда же, наконец, пришла пора
Немедля отправляться к королю,
Явился мэтр в костюме… из бумаги!
Но так ее искусно расписал,
Что все дивились бархату и шелку,
Изысканным брабантским кружевам
Настолько баснословно дорогим,
Что сам король не мог себе позволить!
- А это все была одна бумага!.
Увидя это, изумленный Карл
Френхофера за щедрость похвалил, -
И лишь тогда открылся сей обман!
…О подлинности этого курьеза
Свидетельством картины Мабюзе –
Надеюсь, комментарии излишни.
Сегодня увидали вы воочью,
Как впрок пошла его ученику
Такая высшей редкости наука…
Но в лабиринты речи старика
Войти легко, - как выйти: вот в чем штука!
…Как! отрицает полностью рисунок
И нужность линий четких на холсте…
Но ведь изображенье без цветов,
Однако, без сомненья, существует:
Ведь линии и черные лишь пятна
Его оформят; и примеров тьма…
Вот вам совет, Пуссен: не размышляйте,
Когда у вас, мой друг, пустые руки.
Вооружитесь кистью, - лишь потом
Пускайтесь в дебри умозаключений.
К тому ж, для столь пространных рассуждений
Где вам набраться лишнего досуга?.
Вы не Френхофер, вам кормиться надо!
Работайте! И вам тогда удастся
Не только заработать на житье,
Но избежать подобных помрачений
И всех небезопасных тупиков.
Прощайте! Приходите; буду рад.
Пуссен
Я вам за приглашенье благодарен.
…Но, мэтр Порбюс, увидите вы, как
Проникнем мы в пещеру Аладдина!.
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
Гостиница на улице де-ля Арп. Плохая комната в мансардном этаже, которую снимает Пуссен для себя и Жиллетты. Нищая обстановка из одной кровати и чиненого стула. На ободранных стенах рисунки Пуссена. Жиллетта ждет Пуссена, сидя на кровати. Вбегает страшно возбужденный Пуссен.
Жиллетта (в крайнем удивлении)
О! что с тобой?..
Пуссен
Со мной, со мной, Жиллетта!
Ты знаешь, что сегодня… Нет, потом!
Так вот же что случилось: я художник!
Жиллетта
Ну, это не такая уж и новость;
Вся комната в рисунках.
Пуссен
Нет, не то!..
Любимая, мы станем богачами,
И это будет очень, очень скоро.
Жиллетта
Ах, даже так! (смеется) А, верно, ты задумал
Зарезать ювелира Соломона,
В чьей лавке мне колье так приглянулось
И диадема чудная в алмазах!..
Пуссен
Ну вот, опять смеешься! Нет, Жиллетта! –
Я обойдусь и без еврейской лавки,
Процентщиков и прочих ювелиров!
Вот эти руки, вот, и эти кисти
Нам столько луидоров принесут,
Что не приснится всем сынам Сиона!.
Жиллетта
Откуда ж эти сказочные суммы?
Неуж тебя с утра, как можно ране,
Зачислили придворным живописцем,
И Генрих – твой банкир?.. О, Николя!
Любимый мой и ветреный мечтатель!.
Пуссен
Так насмехайся, насмехайся дальше,
Насмешка только фон твоей улыбке!
Каморку эту так не любит солнце,
И нет в нем нужды, - ведь его не хуже
Твоя улыбка свет сюда несет!..
Иди ко мне!..
Жиллетта садится к нему на колени.
.. Я, знаешь, попросить
Хочу тебя о чем-то… Что, ты сможешь?..
Жиллетта
Смотря какая просьба. Если снова
Позировать попросишь, как вчера,
То нет! Я даже плакала потом…
Пуссен
Вот тебе раз! Но почему, Жиллетта?.
