Герои спят вечным сном 67

Начало:
http://www.stihi.ru/2018/11/04/8041
Предыдущее:
http://www.stihi.ru/2019/03/21/244

ГЛАВА ШЕСТЬДЕСЯТ СЕДЬМАЯ
ХОЧЕТСЯ

Борьба предполагает нехотение худа; нехотение же милостивым Господом вменяется в чистоту.
Святитель Феофан (затворник Вышенский).

Будет кто-нибудь? – Лиза, развязав мешок, перекатила на стол несколько клубков со спицами. Полупритухшие ребята не вдруг обнаружили «свет в конце тоннеля» - возможность хоть чем-то заняться. Для Бастиана свет блеснул яркий, пронзительный. Самому вязать не доводилось, но мама! Взгляд её, движения! Если повторить, получится. Столь острого, неотразимого желания давно не было. Сундук - плотно к столу, и первым он схватил клубок.

- Сколько петель надо на рукавицу? – Спросил Мазин.
- Тебе десять.
- Всего!
- На одной.

- По кругу сорок, стало быть?
- Ну, да. Знаешь ли, как почать?
Гришка не знает и диву давался, коим образом выходило у Сомова.

- Смотри. Меж пальцев натягиваешь и так, дальше - в «окошечко» ныряй и нитку выдерни.
Медленнно-медленно Лиза набрала десять петель, сдвинула четыре спицы; снова набрала, сдвинула три; потом две; одну; замкнула круг.

- Дальше знаю, - заявил Алфёров. – Первый ряд изнаночной, потом резинка.
Пока суд да пересуд, Ганс провязал уж под скорость разговора.

- Гляди! – Изумилась Лиза. – По третьему повёл. А ведь не помню, чей.
- Немец из клетки.
- Неужели! Другие-то где же?
- Вывезли. У него спина перебитая, месяц, почитай, лежал на пузе.

Эк горя, а ведь всем достанется, без разбору всем. Обед-то как?
– Справимся, - сказал Мансур.
- Ты умеешь ли с печью?
- Видел.

- Нечто, у вас такие?
- Разные могу, Витой дымоход. Эту сделал. Смотри: картина сошлась, чуть заметная. Разбиты все плитки до одной.
- Верно! якобы прораны в изразцах, а при Манефе целые были.

- Плохо?
- Нет, почему? Хорошо. Мозаика. Не знато, сказала бы: задумка такова. Ложить тоже умеешь!
- Да. Отец и брат камень могут. Я пособлял, понимаю.

- Спасение нам, честное слово. Будь друг, Мансурушка, помоги. Вчера тут, сказывали, кошаками - на голоса распев, про печи же забыто. Растопка, и дым со всех щелей, а Золотовы ушли, Громенковы тоже, когда теперь вызовут!

- Идём, эй! - Дёрнул Мансур Петьку за ногу.
- На что его! – Бросилась Лиза в защитницы дрыхнущих. Пусть отдыхает. Глину кирпичину есть, кому подать.
- Проще так, будто приказ, припечатал Мансур, - слов мало тратим.

- А палец? – Окликнул Лизу Гришка. – Сколь надо ему?
- Хватит восьми – на булавочку. Тут своди; верх заканчивай; с дыры поднаберёшь, должно сойтись.

Ганс понял, как вывязывать палец, и понял: она поняла, что понял он. Странно - языковая закрытость не тяготит. Когда надо, является перевод. А, собственно, зачем нечто узнавать, в чём-либо разбираться? Пересиди тихонько странную неволю и вернись домой.

Жив человек. Для чего-то дан ему разум. Можешь сколь угодно от мысли отмахиваться, вывод отметать, но картина складывается сама собой, и вполне очевидна.

Противник Рейха – унтерменш. * Именуемая «унтерменшем» разновидность двуногих содержит в себе полный пантеон пороков – читай «ничтожество, почти дурак». Он абсурден, беспечен, ему плевать на мораль, он не подозревает о существовании этой штуки, а если и подозревает - безразличен к ней и её отсутствию. Поэтому дурак не добр и не жесток. Он просто дурак!

