Спасённое детство

 75-летию успешно проведённой операции "Звёздочка" и подвигу лётчика гвардии лейтенанта Мамкина Александра Петровича в годы Великой Отечественной войны посвящается...

Знайте, Советские люди, что вы - потомки воинов бесстрашных!
Знайте, Советские люди, что кровь в вас течёт великих героев, отдавших за Родину жизни, не помыслив о благах!
Знайте и чтите, Советские люди, подвиги дедов, отцов!

ЧАСТЬ 1.
НАКАНУНЕ.

Когда закат, прощаясь, снова
Скользнул по крышам деревень,
На Ве'челье крыла двойного
Тянулась вдаль косая тень.

И в свете солнечной краюхи
Ещё дарил свой шанс на взлёт,
Играя бликами на брюхе,
Подтаявший апрельский лёд.

Чтоб от берегового края
Ночною птицей взмыть опять,
Как будто силы набирая,
Дремал измотанный Р-5.

Он помнил за полярным кругом
"Челюскин" в ледяной тюрьме...
Как прозван был испанским другом
"Rasa'nte" - "бреющий" во тьме.

И здесь он с самого начала,-
Все восемь рейсов позади,
А Беларусь благословляла
С тревожным трепетом в груди.

На зеркало озёрной глади
Вступала ночь в свои права...
Пора! И в Щорсовском отряде
Слышны прощальные слова:

"Давай, Санёк! Тебе ни пуха!
Ты только деток сохрани!
Авось потом судьба-проруха
Сведёт, и вспомним эти дни...".

И в партизанские одежды
Закутав каждого "птенца",
Смотрели все с большой надеждой
На лётчика, как на отца.

Фамилию носил он Мамкин,
От роду двадцать восемь лет,
И с губ краёв виднелись ямки
С улыбкою, несущей свет.

Тот свет, что и в глазах, и в слове
Его упрямо вёл вперёд,
Когда курсантом в Балашове
Свой первый совершил полёт.

Потом - война... Уже все мысли-
На фронте выполнить свой долг...
И вскоре был к войскам причислен
Сто пятый их гражданский полк.

Эх, Саша! Молодой, красивый!
Весна, сорок четвёртый год...
Таким занёс тебя в архивы
Твой роковой последний взлёт...

ЧАСТЬ 2.
"ЗВЁЗДОЧКА". Дважды спасённые.

Тогда, в кошмарном сорок первом
Мы, приняв жертвенную роль,
Единым воспалённым нервом
Терпели отступления боль.

Отрезан путь был той колонне,
Когда войны ударил гром,
И в оккупационной зоне
Остался полоцкий детдом.

Обуял землю с вражьей стаей
Людского горя ураган,
Ряды приюта пополняя
Детьми погибших горожан.

Два года - мрак... И всё ужаснее...
Болезни, голод, геноцид...
Но стал ещё вдвойне опаснее
К детишкам вражеский визит.

Что напророчит эта веха
С трагичной детскою судьбой:
В Германию, где "Дети Рейха"-
Их школа?... Или на убой?...

Но план в нацистском лазарете
Созрел, ударив как в набат,
О том, что донорами дети
Сойдут для Вермахта солдат.

Связными страшные прогнозы
Летели в партизанский штаб,
И ликвидацией угрозы
Стал предварительный этап.

С аргументацией весомой,
Не обрывая тайны нить,
Глава пленённого детдома
Сумел фашистов убедить,

Что быть могло бы в интересах
Лабораторных палачей,-
В деревню Бе'льчица у леса
Свезти из Полоцка детей.

Бездушной логике внимая,
С ним соглашается кагал,
Ведь вспышка тифа угрожает
Испортить им "материал".

На это лишь, как на начало
Мог уповать тот человек,-
Ведь близость леса позволяла
Готовить тщательно побег.

Собрав всю выдержку, терпение,
Эмоций сдерживая шквал,
Он исключал все подозрения,
Что обрекали на провал.

Свершилось! Выверенно, тонко
Замаскирован был тот шаг
К спасению каждого ребёнка,
Когда в деревню вёз их враг.

Да разве ж кто подумать мог ли,
Что суждено им превозмочь...
А лес через шкалу бинокля
Вёл наблюдение день и ночь.

И агентурная разведка
В округе развернула сеть,
Чьи донесения нередко
Заставят штаб виски тереть.

