Еще...

  Две прогулки – до обеда и после четырех, к вечеру. Елюга. Чёрные кляксы, восклицательные знаки, запятые промоин. Нежно-зелёный след снегохода по целине реки, по её центру. То прервётся белым, то снова изойдет в идеально ровное зелёное, как будто кто специально заливал шов мягкой акварелью. И вербы у самого полотна дороги. Протяни руку и рви. Но – не время ещё. И всё не подпорченное ещё, не тронутое ничьей рукой. Не вошёл Он ещё в Иерусалим.
  Над солнечным мутным пятном радужное кольцо, занявшее почти весь юго-восток. Как восстающая мифическая Нибиру, только не угрожающая смертью, а соединившаяся со всем весенним, оживающим, торжественным. 
  Ничто так не разнохарактерно, как небо весны и осени. Ни летом, ни зимой никогда нельзя у нас на Севере увидеть одновременно такое исключающее, кажется, друг друга разнообразие. В радужном вселенском обруче на фоне бледно-сизой пелены – стрельчатые облака, вырывающиеся за сферу. Чернильные плотные мазки по северо-западу. Неподвижно там, едва не угрюмо. Весёленькие, высветленные тучки к востоку. А в центре купола суета акварельных разводов, поспешных, неорганизованных по форме и цвету. Как будто дитя пошалило гигантскими кистями. И всё одновременно беспокойно-радостно. Смешались вверху все времена года.
  Переводишь взгляд и окунаешь его то в лето, то в осень, то в зиму… И это – Весна!
  И дорога никогда так не шумит, как осенью и весной: это зернистые снега под колёсами машин звучно пересыпаются из стороны в сторону, стучат колёса в бесконечных колдобинах, фырчат, рассекаясь, лужи, плещут о коричневые сугробы, шуршат сапоги придорожным, рыхлым…
  И люди – улыбающиеся люди навстречу. И из машин приветливые кивки головой, дружеская отмашка рукой, весёлые глаза. И наполняешься чем-то давним, почти древним, бывшим всегда. От веку.