 Идеологи утверждают, что «земли, которые в руках развитого арийца стали бы <европейской Калифорнией>, превращаются в пустошь из-за унтерменшей. Хаос, необузданные страсти и жажда разрушений правит ими. А евреи знают об этих желаниях и умело их используют. Под руководством евреев недочеловек-варвар собирается истребить цивилизацию». - Это известно даже ребёнку. «Немцы нуждаются в рабах для поддержания культуры. Славяне же, подобные зверям, могут ими стать, арийцы, в свою очередь,  способны обеспечить этим <животным> достойное существование. Так было в правление царей, являющихся по факту немцами».

Факт – упрямая вещь, а поскольку гордым Бог противится, передёргивать факты можно, как нужно. Кому-то очень помешал уберменш - чистокровный светловолосый ариец с голубыми глазами, обладающий несокрушимым здоровьем, отменной физической формой, стальной волей, мощным самоконтролем и выдающимся интеллектом. Именно арийца, сыграв на шовинистических нотах, подставили под удар «зажатого в угол» унтерменша, способного и евреев перевоспитать, и Фогеля, который вкалывает на врагов Рейха, забыв правило Feierabend. * Его не понуждали, даже не просили – сам захотел.

Арийцы тоже сами захотели «под дудку крысолова» идти на убой, ведомые на ниточке страстей, зовущихся убеждениями, да как захотели! Однако – тормоз. Мировое господство арийцам не светит при всех достоинствах, и «крысолову» не светит, потому что есть унтерменши, не вписывающиеся ни в какой сценарий.

Унтерменшу хватает места. Если он распространяется, то с единственной целью: чтоб до сердца его не достали. Унтерменш в дубовом гробу держит господство, самолюбования, страсть, а сквозь крышку вылезут, загоняет обратно. Унтерменш не промахнётся, не погибнет от руки врага. Единственное, что ему грозит, – «из зависти к благам скопившихся на малом пространстве арийцев виляя хвостом», перестать быть унтерменшем (на время, конечно), потому что от своей сущности уйдёшь не иначе, как, выродившись. Тогда место рафинированного потомка займёт другой унтерменш, и всего-то.

«Крысолов» сказал арийцу, что на данном этапе развития цивилизации нужно иметь землю, иначе заимеют её унтерменши. Добывая, ариец сражается за свою родину. Если Отечество – Лебенсраум, * кто же (по версии «крысолова») отец? Всюду написано: «Gott mit uns», * но так ли это?

Богу не нужно преобразование на манер Калифорний – Он мир создал; Богу не нужны приобретения земель ценой человеческих жертв – Он обладает вселенной, включая время, пространство и другие составляющие, о которых люди не догадываются. Следовательно, на кого работает «крысолов», в чьём русле следует ариец, и зачем это «крысолову»!

Кто первым сказал: «Я САМ», кто обещал: «будете, как боги»? Вскипевшая самость делает человека словно помешанным, поддавшийся ей начинает городить глупости. Если зависть унтерменшей вскипает – случается бунт; а у арийцев! Предельно упорядоченный, разумно устроенный, направленный точно в цель адский молот, и Ганс Бастиан – плоть от плоти этого чудовища.

Из простого умозаключения выходит: «крысолов просто-напросто боится, что работящий, толковый ариец станет не подчиняющимся ему унтерменшем. Да. Именно этого боится «крысолов». Потому придумана расовая теория и прочие катализаторы пороков гордыни. Везде хватает таких катализаторов, всем народам в той или иной мере вброшены, в Германии же – наиболее успешно.

Итак – задача: не выходя из среды арийцев, стать ещё и унтерменшем. Способ простой: «Вспомнись тот, которого я забыл». Каждой минутой вспомнись, каждым негативным чувством. Именно для этого созданы чувства, чтоб понять, нуждаешься ли ты сейчас в сугубой помощи Господа, или довольно данных прежде сил. Дальше чувств пока не следует глядеть, потому что слишком много точек, требующих пристального взгляда – никаких зрачков не хватит.

