Картошка. Из рассказов дедушки Яниса

Спилве - окраина Риги. Мы жили там перед войною.
Через дорогу процентщик в домик вселился с женою.
Премерзкие, знаешь ли, люди: ни чести, ни совести нет.
Мздоимцы! С таких не убудет… И терпит же их белый свет!

И вот, немцы заняли город, евреев согнали в "гетто" -
И позже их там сгубили. Но ладно, сейчас не об этом.
Заборы, посты, часовые и проволока в три ряда.
Нажиться на обреченных найдется паскуда всегда.

- Свезу-ка жидам я картошки, отдам караульному малость.
На золото их обменяю (там вроде немного осталось), -
Подлец выхвалялся наваром, меня во дворе заприметив. -
- Я буду меняться лишь с теми, у коих есть малые дети.

- Но почему?!.. - спросил я. - Да ради детишек евреи
Не будут уж слишком спесивы - и втрое я с них поимею!
Тут кровь к голове прильнула. Ударить бы гада!.. Сдержался.
Он даже почувствовал что-то, но, глядя в глаза, рассмеялся.

Под вечер на фире с мешками поехал волами в "гетто".
Деньги дает часовому. Берет. И пеняет при этом:
- Да вряд ли чего там осталось, помимо пустых животов.
С картошкой уедешь обратно, пари заключить я готов!

С детьми выбегали ночью, столпились у фиры в кружок.
И в предвкушении молча развязывал первый мешок.
С дитём на руках, бездыханным, одна протянула серёжки.
- Безумная! - выкрикнул бранно. - Он мертвый!.. Не дам картошки!

Он сам (мне рассказывал после) не понял, как это случилось:
Картошка ударилась оземь, и клубни под ноги скатились.
И, глядя в глаза их пустые -  голодных, избитых, больных:
- Давайте детей, родные! Скорее!.. Я вывезу их!

А с вышки потом во всю глотку орал полицай-часовой:
- Ну, видишь, напрасная ходка! Вернулся с картошкой гнилой?!
Он ехал, волов понукая, евреев вовсю матеря.
История вышла б другая, тогда ни сдержи себя я.