Афганистан венок сонетов

                I
«Афганистан – дороги поразбиты…», -
я эту песню про себя тянул,
а зимний дождик сыпался сердито
и вдалеке копился тяжкий гул.

И грязь под колесом урчала сыто,
разрыв снаряда за горой сверкнул
и беспокойство судорогой скул
сковало думу долгую пиита.

Со сбоями ревёт слепой мотор
и зарево всё шире в горной зыби,
теряясь за ущельем на изгибе.

Лишь дым скользит меж снеговых проплешин,
а дни идут и дембель неизбежен –
так говорил солдатский наш фольклор.

               II
Так говорил солдатский наш фольклор:
натужно в гору тянутся КАМАЗы
и пальцы поневоле на затвор
ложатся в хмурых километрах трассы.

Но, впрочем, что-то начали мы сразу
свой сбивчивый, нелёгкий разговор,
а надо бы начать не с этих пор,
а например…Ну вот хотя бы с плаца.

Туркмения. Пустыни близкой морок.
Пусть не Афган, но всё-таки Восток,
с которым мы теперь навеки слиты.

Не скоро нам отсюда мчать на скорых,
и труден нескончаем службы срок,
хотя вокруг – недурственные виды.

                III
Хотя вокруг – недурственные виды,
их вязью обрамляют деревца,
не верилось тогда, что до конца
когда-нибудь повыплеснем обиды

(они, увы, поныне не забыты,
хотя с тех пор прошли не месяца,
а годы…). Но у мирного корыта –
о время! – мне забвенье не сули ты!

Дай выщербленный не забыть забор,
за коим очутился новобранец,
и разный прочий вздор или невздор,

который закрутил крутой «афганец»,
срывая книжный и газетный глянец…
Не расслабляй потупившийся взор!

              IV
Не расслабляй потупившийся взор,
пусть резкий свет иль не видать ни зги,
пусть – сообщаю это не в укор –
не на подушку, а на сапоги

ложились на пути в афганский ор,
войны восточной адовы круги.
В палатку не стелили нам ковёр
и яства на границе не с руки.

Афганистан – в неправедной крови ты,
в вечерней мгле быстры метеориты,
но долог нескончаем путь назад,

готовящий нежданные кульбиты
судьбе солдатской в зыби горных гряд,
венками запоздалыми увитый.

            V
Венками запоздалыми увитый…
А где же, спросят, тот высокий долг,
которым горд лихой сержант убитый
и с операции пришедший полк?

Какой, однако, всё же в этом толк:
все эти неувязки, пятна, гниды
в госпиталях? Нужны другие гиды,
другие краски и привычный слог.

Я б рад. Но между миром и войной,
Афганистаном и страной родной
образовался гибельный зазор.

В нём – фары раскалённые в упор
в тебя, и ветер скомканный ночной.
Финал бывает так нелеп и скор.

           VI
Финал бывает так нелеп и скор.
Финал? Но время ль думать о финалах,
когда ярится молодой задор
и поутру роса в предгорьях алых?

Быть может, не останутся в анналах
хрип новобранца и с судьбою спор,
и транса наркотического флёр…
Истают кровью дымчатой на скалах.

«В пучине, да, не лучшего, но быта
погрязли вы», - так, может быть, открыто
мне скажут, попрекнув иной строкой.

Вернувшимся – восходы над рекой.
Но все ли звёздное просеет муки сито,
хоть вечен, неумолчен плеск ракиты?

             VII
Хоть вечен, неумолчен плеск ракиты –
всё это будет после, а пока
чужие краски, чуждые молитвы
и высохшая за лето река.

По дому неостывшая тоска
бывает здесь порой острее бритвы.
Но в письмах о тоске не говори ты,
а говори, что служба здесь легка.

Ведь наши души и надежды с нами,
они и в снах, и между строк письма,
а времени крутое злое пламя

сожжёт весь хлам и поредеет тьма.
Тогда на светлый выйдем мы простор
безжалостной судьбе наперекор.

                VIII
Безжалостной судьбе наперекор
ждём лучшего, как тех вестей из дома,
о коих сны, гитарный перебор
и раненого смертная истома.

И в этом ожиданье даже кома
родной страны вливается в аккорд,
грохочущий вдали подобьем грома.
Предгрозовым удушьем воздух спёрт.

