Московская фуга

                1.
Всё меньше птиц, всё меньше песен,
всё меньше в мире доброты.
И всё чернее злобы плесень,
распада явственней черты.

Любовь утратила секреты,
у жизни нет былой цены. –
Моей ли старости приметы
иль знак явленья Сатаны?

Дай бог, что это – лишь брюзжанье
уставшей с возрастом души,
а мир всё так же «гулкой ранью»
к счастливой зрелости спешит.

Что это – муки межсезонья,
к солнцевороту нудный путь...
Вдохнув морозного озона,
пора б на лето повернуть.

Пора бы чуду вновь случиться,
чтоб, как от длительного сна,
очнулись умершие птицы,
поверив, в мир пришла весна.

Пришла не оттепель-колдунья
(ложь с гололёдом поутру) –
пришла Весна!.. Пусть сед, как лунь, я
коль так, я, точно, не умру.
 
                2.
Увы, пора, наверно, Ною
латать свой сказочный ковчег –
пусты скворечники весною,
пуст, как скворечник, человек.

Под утро плоть его проснулась
от звона гулкой пустоты:
душа с прогулки не вернулась,
а без неё, плоть, кто же ты?

Из тьмы бесчисленных песчинок
бессилен ветер сделать плоть.
Чтоб оживить – песок ли, глину –
дал душу нежити Господь.

Уйдёт душа – паденье в нежить,
бесценных ценностей труха
Влюблённых тел святая нежность,
коль нет души, – разгул греха.
               
Куда ни глянешь, всюду плесень,
крепчает духа нищета.
Роится гнус стихов и песен,
бездушна даже красота. –

Висит «спасительница мира»
кой-где на золотом гвозде,
по съёмным чаще всё ж квартирам
«распята», словно на кресте.

Спасать бы надо, но не время…
До красоты ль, когда весь мир –
арена яростных полемик,
грозящих жизнь спустить в сортир.
               
                3.
Путь в нищету всегда короче,
он как паденье с высоты.
Гиенам пиршество пророча,
вновь скорбно множатся кресты.

И всё ж не верит в обречённость
душа, меняя  имена, –
как встарь, в мальчишек и девчонок
тайком вселяется она.

В ватагах дерзостных подранков
подчас выхватывает взгляд
черты друзей, по «гулкой рани»
весной умчавших на закат.

Вон тот стихи, наверно, пишет,
а тот – по клавишам стучит.
Но тот и тот в столице «лишний»,
хотя по крови москвичи.

Когда-то их недальних предков
гудком будил родной завод
и «гегемон» потоком едким
тёк к проходным, из года в год.

…Могучий «ЗИЛ», «Динамо», «Шарик»,
где ты, родной, «АЗЛК»?..
В Москве подобного «пожара»
спокон не видели века.

Что там заводы! – люди, судьбы
сгорали заживо тогда…
Кто поджигал, пусть знают – судьи
растут для главного суда.