Даймоны и демоны

       То, что светозарно вливается в сущее, но никогда не объясняется и совсем не соделывается из него, есть само бытие. Бытие, светоносно вливающееся в сущее, есть ;; ;;;;; — ;;;;;;. Те, кто, как бы исходя из бытия, вверяют себя сущему и таким образом отсылают в него, суть ;;;;;;;; — ;;;;;;;;. «Демоны», понятые таким образом, совершенно не «демоничны», если судить по нашим смутным представлениям о «демоническом». Тем не менее эти недемонические ;;;;;;;; могут быть всем, чем угодно, только не чем-то «безобидным» и «случайным». Это не какое-то случайное добавление к сущему, которое человек может не замечать, не ощущая при этом никакой потери в себе самом, в своей собственной сущности, может ставить на второй план и обращаться к нему по своему желанию или надобности. Вследствие такого непреложного положения вещей, которое, правда, не имеет привычки бросаться в глаза, данные ;;;;;;;;, конечно, более «демоничны», чем какие бы то ни было привычные для нас «демоны». ;;;;;;;; сущностнее всякого сущего. Они не только настраивают «демонических» «демонов» на ужасный и страшный лад, но вообще определяют всякую существенную настроенность: от благоговения и радости до печали и страха. При этом, правда, такие «настроения» не следует в современном духе толковать субъективно: напротив, их надо мыслить в более изначальном смысле как те настрои, с которыми безмолвный голос слова сообразует человеческую сущность в ее отношении к бытию.

           М. Хайдегшгер. Парменид.


       Здесь Хайдеггер пытается понять как бытие сопрягается с сущим, и при этом употребляет и заимствует уже принятую до него определённую устойчивую историческую символику. В представлении древних, в античности существуют боги и так сказать полубоги, или же существуют высшие боги и низшие. При этом, высшие - божественны сами по себе, а низшие, как раз, и относятся к даймонам, которые "сопрягают" божественное с человеческим, являются "воплощёнными переходами" одного в другое. Тела таких полубогов являют из себя беспрестанное "просачивание", потому что они сами есть ничто иное, как это струение бытия к сущему.
       Например, Сократовский даймон имел ту же самую природу. От даймонов, овевающих и пронзающих других людей, он отличался лишь тем, что ещё и разговаривал. Даймон Сократа давал ему в уши голос бытия, ретранслировал один язык на другой. У обычных же людей, эта ретрансляция является более непосредственной и скрытой - даймоны проникают в человека как настроения и настрои. Они нисколько не похожи на вторичных "демонов", произведённых самим человеком, хотя своими непрямыми, косвенными повадками напоминают их. "Даймоны" и "демоны" похожи в своём воздействии на человека в каком-то смысле внешнего подобия, но совершенно не похожи по генезису.
       "Демонов" образует существование, отрицающее бытие, поскольку "демоническое" - это не находящее себе места. "Даймоны" же и не должны находить места в существовании человека, у них не та цель, но в результате, по внешнему подобию, и те, и другие "являются нам без места" и путаются друг с другом.
В нашем мире нет ни даймонов, ни демонов - где им тут быть? Но, однако же, и те, и другие, в каком-то смысле, совершенно определённом, есть. Но где же они тогда есть?
       Хайдеггер пишет о том, что бытие вливается в сущее и источается в него, как свет. Вот этот источаемый свет бытия, наблюдаемый нами со стороны сущего и есть полубог или даймон - "меня сопрягающий"...
       А что есть демон? Даже наша полнейшая мифологическая и культурная безграмотность никогда не подскажет нам такого, чтобы мы искали демонов "на свету", очевидно же, что они располагаются, как раз, в темноте, как раз, в тех местах, которые совершенно не просвечены. Но места ли это нашего мира? Конечно, нет. Это "безвидные места" или изнанка просвета. И потому эти "места", могут быть названы "местами" лишь условно, ведь на самом деле никаких "мирных мест" у демонов нет, - вот почему они всегда и теснятся, и теснят.
       Человеком сугубо правят даймоны, демоны же - вторичные вихри.
Демоническое образуется как не находящее себе выхода (безвыходное), закупоренное (закрытое), уклоняющееся (кривое), отсутствующее (ослабленное), изолированное (безответное) - всюду как то, что не может не быть в абсолютном смысле, но не может и быть.
       Именно свет приводит демоническое в шум и ярость, ибо, повторюсь, и повторюсь ещё раз, сами по себе они "безвидны". Демоны всегда "не есть" и только благодаря свету они "есть".
       И вот, что ещё важно - Хайдеггер, конечно, использует сложившуюся терминологию, но вносит в неё совершенно самобытную, свойственную лишь ему ясность. Ведь демонов равняют с даймониумами по этимологическому происхождению слова, да и собственно, как духов вообще, будь они отрицательными или положительными. Но в хайдеггеровском смысле, они никак не приравнены, кроме разве что одного - и те, и те "не субъективны". Что означает, кстати говоря, и "не объективны" соответственно.

       Вообще, по большому счёту, "даймоны" древнегреческого мира превратились в "демонов" в средневековье и христианстве, из нейтральных, могущих быть как плюсом, так и минусом, "даймоны" стали исключительно минусом. Такое положение дел перекочевало и в нашу современность, совсем не интересующуюся, попросту говоря, данным вопросом. Христианство было помешано на "даймонах", но именно как на "демонах", мы - и к "даймонам", и к "демонам" равнодушны. Так что ещё неизвестно, что хуже.
       В любом случае, возврата, раскопок старого воззрения на даймонов вовсе нет, и лишь такие странные философы как Хайдеггер могли вот этим заниматься.
       И всё же, традиция не могла умереть полностью, единожды открытое не уплыло абсолютным образом в небытие - многие восточные философии продолжают рассматривать эту проблему, а на пространствах нашей родины, эта тема получила своё неожиданное воплощение в мистическом опыте Даниила Андреева, в его "Розе мира".