Ты неправа; ну… это лишь искусство…
Жиллетта
… Вот именно, что «лишь»! ведь ты совсем
Меня не видел, и твои глаза
Смотрели сквозь меня, как сквозь стекло…
Пуссен
…Пойми, что ты была тогда не ты,
Я видел не тебя, а то, чем Бог
Так одарил тебя, моя любовь…
Но разве ты б хотела, чтоб натурой
Служила мне другая?
Жиллетта
…Если так,
Она должна быть самой некрасивой!
Пуссен
Невзрачная натура? Что ж, она
Оригинальной может быть… …А если…
А ежели б тебя я попросил
Для будущности нашей, для меня
(неожиданно для самого себя выпаливает)
Позировать художнику другому!…
Жиллетта (резко встает с колен Пуссена)
Другому?.. (ошеломленно) …Что, и вправду?.. Николя!..
Ты хочешь испытанье мне устроить?..
…Я все тебе отдам, и нет желанья,
Хоть прихоти твоей, чтоб я тотчас
Не подчинилась с радостию им!..
…Но как же я могу твою любовь -
По твоему желанью – уничтожить?!..
Такого я тебе не обещала. (отворачивается в сторону).
Ведь ты меня разлюбишь, если я,
Перед другим…
Пуссен
Прости меня! Прости!
Я негодяй. Какое помраченье…
Не нужно мне искусства!!. Провались
Оно сейчас же в преисподний ад
С художниками всеми заодно!.
Прочь кисти, краски, все полотна эти,
Швырни их все на улицу! В огонь!
Любовь твоя дороже этой славы!
И волоса не стоят твоего
Все эти бредни, сказки и химеры!.
Я твой, и никакой я не художник!..
Жиллетта молча обнимает его. Пуссен же вновь так же неожиданно для самого себя говорит:
…Но все ж художник тот – старик глубокий!..
И он увидит только красоту
И совершенство, глядя на тебя!..
Жиллетта отстраняется и пристально смотрит на Пуссена.
Жиллетта
Ах, вот же как!.. Прекрасно. В самом деле?
«Старик», ты говоришь?.. Так, ладно! Значит,
Такую жертву примешь?.. Вот она.
…Но ты ведь понимаешь, что тогда
Мы станем уж не те, - ты понимаешь?..
…Я просто знаю – ты меня забудешь…
Пуссен
Я точно негодяй. Но я в ловушке.
Сегодня утром раскололся мир
Вокруг меня, а главное – внутри…
Я в западне. Но я тебя люблю.
Жиллетта (решительно)
Тогда послушай. Вот что, Николя.
Когда войду я … в эту мастерскую –
Ты не входи со мною. Стой у двери.
Держи с собой кинжал наготове
И слушай – если буду я кричать –
Убей его!..
Пуссен молча кивает головой и зачем-то выходит из комнаты.
…Со мной он или нет..
Все чаще смотрит как-то сквозь меня…
…Что дернуло?.. Зачем я согласилась?..
Так не было… Мне делается жутко.
А почему?.. о Боже, неужели…
Не может быть… и я …и я теряю…
ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
Три месяца спустя. Гостиный зал в доме Френхофера. В креслах сидят Френхофер и Порбюс. Френхофер задумчив и подавлен.
Порбюс
…Грустите, мэтр? И что же виновато?..
Не скверными ли оказались краски,
Те самые, из Брюгге? Неудачно
Растерли вы белила? или масло
Попалось вам дурное; волос кисти,
Быть может, неподатлив?..
Френхофер
Нет! увы.
Все связано с одною Нуазезой…
Я так измучен этим, Франсуа…
Я дни и ночи провожу у ней;
Окончена иль нет?.. Невыносимо!
Поверишь ли, я мучиться устал
Вопросом этим, - но мученье сладко…
…Бывает так, что я не разбираю:
Пишу ль ее, а, может, лишь любуюсь;
Ее творю – или она меня…
И тем больнее чувствовать, что я
Ей что-то недодал, что всех достоинств
Не рассмотрел… И вот тогда, Порбюс,
Не нахожу я места, изнываю
От этого бессилья своего!..