Ганс осознал результат работы - резинку под пальцем. И так стало тихо обретшему решение, до того покойно! Случай с девочкой и бандитом оказался «землёй, которую не следует захватывать», жизненным пространством не из его жизни, освоить его вряд ли удалось бы, а получить в лоб – запросто и правомочно.

***

«Попадись придумавший телефон, руки оторвал бы! «Скорее в госпиталь!» Некому больше! Мясники! Бездельники! - Ругался Пауль, продираясь сквозь ставшую непроездной так называемую дорогу. – Одни сутки попросил, отоспаться! Всего одни!»

Как нельзя лучше складывался Уикенд: тишь, ненастье, вряд ли возможен авианалёт, даже если облака рассеются. Ну, нет же! Срочный вызов, сложный случай. Откуда привезли? Да, в двух шагах. Рита? Обязательно. Приехали, помылись. Что там?

«По отношению к поверхностям тела и органов бывают ранения фронтальные, тангенциальные, диаметральные, сегментарные, касательные. В зависимости от числа ранящих снарядов различают ранения одиночные и множественные. При одновременном поражении двух и более областей тела говорят о сочетанных ранениях. Разрушающий эффект огнестрельного ранения определяется рядом факторов и прежде всего кинетической энергией (живой силой) пули или осколка, вычисляемой по формуле: половина произведения массы снаряда (m) на квадрат скорости (v2) в момент соприкосновения с тканями». А ну кА, посчитай!

Первая помощь оказана своевременно; пациент лежит в полной готовности; Геллер (дежурный хирург) потрудился, сколь мог, однако, называется увиденное операционным полем с большой натяжкой. Запрещал студентам профессор Клее употреблять слово «мясо!» Пусть будет так. Мешок с фрагментированными элементами внутренних органов, вот что там, и пока услуг пат анатома не требуется.

Везение, должно быть. Настигло за пределами действия газопылевого потока, на излёте волны. Как следствие, минимум закрытых ударно-волновых повреждений, лишь вторичные осколки, но и того втрое больше, нежели стоимость плацкарта к праотцам.

«Если выживет - я гений», посредством Uvula palatina * произнёс Пауль, отвалившись от стола, глянул в лицо (вполне сохранное) и невольным движением сбросил звякнувший о кафель инструмент. «Эрвин Шиммель (Оберштурмфюрер)». Неужели? Сопроводительная табличка не ошибается.

- О, да! – Вслух прочёл «откровение» Пауля Геллер. – Он выживет, вы – гений.
- Господь уберёг, - возразил анестезиолог Буркхардт, - лишь в Его власти подобные случаи.
- Шиммеля? Господь! – Геллер поморщился. – Чьими же молитвами, позвольте спросить!
- Не позволяю. – Прекратил Дискуссию Пауль. – Лучше скажите, как и где.

- Знаете ли, по Чкалов штрассе рядом с вами. Возле соседнего дома. Тополь там ещё растёт - два ствола. Ехал мимо кабриолет и взорвался.
- Чей?
- Высокопоставленные офицеры застряли в поезде перед Gaschilino, есть другая «ветка», но прежде, чем отправиться по ней, от Финка приняли приглашение на обед.

- От Финка! И не уберёг!
- Охрана – люди Фихтенмаера. На зондер оттопчется Гамбуржец, живые мёртвым позавидуют.
- А смысл – оттаптываться? По дорогам кидают всякое.

***

Вальтер Паузеванг, впервые допущенный в операционную, нечто выронил бы, как доктор гэдке, да руки пусты. Пришлось уронить их и вскинуть голову, будто от удара под челюсть. Крытая повозка! Мальчик меж осей, а внутри двое эсэсманов, спрятавшихся от дождя. Крыльцо на столбиках – тип приставной лестницы. Под него нырнуть – естественный поступок. Перила! Полностью обзор слева загорожен. Ничего себе охрана! Понадеялись, что из окон наблюдают. Им же видно всё, кроме конских ног.