Когда решение рождалось
Об операции сполна,
То "Звёздочкой" её, казалось,
Тогда назвала вся страна.

И наш потомок обернётся,
Ведь как бы ни был мир устроен,
Аналогов ей не найдётся
В истории известных войн!

                * * *

Ночь... Под февральской тьмы покровом
Домишек выстроился ряд...
К ним двадцатикилометровым
Броском был выведен отряд.

Скользя меж лап елей мохнатых,
Средь спящих в инее берёз,
Фигуры в белых маскхалатах
Тащили саночный обоз.

Вот и опушка, у которой,
Оставив для отхода брешь,
Был подготовлен очень скоро
Оборонительный рубеж.

На случай вражеской тревоги,
Где был мощнейший гарнизон,
Ввязаться в бой, рискуя многим, -
Один - единственный резон.

Когда кругом - одеяло снега,
И обнажён зимы оскал,
О вероятности побега
Противник мысль не допускал.

Не понимал он, что не бросит
Своих детей большой народ,
И что за них жестоко спросит,
Из лап у смерти заберёт.

Нагрянув, наши самолёты
Вдруг закружили как шмели,
Загнав немецкую пехоту
Во все расщелины земли.

Ну вот и время подоспело,
Уже встречать пора детей,
Чью кровь зверьё забрать хотело
Для раненных своих зверей.

В условный час согласно планам,
На кучки деток разделив,
И вывести их к партизанам
Помог детдома коллектив.

Держа под неусыпным взглядом
Все близлежащие дворы,
Связные тенью были рядом
И маячком для детворы.

К деревне, как всегда в начале,
Был выдвинут разведотряд.
Там на краю и повстречали
Впотьмах крадущихся ребят.

Худые, с приступом озноба,
Шатаясь, шли они след в след.
Опушка... Бастион сугробов
И осветительных ракет.

Больных и малолетних самых
Несли с такою теплотой,
Что ни в каких радиограммах
Не передать картины той.

А дети шли, храня молчание,
Осознавая сквозь испуг,
Что обречёт их на заклание
Любой неосторожный звук.

Но находились силы эти,
Ребёнка сделавши борцом,
И в факельно-зелёном свете
Бросали снова в снег лицом.

Да, это было их сражение
За право жить! И, чёрт возьми,
Ведь мужеству определение
Рождалось в эту ночь детьми!

Не тот ли это дух свободы,
Не позволяющий забыть
Той героической природы,
Что так способна жизнь любить?

Сжимало грудь не от мороза
Бойцам, заждавшимся вестей,-
В глазах мужских стояли слёзы
При виде шествия детей.

Почти две сотни вереницей
Брели, проваливаясь в снег,
Как в оттиске войны страницы,
Остановив мгновений бег.

В краю несдавшейся Отчизны
Опушка, снегом облачась,
Была в ту ночь "дорогой жизни"
Для тех, чья жизнь лишь началась.

И подоспевшая подмога,
Детей на руки подхватив,
Являла сущность эпилога,
Что силой правды справедлив.

Они, свои родные лица!
И встречный взгляд накоротке,
Когда наделась рукавица
На ножку в рваном башмаке...

За хлопцами из обороны,
Верша ночной апофеоз,
Тряхнув снежком, сомкнулись кроны,
Где скрылся саночный обоз...

                * * *

Война сменила после Волги
Всю стратегическую суть,
Но тяжким и безмерно долгим
Ещё лежал к Победе путь.

Дым мазал чёрной поволокой
Весенний свежий небосвод,
Когда по землям Синеокой
Шагал сорок четвёртый год.

Хатыни неосевшим пеплом
Ещё витал предсмертный стон,
Но сила праведная крепла,
И лета ждал "Багратион".

Участком, ужасом объятым,
Был "Полоцк-Ле'пель" для врага,
Ведь партизаном и солдатом
Уже сближались "берега".

Берлин печатал директивы
На штурм очередных высот,
И голос Геббельса визгливо
Выл в треске радиочастот.

На Вермахт сыпались приказы:
Не медля, этой же весной
От партизанской "метастазы"
Избавиться любой ценой.

По разведданным Рейх готовил
Уже решительный "замес",
Где к "Панцерваффе" наготове
Примкнут каратели СС.