…Я должен знать: она всех совершенней,
Увидеть, убедиться навсегда,
Что ожила она и никогда
Не скроется за тканью полотна…
Мне нужно посмотреть на типы женщин, -
Но в тех краях Земли, где красотою
Отмечен на весь свет прекрасный пол.
(с твердой решимостью)
Я скоро должен ехать, Франсуа…
Готовлюсь к путешествию большому
В довольно отдаленные края,
И Азия, и Средиземноморье,
А там кто знает: может что еще…
Порбюс
…Хоть вы свежи и крепки, мэтр Френхофер,
Но в наши с вами лета…
Френхофер
…Не стесняйся,
И к старикам себя не причисляй!..
Будь мне за сорок, как тебе (эх, если б!),
Не думая, - давно б уж был в пути…
Но я-то разменял восьмой десяток.
Я знаю, что такой вояж неблизкий
С огромной вероятностью последним
Мне может стать …но что же, что мне делать?..
Порбюс
Возможно, я сумею предложить,
Как избежать вам бешеных расходов
И всяческих опасностей в пути…
…Вы помните Пуссена? молодого?
Так вот: его возлюбленная блещет
Из ряда вон особой красотою.
Она согласна стать натурой вам,
Но… просьба, мэтр: вы, в случае таком,
Дадите нам (мне и Пуссену то есть)
Любезнейшее ваше разрешенье
Увидеть ваш шедевр…
Френхофер
Что! Нуазезу?!..
Нет! никогда! Опомнись, Франсуа:
Ты обезумел, - как с твоим умом,
Редчайшей деликатностью и тактом
Додумался такое предложить?..
Пойди к влюбленной паре и скажи
Вдруг юноше, чтоб даму он свою
Немедля вывел без любого платья,
При свете дня и перед всем Парижем!.
Ответом будет вызов на дуэль.
…Не то же ты сейчас мне предлагал?!.
Как отнесешься ты к тому повесе,
Что всем себе подобным, средь харчевни,
Расписывает между возлияний
Победы все амурные свои?
…Ведь живопись моя уже давно
Не живопись, а чудо воплощенья,
В ней чувства стали красками! Она
Как таинство любви или рожденья!
- И вовсе не цветные манекены,
Что продаем за бешеные деньги
Мы, живописцы, индюкам-вельможам!
Мой милый Франсуа, иль ты не понял? –
Там не картина: женщина!! живая,
С ней говорю, ей жалуюсь, и плачусь,
И радуюсь, и слушаю ее!..
Да-да, Порбюс, совсем не удивляйся.
Мы десять лет живем одною жизнью,
И что же? как неверный воздыхатель
Иль муж-сатир, ее предать я должен?
Как тряпку, отшвырнуть не просто счастье –
Блаженство, что себе не знает равных?.
…Ты видел ли модели Рафаэля?
…А знаешь ты фигуру Беатриче,
В веках воспетой Данте Алигьери?
Мы знаем только их изображенье
За строгою завесою одежд.
…Поэзия и женщина – похожи.
Предстанут обнаженными они
Лишь только пред возлюбленным – и больше
Ни перед кем на свете! И она
Из мастерской не выйдет без покрова!
…Пусть твой Пуссен приходит, - я отдам
Ему, что ни попросит: деньги, камни,
Картины даже! – лучших мастеров,
Корреджо, Рафаэля, Тициана…
- Но сделать мне соперником своим
Сего юнца - что, разве не позор?!.
(неожиданно преображается из старика в мужчину без возраста)
В гораздо большей мере, чем художник,
Любовник я! и в возрасте своем
Ревнивей, чем все юноши на свете!
И перед переходом в мир иной
Ее предам огню без колебаний,
Чтобы она, которая была
Творением и творчеством – в единстве! –
Не стала бы предметом всех глазений
И безрассудной критики глупцов!
Порбюс
Но здесь-то вы с мальчишкою на равных!
Он вашим взорам тоже представляет
Любовницу свою…
Френхофер
Да что с тобою!
