Ты должна заботиться обо мне

Смертельные соцветия распускают свои кровавые цветки на теле замковых стен. Приветливый огонек в маленьких домишках давно угас, сменившись жутким зеленоватым свечением. Детский смех перешел в душераздирающие крики, полные скорби и отчаяния. Светлый праздник вдруг обернулся страхом и болью тысяч жителей торгового города. Это все моя работа. Принесла я в этот город дары, или, наоборот, прокляла его – судить лишь Вам.

Город утопает в болезни и крови. Грязные, перегруженные дилижансы не успевают вывозить мертвых за черту города. С фактории поднимаются клубы черного дыма, слышны предсмертные вопли больных и раненых, чьи тела, съеденные болезнью, уже не спасти. Да сохранят их души Всевышние. Рваными тенями снуют по грязным мостовым прежние герцоги, некогда жившие в роскошных дворцах Города, из-под черных вороньих масок защитных костюмов видны только пожелтевшие впалые глаза, наполненные животным страхом. Смерти боятся лишь живые, мертвые же смотрят на меня без опаски. Я вижу их, выстроившихся вдоль колючей ограды поместья Роз, они скалятся, тянут свои полуистлевшие руки к живым, пытаясь забрать у них хоть крупицу тепла. Увы, это не развеет загробного холода, но ведь и мертвым не чужда вера.

Я прохожу вдоль колючих плетей, укутанная в походный плащ, но от меня им урвать тепла не получится, они лишь жмутся, пятятся в страхе к длинным шипам, не замечая, как те впиваются и разрывают их плоть еще больше. Подол плаща колышется в такт шагам, каблуки отбивают мерный ритм по брусчатке, квартал за кварталом. Нежной рукой коснуться седого старика, свалившегося у обочины, склониться над женщиной, с рыданиями трясущей за плечи уже мертвого ребенка…Да, вот так. Смерть бывает нежной, ей не чуждо сострадание. Смерть забирает не только жизнь, но и всю ту боль, которую она причиняла. Глаза матери остаются открытыми, устремленными в потемневшее от копоти небо, словно ища там Всевышних, но их там нет, есть только я. Молитесь, и я приду, чтобы принести Вам облегчение. Едва улыбаясь и рукой закрывая глаза мертвой женщины, в последний раз обнявшей свое дитя, ступаю вниз по небольшой гранитной лестнице. В алом свете красных бумажных фонариков зловеще поблескивают лужи крови. Останавливаюсь, невольно залюбовавшись зрелищем. Среди разгромленных столов и разбитых бутылок лежит молодой парень. Красавец, но рваная рана на животе портит всю картину. Небрежно отодвигаю безжизненное тело носком сапога и спускаюсь к воде.

На пристани больше всего людей. Они собирают вещи, садятся на корабли и уезжают из проклятого мною Города. Дети плачут, цепляются за юбки матерей, прячутся за спины отцов, старики со слезами провожают молодых, они знают, что им нет места в новом мире. Рыбаки в спешке сворачивают снасти, капитаны снаряжают свои корабли, чтобы отправиться на Юг, туда, куда не добралась еще Смерть.
Люди не могут видеть меня, но чувствуют, как тягучим зельем я выпиваю их жизнь до дна, оставляя тлеть опустошенные сосуды их тел. Смерть не выбирает дорог, по которым пройдет, не выбирает своих жертв и не выбирает, в какой дом ей зайти. Ей не чуждо любопытство, как, впрочем, и все, что способно заставить ее ощутить хоть тень живых чувств.

Вернувшись в город и скользнув в один из нетронутых пожаром и мором домов, останавливаюсь. В ступор вводит не тело, лежащее перед домом, а голос внутри.

– Я не хочу оставаться здесь один, умоляю, не оставляй меня… – тихий срывающийся голос ребенка звучит слишком неуместно в этих стенах. Осторожно подхожу к темному входу в жилище. – Ты обещала, что не оставишь меня после того раза, как вы уехали в Поющие Земли, обещала, что я не буду оставаться один, мама.

Замираю в дверном проеме. На белоснежной постели сидит черноволосый мальчишка, обнимающий худое окоченевшее тело мертвой матери. Перешагиваю порог, стараясь не шуметь, и вдруг он резко вскидывает голову, и пронзительный голубой взгляд упирается прямо мне в глаза. Он смотрит прямо на меня, напугано, по щекам текут слезы, смотрит так, будто видит, словно и в самом деле видит. Смотрю на него, не отводя глаз. Как это может быть правдой?

Мальчик дрожит от холода и сдерживаемых слез. Рваная рубашка скрывает худое сутулое тело, но не может защитить от липкого холода…Тут действительно холодно. Здесь во всю господствует могильный холод. Смерть уже здесь. Подхожу к изголовью кровати, останавливаясь в шаге от мальчишки.

– Ты пришла ко мне? – голос чист. Он говорит со…Смертью? Теряюсь от вопроса, на миг отводя глаза и давая себе слабину.

– Если ты встретился на моем пути, то да, к тебе. – Протягиваю руку, приглаживая его взъерошенные черные волосы.

– Тогда ты должна заботиться обо мне. – Мое сердце бешено стучит от волнения. Он слышит меня, он видит меня, и он…жив. Смысл его слов доходит не сразу, и мне не удается скрыть удивления. – Это ты ее забрала у меня, ты виновата, что я остался один. – В его голосе ни тени слез, ни намека на страх. Только власть. Это была не просьба, это был приказ. На секунду закрываю глаза, чтоб убедиться, что все это – не сон.

– Хорошо. Я буду заботиться о тебе.