Дивизии снимались с фронта
На усиление "кольца",
Смыкая кромки горизонта
Для смерча гари и свинца.

В глуши лесного окоёма,
На партизанском островке
Судьба спасённого детдома
Висела вновь на волоске.

В эфире ставка подтверждала
Сражений будущих масштаб.
Отныне "Звёздочка" вступала
В свой завершающий этап.

Необходимость переброски
По воздуху в Советский тыл
В своём архивном отголоске
Сам Баграмян распорядил.

Направлен в зону в срок предельный,
Своим доверием согрев,
Сто пятый гвардии отдельный
Авиаполк из ГВФ.

Снят с самолётов весь "излишек",
И пулемёты в том числе,
Чтоб больше поместить детишек
На каждый рейс к Большой земле.

К приёму лётчиков в отряде
Уж был готов аэродром,
Покуда в ледяной блокаде
Темнел озёрный водоём.

Тот "коридор" воздушной трассы
Стал воплощением идей:
Связать привоз боеприпасов
С эвакуацией людей.

Что бы не стать живой мишенью,
Полёты - только по ночам
Над фронтом с юным поколением,
Навстречу солнечным лучам.

На трёх "небесных тихоходах"
Три представителя полка
Умели при любых невзгодах
Блеснуть отвагой свысока.

Здесь Мамкин, Кузнецов и Жуков
Ныряли в мрак ночей лихих,
Но эхо метронома стука
Бьёт в скорби об одном из них...

ЧАСТЬ 3.
ОГНЕННЫЙ РЕЙС. Забытый подвиг.

И вот - десятое апреля...
В такую ночь лететь - за честь!
Наверняка через неделю
На этот лёд уже не сесть.

Но благо, не было намедни
В метеосводках новостей.
Р-5 уйдёт в свой рейс последний,
Эвакуируя детей.

Как буд то всматриваясь сонно
В далёкий звёздный лабиринт,
Чернел на фоне небосклона
Застывший в ожидании винт.

Послышались шаги охраны,
И снега хруст наполнил лес,-
Шли с детворою партизаны,
Держа стволы наперевес.

От леса по береговому склону,
Следов оставив борозду,
Задорно высыпал с разгону,
Детишек строй, скользя по льду.

Спешит ватага вереницей,
К биплану дружно семеня.
Потрогать самолёт стремится
Из любопытства ребятня.

И, улыбаясь, дядя лётчик
Вдруг коротышку вверх поднял.
"Теперь ты - штурман-пулемётчик!"-
Сказал ему, и честь отдал.

Ну вот, почти наполовину
Укомплектован "экипаж",-
Семь "штурманов" в одну кабину!
Ещё остался фюзеляж...

В его отсек под чутким взглядом
Взобраться быстро помогли,-
И с воспитательницей рядом
Ещё три малыша легли.

Грузили в капсулах закрытых,
Что нёс под крыльями биплан,
Бинтами с кровью перевитых,
Двоих "тяжёлых" партизан.

Вот и окончена посадка,
На льду утихла суета,
И Саша Мамкин для порядка
Даёт команду: "От винта!".

Он верил, что под перегрузкой
Р-5 дотянет, доползёт...
Ведь он землёю Белорусской
Благословлён на тот полёт!

И оторвавшись, грузной тушей
Он шёл в последний марш-бросок,
Невинные спасая души,
Сквозь ад прорваться на восток.

Всё смолкло... Вновь ночи' чернила
Пыталась растворить луна,
И нежно Ве'челье накрыла
Незримой шалью тишина...

                * * *

Но тишина другой бывает,
А тишина уже не та,
Чем ближе эта фронтовая
Момента истины черта.

Эх, как же слышен шум мотора
В ночном молчании войны,
И не приемлет договора
Цена зловещей тишины,

Равно как время не приемлет
Служить забвению старых ран...
Опасность никогда не дремлет,
А шанс другой не будет дан.

Противник знал, что лишь пилотам
Мог быть доступен этот "мост",
Он рьяно вёл на них охоту,
Раскинув сеть "осиных гнёзд".

Внезапным роковым сюжетом
Р-5 судьбу свою сверстал,
И ослеплённый ярким светом,
Распятию подобен стал,

Когда вдруг между облаками,
Разрезав темноты покров,
Скрестились белыми клинками
На нём лучи прожекторо'в.