Любовницу! - она ему изменит,
И это будет рано или поздно.
А вот моя, - хотя и куртизанка,
Катрин Леско иль просто Нуазеза,
Мне будет самой верною до гроба…
Порбюс
О да, но посудите сами, мэтр:
Что, если свет объехав (иль полсвета),
Не встретите вы ту, что с Нуазезой
Соперничать достойна в красоте?
Тогда до самой смерти (и да будет
Она как можно позже) не закончить,
Не завершить вам вашего творенья…
Френхофер
Напротив же; она как раз готова,
Ну, может быть, почти… Ты сам бы понял
И ощутил ее непринужденность,
С которой, возлегая на тахте
Турецкой, под лиловым балдахином,
Она глядит и на стоящий рядом
Треножник золотой, и на тебя!
Чему-то улыбается она,
И уж, наверно, замышляет нечто!
Она, Порбюс, загадочна весьма.
Порбюс
Тогда езжайте в Азию…
К входной двери в дом Френхофера с улицы подходят Жиллетта и Пуссен. Оба в полном смятении.
Жиллетта
…Зачем
Сюда иду я…
Пуссен
Хочешь, мы вернемся!..
Решаешь ты, - я только повинуюсь.
Я все тебе сказал: мне нету славы,
Искусства, ничего, - все это вместе
Тебя не стоит. Лучше не пойдем!
Мы будем после этого намного
Счастливее с тобой…
Жиллетта
Нет. Не могу я
Решать сама, когда ты говоришь так…
…Уж если и написано исчезнуть
Твоей любви ко мне – мы примем это.
На свете, видно, есть цена на все…
Войдем туда. Я все равно останусь,
Пусть не с тобой, а на твоей палитре
Останется мой след. Никто не знает,
Что лучше, - знает Бог. Так будь, что будет…
Входят в дом Френхофера. Мастера, увидев Жиллетту, застывают как в столбняке.
Порбюс
…Помилуй и спаси Святая Дева!
О, я не ожидал… Ну что, учитель?!.
Вы и теперь упретесь, что она
Не стоит всех шедевров мира сразу?.
Френхофер
…Вот дьявол!.. А ведь я хотел скитаться!..
Как все мы глупы, истинные дети…
Хотеть изъездить мир – и не заметить
У носа своего предмет исканья…
Какое совершенство! Век ведь прожил,
Но, как ни силюсь, сроду не припомнить,
Чтоб встретилось такое!.. Это сон…
Пуссен
Идем, Жиллетта!!.
Жиллетта (бросается к Пуссену)
А! Меня ты любишь!!
Френхофер
Молю, не уходите! Что вам стоит!
Я только … на одно, одно мгновенье…
…Согласен я!.. И вы,- со мною вместе,-
Их сможете сравнить: ее с моей
Катрин Леско!! Я разрешаю вам!..
Порбюс (Пуссену)
Не мешкайте! Ловите же на слове
Сию секунду! Ну же, ну, Пуссен!
Цветы любви увянут, - верьте слову.
Плоды искусства – вечны!
Жиллетта
Неужели
Я для него лишь женщина?!.
Вдруг замечает как Пуссен упивается зрелищем одной из картин, совершенно про нее забыв. Обращается к Френхоферу
Идемте!
Он сроду не смотрел так на меня !..
Пуссен внезапно отрывается от картины и подходит к Френхоферу.
Пуссен
…Старик! Ты видишь: мой кинжал наточен.
Проткну тебя тотчас же, как цыпленка,
При первой мысли прикоснуться к ней!
Клянусь: сожгу твой дом, и ни один
Не выйдет жив отсюда! Так и будет!
Френхофер кивает головой и выходит вместе с Жиллеттой в мастерскую. Порбюс становится у закрытой двери и заглядывает в дверную щель.
