Иван Сусанин. За Царя и за Мальчика

                Баллада.
Моё изложение вольное
историки пусть извинят.
Народными бедами, войнами
века полыхают, дымят.
     Не правду дотошного фактика,
     а Факта Истории суть,
     а правду Поступка, Характера
     пусть строки мои донесут.

…Была без следа Власть рассеяна.
И лишь Гермоген-Патриарх
да старцы из Троице-Сергия –
владыками в русских умах.
     В безвременьи – личность ярчайшая!
     Воззвах – и бысть слышно везде:
     народу..стояти крепчайше
     на польских, литовских людей.
Пытались сломить Гермогена.
Да где там! Духовный гигант.
В кремлёвском был склепе-застенке
мучительной смерти предАн.
     Но бЕстолку вОрону каркать!
     Стране не закат и не вечер.
     Откликнулось Патриарху
     нижегородское вече.
И, силой народною всполнена –
нет, нас не стереть, не убрать! –
воспряла Русь, Матушка-Родина,
шатнулась набеглая рать.
     Впервые не просто в покорности
     сообщество русских людей
     взросло, восхотело соборности,
     созрев до державных идей.
Соборно из смуты-погибели
(разора лет будет на сто)
Русь-матушку вынесли, вывели…
А далее – что?
     В умах озаренье содеяв,
     неведомый с нИкоих пор
     явился спасенья идеей
     всерусский Земский Собор!
От многих сословий посланников
собрала Держава-земля.
Собора пошли заседания
в Успенском соборе Кремля. 
     …Но некому взять ответственность,
     чтоб путь проложить на века!
     Герои, но люди посредственные
     страну представляли пока.
Царь Фёдор был, сын Иоаннов –
династия им пресеклась.
Всех ближе родством к ним Романовы;
вот им и идти-то во власть.
     Есть отрок. Невидный, из сонмища,
     особо-то не одарён.
     Да пусть он не самый способнейший,
     но будет удобнейшим он.
Ещё он не венчан на царство,
ещё он в сомнениях сам,
но ждан он  дворянством, боярством,
крестьянам он люб и купцам.
     Стрельцам, казакам и посадским –
     всем был всенародный опрос,
     и Русью отвечено: «Царствуй!»
     Вердикт её краток и прост.
«Чтоб не было лютостей снова,
чтоб дни благодатно текли,
чтоб Грозного ли, Годунова
и призрак не встал из земли!
     Чтоб сердцу державы эабиться,
     подняться – в какой уже раз…»
     Но послан с заданьем: «Не сбыться!»,
     как нынче б сказали, спецназ.
Не дремлют стратеги враждебные,
вершат упреждающий ход:
идея Руси возрожденья
пускай в колыбели умрёт.
     Заданием сим озабочен, 
     не зная препон и преград, 
     идёт, на убийство заточен,
     помянутый выше  отряд.
Вот хутор. Добротный дом с краю.
Командует главный: «Зайти!».
Подворье. Выходит хозяин.
Что ж, есть провожатый в пути.
     Мужчина с обличьем крестьянским,
     ядрёная русская стать,
     с прямою, не рабской осанкой.
     А кто он – откуда ж им знать.
Боярский он домоправитель  –
крестьянин Сусанин Иван.
Он нянька юнцу и учитель,
Михрюткой тот ласково зван.
     «Есць рядом деревня ДомнИно? 
     То бардзо, когда ты не врёшь.
     До разу туда ты сведи нас.
     Заплатим. А нет – здесь умрёшь».
Не стало для мудрого тайною
звериное,  волчье нутро.
«Да, есть тут дорога недальняя.
Но будет, панове, мокрО…»
     «Веди же!» Заброшенной гатью
     (ведёт в преисподнюю гать!)
     всё вязче, всё топче шагать им ,
     всё глубже уходит нога.
Веди их, упорно, размеренно,
свой след им назад не сыскать.
Не сбейся, шагай же уверенно.
Погибель (победа!)  близка.
     Твой подвиг не станет замалчивать
     печатно и устно молва.
     Ты – и за Царя и за Мальчика,
     что пестовал ты сызмальствА.
Как тонко всё было, как хрупко…
Но Богом твой путь озарён.
Да будет спасён твой Михрютка!
Да будет Россия с Царём!