Уже необратимой былью
Стал этот рвущийся простор,-
Секли осколки борт и крылья,
И потянул дымком мотор.

Но он летел, хрипя в надрыве,
Пытаясь вырваться скорей
Из неба в громовом разливе
Огня зенитных батарей.

Теперь уж не достать снарядом,
И лишь мотор всё горячей,
Но вот не разобрать, кто рядом,
От этих "липнущих" лучей.

В тревожном звуке слышно даже
Отчётливо винтов шумы...
И вот с крестом на фюзеляже
"Стервятник" вынырнул из тьмы.

Нависнув грозной чёрной тенью,
Как нож в убийственной руке,
Над освещённою мишенью
Лёг в атакующем пике.

Зверь с изощрённостью особой,
Пронзая неба эшафот,
Своей трассирующей злобой
Хлестал гражданский "тихоход".

Рискнуть, ведь тактика простая,-
Горящим в бреющий уйти,
Где "асу" геринговской стаи
С Р-5 уже не по пути.

И в леденящем душу танце,
С финалом - о земную твердь,
Вновь окровавленные пальцы
Тянула жадно к детям смерть.

Всегда незваная, чужая,
Ждала в свой список новичков,
Свой взгляд сквозь пламя отражая
На стёклах Сашиных очков.

Но став любви и духа сплавом,
Пилот, что вырос без отца,
Не дал её рукам костлявым
Остановить сирот сердца.

Грудь раздирало едким дымом,
Не впасть бы только в забытьё...
Ведь курс практически незримо
Держали опыт и чутьё.

Ввергая в шок, горели ноги
В растущей ярости огня,
И заставляли выть ожоги,
Безумной пыткой плоть казня.

Уже казалось, что кабина
Пылала вместе с мертвецом,
Когда сплавлялись воедино
Очки с чернеющим лицом.

И догорала как надежда,
Перегородка, став сквозной...
На детях тлевшая одежда,
И плач истошный за спиной...

В штурвал до хруста впились руки:
"Ещё чуть чуть... Держать! Держать!"...
А тело продолжало в муке
Костями ног педали жать.

Какой то берег... Есть площадка!
Удар!... Отскок!... Ещё удар!...
От шасси в рыхлом отпечатке
Земли и снега веял пар...

Объятым пламенем ковчегом
Был брошен вызов той войне,
И чёрный шлейф над белым снегом
Стелился долго при луне.

Теперь решали всё мгновения,-
Р-5 уж доживал свой срок,
И провалились в снег с шипением
Запёкшиеся угли ног.

Отсека крышку открывая,
Добравшись до неё едва,
Пилот, сознание теряя,
Услышал главные слова.

"Товарищ лётчик, мы все живы!"-
Вдали плыл эхом детский крик...
Он падал в бездну, но счастливым,
Наполнив жизнью этот миг.

Как его дети облепили,
От самолёта оттащив,
Он помнить был уже бессилен,
И как потом раздался взрыв...

И силуэты на рассвете...
Но чьи, ведь рядом шли бои?
И как обрадовались дети,
Увидев звёздочки: "Свои!"...

ЭПИЛОГ.

Шесть дней невидимой дуэли
В покое госпитальных стен,
Где смерть семнадцатым апреля
Осуществила свой размен.

В недоумении застынут
Врачи: как сквозь такую боль
Возможно удержать машину
И над сознанием контроль?

По полосе судьбы превратной
Он в рейс последний уходил
Уже один, и безвозвратно,
Куда детей не подпустил.

Он, словно сокол, в небе реял-
Души немеркнущая стать!
Своих детишек не имея,
Стал для детдомовцев как мать.

Фамилию носил он Мамкин,
От роду двадцать восемь лет,
Застывшие в портретной рамке
С улыбкою, несущей свет

Тем, кто спасён и их потомкам
В летящем вдаль календаре,
И как перед войны обломком-
Цветы на "Ли'довой горе".

В сугробе, в нераскрытом ранце
Истлел сгоревший парашют,
Который был последним шансом,
Но Саша знал - его поймут.

Поймут, кто выбраться из плена
И выжить детям помогли,
Поймут все, в чьих сердцах нетленна
Кровь Русской Матушки-Земли.

А в небе звёздочка сияла...
И ей средь метеорных стрел
Песнь колыбельная звучала,
Где ангел огненный летел...

Февраль-март 2019 г.