- Судя по характеру поражения, - сказал Буркхардт, эпицентр взрыва находился не в плоскости дороги. Для оценки излишне быть баллистиком.
- Разберутся, - стряхнул перчатки Пауль. – Мы своё сделали. Далее – ваше ведомство, Гер Паузеванг. Готовы принять эстафету? Уход, между прочим, восемьдесят процентов успеха.

Вальтер дрогнул, отшатнулся душой. Краска в лицо; меж ключицами ужас: одновременно все - к нему, разглядывают, словно экспонат. Захотелось спрятаться в щель, свернуться тромбоцитом.

Сделав в жизни решительный шаг, выросший без отца мальчик обнаружил источник испуга, явленного из природной робости. Имя ему – несоответствие. Поминутно следует до чего-то дотягиваться, нечто постигать. Не боится, пожалуй, лишь крови, зияющих ран и других проявлений страдания. Сочувствие причиной. Болит, если не лично у него, то у друга, брата, о котором с детства мечтал. Следует утолить боль. Брезгливость – пустяк. А подспудный страх! По любому поводу. Хоть бы теперь: доктор Гэдке обратился к нему! Снизошёл! Можно ли!

- У вас есть успехи, – заметил смущение санитара Пауль, - наслышан. Причиной – особая чуткость души. Следует с одной стороны беречь, а с другой – закаляться, дабы не получить удар от внешних сил.
- Закалят! В «Жёлтом» доме! – Жеребцом заржал Буркхардт. Я заметил: малыш не силён в расовой теории. Дрых, должно быть, на «домашних вечерах».

Буркхардта Паузеванг тоже не боится и Геллера (своя бригада), Но больше всех не боится, почему-то, Земпелина. Грозный директор платит взаимностью: книгами позволяет пользоваться, рекомендует, на что обратить внимание, кофе перед дежурством, ночью – плед, а раз даже по голове погладил.

Шульца нет, но есть занятия под командованием майора, и - без поблажек. Сколь помнится, нигде равным не чувствовал себя Паузеванг: покровительственный тон – в лучшем случае, правилом же ценные указания, тычки. Мать жалела, нытьём оберегая от смертных грехов и мелких прегрешений, что делало жизнь вдвойне приплюснутой. Здесь приказ и взаимопомощь, без которой дело не срастается.

Смешон перед смертью взгляд свысока. У врачей бывает наверно конкуренция. Нижние чины же - одному и носилок не поднять. Следят друг за другом, чтоб смена – в порядке, равномерно утомление и отдых.

Тот мальчик не мог террористом быть. Они обычно смелые, дерзкие, как Гарибальди: * «Я завещаю мою любовь к свободе и к правде и мою ненависть ко лжи и тирании». Завещания подобного рода – шире кармана, ибо «Наследство, поспешно захваченное вначале, не благословится впоследствии». * Единственное, в чём уверен Паузеванг – вытерпеть можно всё, кроме откровенной подлости.

А мальчик? Заплутал, должно быть, потерялся в мокром мире, и вдруг – топот позади (ужасно гремят сапоги). Спросить Глаттена? Нет. Глаттен скажет ещё кому-нибудь; тот – дальше; до гестапо дойдёт; допрашивать начнут Паузеванга; в конце концов, для полной убедительности поймают какого-нибудь мальчика, чтоб обвинить и повесить в пример прочим. Пусть настоящих бандитов ищут, он – не причём. Спросит Глаттен сам, тогда – пожалуй, не померещилось.

***

- Ляжешь со мной, - велел Анфим.
- Зачем? – Затолкнутая в конурку Лариса попыталась воспротивиться.
- Надо. - Я тоже спать хочу.
- Причём тут!

