Антология русской поэзии Литвы Н

Навроцкий Александр (1839-1914)
Нальянч Сергей (1902-1979)



АЛЕКСАНДР НАВРОЦКИЙ
(1839–1914)

Русский поэт, драматург, прозаик, издатель; офицер, военный юрист. Выпускник 2-го кадетского корпуса. Через десять лет вследствие тяжелой раны в голову оставил строевую службу и поступил в Военно-юридическую академию, по окончании которой служил по военно-судебному ведомству последовательно занимая должности: помощника московского, петербургского и виленского военного прокурора. Был председатель военно-окружного суда в Вильно в период подавления восстания 1863 года в Литве и Польше. Вышел в отставку в звании генерал-лейтенанта. Стихотворения и многочисленные драмы - «Царевна Софья», «Последняя Русь», «Государь царь Иоанн III Васильевич», «Марфа Посадница», «Лихолетье» и др. написаны на сюжеты из древнерусской истории. Проявляя интерес к истории Литвы написал исторические драмы «Крещение Литвы» (1879) и «Иезуиты в Литве» (1900). В 1879-1882 годах редактировал С-Петербургский журнал «Русская речь», был одним из активных деятелей черносотенной организации «Русское собрание». Автор слов песни «Есть на Волге утёс».


УТЁС СТЕНЬКИ РАЗИНА

Есть на Волге утес, диким мохом оброс
Он с боков от подножья до края,
И стоит сотни лет, только мохом одет,
Ни нужды, ни заботы не зная.

На вершине его не растет ничего,
Там лишь ветер свободный гуляет,
Да могучий орел свой притон там завел
И на нем свои жертвы терзает.

Из людей лишь один на утесе том был,
Лишь один до вершины добрался;
И утес человека того не забыл
И с тех пор его именем звался.

И хотя каждый год по церквам на Руси
Человека того проклинают,
Но приволжский народ о нем песни поет
И с почетом его вспоминает.

Раз ночною порой, возвращаясь домой.
Он один на утес тот взобрался
И в полуночной мгле на высокой скале
Там всю ночь до зари оставался.

Много дум в голове родилось у него,
Много дум он в ту ночь передумал,
И под говор волны, средь ночной тишины,
Он великое дело задумал.

И, задумчив, угрюм от надуманных дум,
Он наутро с утеса спустился
И задумал идти по другому пути -
И идти на Москву он решился.

Но свершить не успел он того, что хотел,
И не то ему пало на долю,
И расправой крутой да кровавой рекой
Не помог он народному горю.

Не владыкою был он в Москву привезен,
Не почетным пожаловал гостем,
И не ратным вождем, на коне и с мечом,
А в постыдном бою с мужиком-палачом
Он сложил свои буйные кости.

Но прошла старина, и что в те времена
Лишь мятежною вспышкой казалось,
То теперь решено, но не всё, а одно
И надолго вопросом осталось.

И Степан будто знал - никому не сказал.
Никому своих дум не поведал;
Лишь утесу тому, где он был, одному
Он те думы хранить заповедал.

И поныне стоит тот утес, и хранит
Он заветные думы Степана;
И лишь с Волгой одной вспоминает порой
Удалое житье атамана.

Но зато, если есть на Руси хоть один,
Кто с корыстью житейской не знался,
Кто неправдой не жил, бедняка не давил,
Кто свободу, как мать дорогую, любил
И во имя ее подвизался, -

Пусть тот смело идет, на утес тот взойдет
И к нему чутким ухом приляжет,
И утес-великан всё, что думал Степан,
Всё тому смельчаку перескажет.
1864


СЕРГЕЙ НАЛЬЯНЧ
(1898–1979)

Русский эмигрантский поэт и публицист. Настоящая фамилия Шовгенов. Во время Гражданской войны в России отец, сестра и брат стали придерживаться украинских националистических взглядов.  Сергей объявил себя русским и взяв фамилию матери Нальянч, порвал с семьёй и уехал в Варшаву. В Польше вступил в литературную группу «Литературное содружество», публиковал первые стихотворения в варшавской газете «За свободу!» и виленских газетах «Наше время» и «Русское слово». С 1934 года жил в Вильно, участвовал в литературной группе «Виленское содружество поэтов», которую возглавил в 1936 году. Стихи опубликованы в варшавском поэтическом сборнике «Антология русской поэзии в Польше» (1937),  виленском «Сборнике Виленского сообщества поэтов» (1930) и «Сборнике Виленского содружества поэтов» (1937). После присоединения Литвы к СССР сотрудничал с советскими газетами, издавашимися в Вильнюсе. Во время оккупации Литвы сотрудничал с газетой «За Родину!», которую издавал отдел пропаганды немецких властей. В июне 1944 года выехал в Германию. В сентябре 1945 года возвратился в Вильнюс. В 1947 году был арестован НКВД осуждён на лагеря. Освободившись в 1955 году проживал в пригороде Вильнюса.


