А над городом смог

Одиноким в толпе ощутить себя вдруг, а затем
рассмеяться надменно, чтоб комплексы грусти отстали;
начинается вновь ослепительный бал хризантем,
значит, лето – гуд бай! – унесли журавлиные стаи.
 
А над городом смог, и с утра моросит, моросит,
и бензин дорожает – (полцарства им, блин, за канистру!),
выпадает неделька, что прямо под лето косит,
да на чистую воду выводит ноябрь её быстро.
 
Значит, скоро зима с её слякотью, снегом, дождём,
в депутаты податься б, у них, что ни пост – синекура;
не везло Украине достаточно долго с вождём,
да вошло вот в привычку, привычка – вторая натура.
 
Крым для Киева был не коровой, так дойной козой,
и не в этом, так в том ощущали мы гнёт и немилость,
и, когда надоело терпеть нам от мачехи злой,
мать родная откликнулась, Божие дело свершилось.
 
Стало легче дышать, но над городом смог не исчез,
но редеет, редеет и скоро исчезнет в итоге,
и уже проявляется к жизни иной интерес,
вот дождёмся весны, а пока что декабрь на пороге.
 
Знаменитый платан собирает ворон на ночлег,
оживает маяк, возле речки – собрание чаек,
и Ясона «Арго» – до чего был удачливый грек! –
«Золотое руно» (ресторан) по-над бухтой качает.
 
Этот город у моря с моей неразрывен судьбой,
я ему поверял свои тайны под говор прибоя,
на его танцплощадках я встретился, помнишь, с тобой,
и не он виноват, что расстались (так вышло!) с тобою.
 
Ялтой чеховской нынче утерян любимый уют,
и под гром фейерверков, под высверки электросварки,
тут и там хаотично высотные зданья встают,
там и тут исчезают деревья, изводятся парки.
 
Одиноким в толпе ощутить себя вдруг, – эту боль
каждый в жизни познал, как порывы знобящего ветра;
чтобы там ни случалось, а в сердце осталась любовь,
нет, не память о ней, а сама – потому что бессмертна…