Но если б кто сказал тогда, что ропот
всё громче слышен в голосе страны –
такие речи были б нам странны.

Свой не успели мы осмыслить опыт.
Хотя и был толчок сомненьям дан,
мы лишь узнали жженье горьких ран.

                IX
Мы лишь узнали жженье горьких ран,
а осознанье всё ж приходит после.
Осколок кровяной – Афганистан –
ты вынул, но саднит фантомной болью,

когда, оставив жданное застолье,
один бродяжишь по родным местам,
вдыхая свежескошенное поле,
а грудь подставив всем сквозным ветрам.

Что знали мы – что путь с войны негладок?
Но кто же знал, что будет он таков?
Союз казался весь в сиянье радуг,

в порхании весенних облаков.
Узнали долг и то, что враг – душман,
и общества «застойного» обман.

              X
И общества «застойного» обман,
сковавший всех на два десятилетья…
Вот только два ли? А густой туман,
в котором лагерей паучьи сети?

Что армию тогда в лощёном свете
давала пресса – розовый роман
в сравненье с тем, что лгал тот ураган,
взметнув насилья огненные плети.

Но возлюби святую прямоту –
отодвигать её опасно в ящик,
и даже здесь, в бреду лучей палящих

старайся твёрже некую черту
ты подвести и в зыбкой атмосфере
сражения, увы, не телесерий.

               XI
Сражения, увы, не телесерий
хлебнули, скажем, в общем-то не все,
не все неслись на грозном БТРе
по выбитому минами шоссе.

Но на газетной серой полосе
преступники, забитые тетери,
герои, трусы и почти что звери
так часто предстают в одном лице.

Но лжи не поддавайся тягомотной,
какой она б не представлялась модной.
Не чти сильней бесформенность, чем форму,

и не берись на понт или испуг,
иль усыпит сильнее хлороформа
желтушечного солнца вялый круг.

                XII
Желтушечного солнца вялый круг
устало тлел над медицинским пунктом
и было самой тяжкою из мук,
что правды свет стал муторным и мутным.

Он разбивался по делам, минутам,
то был как руль, что выскользнул из рук,
то был он давящ, как железный люк,
то был как пух, летящий вешним утром.

Когда животворящий луч блеснёт?
Неужто век вращаться в лживой сфере?
Иль разорвать сплетения тенёт?!

Поскольку жить Афганом нам дано
не по теченью, а напротив, но,
но, несмотря на злобу и потери.

                XIII
Но, несмотря на злобу и потери,
хотим достойно влиться в наш Союз.
Работать, жить, пойти и в кафетерий
и заказать себе обед на вкус.

И так немало правил и обуз,
а грустное – а ну его к холере
и пусть ржавеет пуля в револьвере,
и в двадцать лет любой не тяжек груз.

Когда же станут мира позывные
слышней милитаристских всех идей
и треска разрывных очередей?

Поверим в речи и дела иные,
хоть властвуют броня и гром базук.
Мы – лишь в начале песен и разлук.

                XIV
Мы – лишь в начале песен и разлук,
итоги рано подводить пока что:
и ласки запоздалые подруг,
и мирный путь, то в гору, то покатый –

нас ждут ещё. Но вбит теперь, что крюк,
Афганистан, его пески, закаты.
Пускай домой пришли с войны солдаты –
не до конца ещё развязан узел, туг.

Пусть многие из нас в подобье скита,
но надо, чтобы виделось вполне:
вот этот – не из своры, не из свиты.

И чудятся в вечерней тишине
слова на ненастроенной струне:
«Афганистан, дороги поразбиты…»

            Магистрал

«Афганистан – дороги поразбиты…»,-
так говорил солдатский наш фольклор.
Хотя вокруг – недурственные виды,
не расслабляй потупившийся взор!

Венками запоздалыми увитый,
финал бывает так нелеп и скор,
хоть вечен неумолчен плеск ракиты
безжалостной судьбе наперекор.

Мы лишь узнали жженье горьких ран
и общества «застойного» обман,
сражения, увы, не телесерий,

желтушечного солнца вялый круг…
Но, несмотря на злобу и потери,
мы – лишь в начале песен и разлук.