Порбюс
Так. Тихо! раздевается…он просит
Ее поближе к свету повернуться …
…Ага! Уже он сравнивает их…
(глядя на приникшего к двери Пуссена)
Ах, этот мальчик! Как же ты наивен
И мил одновременно!.. Годы, годы…
Вы точите и нас, и наши чувства.
Как он трепещет! Ухом сросся с дверью!..
Как жаль…Его? да нет. (Усмехается) Скорей, себя.
(Любуется Пуссеном).
…Ну, чем не заговорщик перед штурмом
Покоев, где скрывается тиран…
На пороге мастерской сияющий Френхофер. Радостным жестом он з-овет Пуссена и Порбюса войти в мастерскую.
Френхофер
Входите же, входите! Как я счастлив!
Я горд – и плачу! Труд мой завершен.
Смотрите. Поражайтесь. И внемлите.
Художник смертный, кисти, краски, холст
Отныне и вовек не создадут
Соперницы прекрасной куртизанке
Катрин Леско.
Пуссен и Порбюс останавливаются возле одной из картин, и смотрят на нее не отрываясь.
О, это пустяки!
Наброски только, позы изученье.
Все это ровно ничего не стоит!
Порбюс
Что говорит он?! Это вот? Эскизы?
Ах, страсти Божии!.. Так где ж тогда
ОНА!?!.
Френхофер
Она, спросил ты?… Вот куда смотрите!!!.
Порбюс и Пуссен бросаются к указанной картине. Они в полном замешательстве.
Ага!.. Вас будто молнией сразило!
Как, монсеньоры? Я ведь говорил
Тебе, Порбюс! а ты, Фома неверный,
Просил пощупать! Щупай же, ну что?..
Искали вы картину, а нашли?
Да! женщину, - из плоти и из крови!
Где воздух полотна, где настоящий,
Которым дышим, отличите? а?..
И ведь она с ним, с воздухом, и всем,
Что окружает, так слилась в единстве…
…То, может, все предметы в атмосфере
Такое же явленье представляют,
Как рыбы в плотной водяной среде?..
…А мы, невежды, видим лишь предметы!
Явления! А одеянья их
Из нежных нитей вечного эфира?!.
Невидимо – еще не значит «скучно»…
Да главное-то происходит там! -
Вначале там, а уж потом в предмете,
В процессе, в нас самих и всем, что в мире…
И вот сюрприз: как контуры фигуры
Отделены от фона? Оцените!
Не нужно линий! только передача
Того, как свет встречается с предметом!
Что, зря семь лет я это изучал?..
Ну, протяните руку! этот стан
Сейчас в нее войдет, в ее объятье!
Теперь вы понимаете, как жил
Я эти десять лет, что стоят сотен?!
Она же дышит, волосы упали
На грудь ее! о, как они щекочут
Ей кожу на груди! Вот засмеется!
Не грех и опуститься на колена:
Она того достойна…
Пуссен (глухо)
Мэтр Порбюс.
Вы видите тут что-то?..
Порбюс
Нет. А вы?
Пуссен
Я даже и не знаю, что сказать…
Френхофер
Да, да! Картина это! Убедитесь:
Вот рама, кисти, краски, вот мольберт.
Я грешными руками сотворил
Все то, что вас лишило дара речи!
Пуссен
…Печально, мэтр. Но старый сей ландскнехт
Над нами посмеялся. Рой мазков.
Их сочетанье, вовсе без порядка,
Очерчено какою-то оградой
Из красок; непонятность странных линий
В ограде…
Порбюс
Нет! Внимательно смотрите!
Вы видите? Из хаоса мазков
Выглядывает кончик женской ножки.
Какая прелесть. Да. А остальное?
Сомнений нет, мой дорогой Пуссен:
Под этим скрыта женщина. Мы с вами
Увидели античные руины
С обломком… …Он над нами не смеется.
Он просто верит, в то, что говорит.
Френхофер
Да, друг мой! Это правда: верить надо.
Я более скажу: необходимо
С святою верой вжиться в ту работу,
Что делаешь. Иначе совершенства
Не получить решительно ни в чем.
