Пусть полежит ещё лет сорок

Письмо тяжёлое: сургуч,
Печати, как большие бляхи.
В моей избушке пол скрипуч,
Под полом - мыши в вечном страхе.

В письме сокрыт большой секрет.
Да, все секреты так хранятся.
Письмо лежало сорок лет
Под ватным стареньким матрацем.

Все сорок лет я спал на нём,
Полы все сорок лет скрипели.
Мышам на языке блатном
Кричал:
- Вы там не охренели?

И в темноту подполья – бах!
Для этого держал мелкашку,
А иногда – я не монах –
На тюфяке любил Малашку.

Несла бабёха всякий бред.
Шептала:
- Чё там?
- Где?
- Под попой.
Я отвечал ей:
- Там секрет,
Смотрел в окно на толстый тополь.

Смотрел в окно, курил табак
И думал про своё, мужское.
А баба, трогая тюфяк:
- Чё? Чё? Давай секрет раскроем.

Ей объяснял:
- Ты не поймёшь.
Вы, бабы, все немного дуры.
Живи, Малашка, как живёшь, -
То с тем, то с этим шуры-муры.

Вот на - за счастье четвертак,
Иди, а мне – латать и штопать.
Мой проелозила тюфяк,
Твоя раскормленная попа.

Латать и штопать, а потом
В кромешный мрак подполья бахнуть.
Избушечка – мой хлипкий дом,
Где стариною стены пахнут.

Секрет в письме под тюфяком.
Какой? Узнаю, но не скоро.
Когда открою? Да потом.
Пусть полежит ещё лет сорок.