НОСТАЛЬГИЯ

Судьбу мою, как верная подруга,
Со мной ты разделила пополам.
Заискрятся ли улицы столицы
Огнями электрических реклам,
Мне вывески чужим латинским шрифтом
Твердят, что ты особенно близка
В минуты меланхолии вечерней,
О родине прекрасная тоска.
Увижу ль за просторами пшеницы,
Сквозь реющую солнечную пыль,
Алеющия кровель черепицы
И сельскаго костела четкий шпиль, -
Про низкия избушки под соломой,
Про латанныя крылья ветряка
Разсказывает с нежностью знакомой
О родине прекрасная тоска.

Когда по мелодичной зыби вальса
Былое к маяку меня несет,
Где светится фонарь воспоминаний
Огнем неумирающих красот, -
Мне кажется, - с тобою я танцую,
Мне кажется - твоя дрожит рука.
Ты даже и в веселье неотступна,
О родине прекрасная тоска.

И если в долгожданную годину,
От счастья небывалаго дрожа,
Унылую подругу я покину
У русскаго святого рубежа,
Не правда ли, все чувства дорогия
Печалью затуманятся слегка,
С тобою разставаясь, ностальгия
О родине прекрасная тоска.

ВИЛЬНО

Ты - в венке тенистых темно-синих гор,
В голубых монистах сказочных озер
И в запястьях хвойных, где бегут ручьи
В лоно вод спокойных плавной Вилии.
На проспектах гулких, средь людской волны,
В тихих переулках славной старины -
Всюду так обильно расточаешь ты,
Вильно, Вильно, Вильно, чары красоты.
У тебя в апреле нежен небосвод,
Ярче акварелей блеск озерных вод.
Где прозрачней вёсны, краше листопад,
Где стройнее сосны и пышней закат?
Ты глядишь далеко в облачную синь
Вековым барокко башен и святынь
И с дороги пыльной наших бурных лет,
Вильно, Вильно, Вильно, шлешь векам привет

Если же чужбина вдруг в недобрый час
Город Гедимина отдалит от нас,
Мы с тоской всегдашней будем вспоминать
Замковую башню и речную гладь.
Звонче с каждым годом о тебе поют.
Ты пяти народам свой даешь приют,
И с тобой так сильно всюду, без конца,
Вильно, Вильно, Вильно, бьются их сердца.

ВИЛИЯ

На свет появившись в глуши белорусской,
              В тиши белорусской,
То змейкой ты вьешься блестящей и узкой,
              Журчащей и узкой,
То стройной стрелой, что простилась с колчаном,
              Сосновым колчаном,
Стремишься на запад по взгорьям песчаным,
              По склонам песчаным.
Подножья целуя смолистой опушки,
              Иглистой опушки,
Лаская сады и луга деревушки,
              Глухой деревушки,
Туман и росу раздавая обильно,
Спешишь ты увидеть родимое Вильно,
              Любимое Вильно.

Широким потоком, мечтательно-синим,
              Задумчиво-синим,
Склонившись в Кальварии к светлым святыням,
              Нагорным святыням,
Ты бьешься о золото пляжей,
              Смеющихся пляжей,
Где берег желтеет блестящею пряжей,
              Хрустящею пряжей.

И Вильно к ликующей встрече готово,
              К объятьям готово.
На Верки глядит с высоты Трехкрестовой,
              С горы Трехкрестовой
Тот город, чью прелесть так хочется славить,
              Без устали славить,
Где сердце не жалко, не жалко оставить,
              Навеки оставить.

Вот здесь бы тебе навсегда задержаться,
              Навек задержаться!
Ведь трепетно рады в тебе отражаться,
              В воде отражаться
И гор кольцевая волнистая рамка,
              Тенистая рамка,
И хмурый багрянец высокого замка,
              Старинного замка,
И башни, и храмы, и твой собеседник,
              Твой друг-собеседник,
Закретский нетронутый лес-заповедник,
              Старик-заповедник.
Река, оставайся ж восторженно славить,
              Без устали славить
Тот город, где сердце так сладко оставить,
              Навеки оставить!

Но дальше и дальше в литовские пущи,
              В озерные пущи,
Бежишь ты, на голос любовно зовущий,
              Из Ковно зовущий.
Покорная власти знакомого зова,
              Отцовского зова,
Влекущего к далям раздолья морского,
              Приволья морского,
Покинув лесов вековых захолустье,
              Литвы захолустье,
Ты входишь торжественно в тихое устье,
              В просторное устье,
Где Неман-отец у нарядного Ковно,
              У людного Ковно,
В объятия дочь заключая любовно,
              Рокочет любовно.

Вильно, октябрь 1945 г.