Ты знаешь, сколько сил я положил
На эти пятна тени? Вот одна:
Да, на ее щеке. Ее в природе
Почти что невозможно уловить.
Каких же это стоило трудов, -
И каторжных, и, заодно, желанных!..
Смотри теперь внимательно, Порбюс, -
Ты помнишь, что тогда я говорил
О контурах, округлости, что всей
Живой натуре свойственна?. Взгляни,
Как грудь освещена мазками бликов.
Я положил их выпукло и густо.
Здесь настоящий свет соприкоснулся
С естественною белизною кожи.
Я убирал шероховатость красок
И сглаживал тем контуры фигуры
Там, где она уходит в полумрак.
…И я добился так исчезновенья
Рисунка полностью,- и появленья жизни!
Все линии фигуры закруглились,
Искусственности нету - как в природе!
Вы далеко стоите, надо ближе,
Ну! подойдите. Видите теперь:
Вот здесь, где краска светлая! Вам видно?
Порбюс (Пуссену)
…Вы знаете, что мы его считаем
Одним из величайших мастеров?
Пуссен
Он более поэт, чем живописец.
Порбюс
…Вот тут искусство наше на Земле
Кончается…
Пуссен
…И, исходя отсюда,
Теряется далеко в небесах.
Порбюс
О, сколько пережитых наслаждений
Скрывается вот в этих вот мазках!..
Пуссен
Но рано или поздно он увидит,
Что полотно… что нет здесь ничего!
Френхофер
Нет ничего на полотне моем?
Порбюс (Пуссену)
О нет, молчите!..
Френхофер
Где твои глаза?!.
Разбойник! Деревенщина, зачем ты
Сюда пришел! …Вы, добрый мой Порбюс!
Хоть вы-то надо мною не смеетесь?!
Ответьте! Я вам друг. Скажите, я
Свою картину, может быть, испортил?..
Порбюс
Смотрите сами.
Френхофер
…Ничего!.. Проклятье!..
А я ведь проработал десять лет. (закрывает лицо руками)
Я просто сумасшедший пустобрех,
Богатый, бестолковый и никчемный!
Я бесполезно прожил. Жизнь ушла.
А я не сделал ровно ничего!!.
Неожиданно злобно.
…Клянусь Святым Причастием, - вы лжете!
Пытаетесь внушить мне, что картина
Испорчена, а я-то понимаю:
Вы просто собрались ее украсть!
Она не только существует, но
Сияет блеском дивной красоты!..
Все это время Жиллетта сидела в углу, совершенно забытая всеми. Вдруг она начинает рыдать.
Жиллетта (Пуссену)
Убей меня! Я больше не могу
Тебя любить, ты просто мне противен!
Все. Нет любви. Я только презираю.
Я не могу, нет, лучше умереть!
Ну как мне дальше жить!.. Нет! Не хочу!..
Френхофер
Прошу уйти. Мне надобно…Прощайте,
Голубчики!..
Порбюс (тихо Пуссену)
Я за него боюсь.
Все уходят. Френхофер остается один. Смотрит перед собой невидящим взглядом. Двигается по комнате, как по клетке, стесняющей свободу, периодически останавливаясь.
Френхофер
…Темно, как в склепе. У, какая темень!.
Откуда этот обруч на висках?..
Уже пытают? Нет! не гугенот я!
Явилась инквизиция?.. не надо!
Какие раскаленные иголки
Вонзились мне в ладони и ступни!…
О, это мастера… В грудную клетку
Засунули пузырь со льдом, растущий
Как на дрожжах… Вот, он уже у глотки!
А что за вой в ушах?.. Там свищет демон
В свои дуды и лупит в барабан!
Не вижу ничего… (останавливаясь у картины) …А, ты же здесь! Конечно же, ты тут, о Нуазеза!
Они сказали мне, что нет тебя,
Что ничего здесь нет… Какая зависть!
Им не достигнуть этого искусства!
