Доля сиротская

    
Свинцовое небо плачет дождем,
Осенний пейзаж дополняя.
Деревья стоят с неприглядным лицом,
В себя боль России питая.
Домишки черны, покосились совсем,
Убитые горем, нуждою –
Их жизнь-горемыка взяла к себе в плен.
А снится им – вольная воля.

На самом краю деревушки стоит
Лачуга – совсем развалилась.
В ней окна разбиты и ветер гудит,
Нужда в доме том поселилась.
В ней печка не топлена несколько дней,
Поэтому сыро и холодно.
Живёт там семья: два малыша
И мама, они очень голодны.
Их мама больна и совсем не встает,
На лавке лежит, еле дышит.
Одна мысль покоя ей не даёт:
«Что с детками станет? Как выживут?»
Что, бедная, видела в жизни своей?
Одни лишь побои и пьянку…
Всю кровушку выпил мужик-лиходей
И умер в хмельной лихорадке.

А ты вся иссохла. В работе, в нужде –
Считала последние крохи,
Да двое детей на руках у тебя…
Совсем уж дела стали плохи.
Чахотка замучила, грудь вся болит
И встать уже нет совсем мочи.
Лишь стон еле слышный с губ сходит твоих.
И жизнь всё короче, короче.

В углу зябко ёжатся детки твои:
Сын – старший, а дочка чуть младше.
«Голодные, бедные крошки мои,
Мечтают поесть вдоволь кашки».
Сердечко её так и рвётся на части,
А грудь жжёт огнём и болит:
«Кровинки мои золотые, несчастные,
Что вам испытать предстоит?»
И нет горше взгляда на всём белом свете,
Чем взгляд умирающей мамы...
В нём столько любви, столько мук и страданий,
А сердце – кровавая рана.
«Ведь брат обещался... Он их возьмёт.
Всё ж будут сиротки сыты.
Господь им поможет и счастье пошлёт.
У Бога – мы все не забыты!»

Она умерла. А детей взял себе
Её единственный брат.
А было у них ещё двое своих,
Жена – сварлива и зла.
Трудились приёмыши в поте лица
И были биты не раз.
Совсем не стало уж им житья
От злых и придирчивых глаз.

Их хлебом они попрекали всегда,
Кормили скудной едой.
(Хотя у семьи было много добра,
Но детям… житья никакого).
Два года терпели бесчинства они.
Но скоро стало невмочь,
Решив зимней ночью однажды уйти
Из этого дома прочь.
Когда все уснули, ребятки тайком
Ушли, не смирившись с судьбой.
А вдруг где-то там, далеко-далеко,
Они найдут счастье, покой.
На кладбище ноги детей привели,
Вот холмик до боли родной.
Они обнялись, чтоб согреться чуть-чуть
Под этой снежной пургой.
Всё рассказали маме своей,
Поплакались ей от души...
На сердце их стало спокойно, тепло –
Заснули навек малыши...
Зима их укутала снежным ковром,
Дала и приют, и покой.
Они обрели себе новый рай-дом
С Любящим Добрым Отцом.

А в доме заметили – нет детей,
Но их искать не пошли.
«Пусть будет как есть. На селе скажем всем,
Что мы малышей не нашли».
Когда же снег стаял, то деток нашли –
Открылась правда тогда.
Всё так же, обнявшись, сидели они,
Но с ними… мама была.
Детей схоронили с мамой родной,
И плакало всё село.
И как не крути, как верёвку не вей –
Всегда наказуемо зло.

Господь терпелив. Но за бедных сирот
Расплата быстро пришла:
Их дети простыли и умерли враз,
А с горя – и мать умерла.
Дела у хозяина плохо пошли –
Он горькую начал пить.
А ранней весной его дом подожгли,
И негде ему стало жить.
Пошёл он скитаться с пустою сумой
И жить, чем Господь пошлёт.
Расплата пришла – потерял он покой,
Грехи тяжелы… душу жжёт…