Вы неучи! И вам не суждено
Живое из эфира воплощать!
Строптива кисть! – но жало клеветы
Бездарности послушней всех орудий!..
Что, нет ее?!. А кто же предо мной
Сейчас лежит, изящно изогнув
Весь гибкий стан, и пальчиком ноги
Играет с занавеской балдахина?!.
(внезапно прозревает)
О Боже! Как же это – ничего?!.
Мазки, мазки… А где же Нуазеза?
Ты где? Тебя то вижу, то исчезнешь
Внезапно, чтобы снова появиться?..
А! я смотрю сначала, как они,
Потом, как я. Да нет же, так нельзя:
Зачем невеждам мне уподобляться?
Они малюют угольком: вот рот,
Вот уши, нос и дырки вместо глаз,-
Как сопляки на уличной стене.
Такую рожу враз они заметят.
…Попробуй тут! А тут ведь все, как в жизни.
В ее мазках один увидит много,
Другой же ничего, - и тут же скажет,
Что уж, взаправду, ничего и нет.
А если …
(внезапно осознавая нечто реальное и неотвратимое)
нет! пока мне нету судей
Среди незрячих … Что же – не беда!
Учитель! Ты!.. Ты сам меня рассудишь!
ЭПИЛОГ
Через 54 года. Каминный зал в богатом доме, принадлежащем французской и европейской знаменитости, признанному при жизни художнику Николя Пуссену. Пуссен сидит перед камином в ватном халате, закутанный одеялом. Это последняя осень его жизни.
Пуссен
…Какая холодная осень… И снег рано пошел. Он, конечно, сойдет, но теплее уже не будет. Не могу согреться. Всю ночь мерз под двумя лебяжьими одеялами. Рано утром служанки топили камин так, что решетка раскалилась докрасна, как в кузнице… А теплей не стало. Мерзну, ну прямо как в молодости. Только тогда была дырявая мансарда, в ней гулял ветер… По морозу бегал в такой одежонке, что … (машет рукой). Сейчас все голландские печи в доме протопили, а я сижу в ватном халате у раскаленного камина и мерзну… Вот умора! (Внезапно что-то припоминает.) …Тот старик не мерз, - его грело сумасшествие. Как это он тогда сказал, а: последний мазок (поднимает палец) – главный! Ха, вот в ту ночь он его и положил, мазок этот – убил себя, а перед тем все свои картины напрочь сжег, ни одной не оставил! А того, «Адама», - нет, не тронул … А может, этих его картин и вовсе не было? И сам он мне приснился? Э-хе-хе... Порбюс перед смертью мне сказал: «…а я так и не научился». Увидел, что я не понимаю, говорить уже было трудно, так он прошептал: «ну… мазки эти… последние… помнишь?..». И больше уже так ничего и не говорил. Он через десять лет после того умер, хилый был, сердце слабое… От водянки умер. … Ох уж, эти болезни. Счастлива Жиллетта: она умерла молодой и здоровой, кажется, от чумы… Хм, а чума что, не болезнь? Говорят, от нее умирают в мучениях… Ничего, скоро у нее сам спрошу. Если она там захочет со мной разговаривать.
(Смотрит на камин) У открытого огня не согреться. Издали я его совсем не чувствую, а приблизиться боюсь. Боюсь обжечься об него или решетку. Старческие ожоги могут быть смертельными. Пойду прислонюсь к большой голландской печке. Как бы согреться!.. Ну хоть на одну минуту…
Медленно уходит. Гаснет свет. Звучит Пятая симфония Моцарта. Сцена освещается нежными световыми гаммами и постепенно превращается в огромный экран. На нем возникают картины художников-импрессионистов. Последними идут некоторые из 80 иллюстраций П.Пикассо к новелле Оноре де Бальзака «Неведомый шедевр».
КОНЕЦ
7 июля 2000 г. – 25 февраля 2002 г. – 25 декабря 2002 г. — 7 июля 2003 г.
Свидетельство о публикации №119041502956