- Молчи, сопуратка, молчи. Глаз на тебя положил паскудник, улучит минуту, и как тогда?
- Ткну пальцем, пусть подыхает.
- Ткнёшь? Тоже дело. Иди на ручки, вот нам с тобой одеяльце, подушечка!

«Противна ремеслу самоуверенность», - говаривал Мартын. Лариса не поняла, как оказалась в постели под Анфимом: руки стиснул, рот зажал, а ноги! Шевельнуться не сумела, ни то, что пальцем ткнуть.

- Слушай и молчи, - шёпот в самое ухо. Лариса кивнула. Анфим убрал силу с рук, освободил губы и колени так, что вплотную только лицами. – Тычок, говоришь? Убогая сирота с навыками самообороны! Этого не хватало нам.

Понятно. Здесь фашистское место, хозяин постоялого двора ихний - воще. Недопустим сам факт серьёзной защиты. Ладно, Лариса будет спать, не выйдет из комнатушки без дозволения.

- Натворила ты с каретой, - объясняет Анфим. – Шуму теперь вёрст на сто. Получится грузом вывести под Бикешино, уйдёшь. Нет, сидеть следует тихо. Столик есть. Кровать широкая. На своём месте «нужный» горшок, и стыд отличается от стола Финка.

- Может, пробежать?
- Ноги выдерну! – чуть ни в голос рявкнул преднабольший Деменок, вдавив Ларису в матрац. «Герои спят вечным сном», забыла, небось! Единственно - если дом начнут громить, потяни клинушек – эвона, в подпол проваливайся и драпай.

- Ух, ты! Как богатырю «женатым быть!»
- да. Слева сзади люк в ливнёвку, в канал, которым пришла. Такие койки повсюду, просто сбежать, коли знаешь. Одёжа твоя высушена, лежит, где оставила, имей ввиду.

- Будет ли «туда» переказ?
- Нет пока. Все высказались, а ты поняла ли?
- Чего?

- Того самого: с мужиками не сметь связываться ни близко, ни далёко. Штатского парня – куда ни шло, а воина – за тыщу километров обходи, пожалуйста. Глущенкова Нюрка – слёту видит; ты – нет.
- Постарше она!

- Возраст не причём. Кому дадено, тот и прав. Прошмыгнуть, плавать способная – да; стрелять - тоже неплохо умеешь. Это же – не твоё; смотри, оберегись.

Захотела возразить Лариса: он справился, потому что сработал фактор доверия, слишком близко противник, но пальцем прижал мастер нечто на плече так, что обе руки онемели.

- Видела ли? – От маковки до пят затёр Анфим Ларису ладонью. – Поняла, надеюсь. Теперь живи, не бойся. Детулёныш! Слатенькая совсем. Нет у меня девок. Малую бы спробовать, чтоб по лицу полозила, а я б её любил.

- Женись, Анфим Лаврентьич. Родит тебе, какие твои годы!
- Ага, женись. Дрянь сперва стряхнуть надобно, горе это сбыть. А то, подумать только! В собственном дому за ребёнка страх! Ну, падла пшекнутая! Подвернётся случаёк. Помяни на слове – подвернётся. Скрутишь у меня петлю, будто уж на сковородке.

- Почто, дедонька, шёпотом мы?
- Похоже, пакость завелась. Утечки трижды за неделю. Не значительные, и всё-таки. Народу, видишь ли, разного тут. С бабами проще – в постель. Ребят приходится информировать коротко, на вольном воздухе.

- Если завелась, и её в постель затащишь?
- Нет. Только верных, для долгого разговора.
- Гарем навроде! Неправильное дело, дедонька. Приметит это пакость, что тогда?
- Вперёд я примечу, дай срок пару-тройку дней, и выявим. Было уж такое сорокнадцать раз на десерт и затравку.

«Интересно, куда предателей? – Ужаснулась Лариса. - Неужели этими вот руками? А до чего родной! Дочь маленькую хочет. Сиротинку взять? Без матери, сказал, сложнее. Возьмёт, если подвернётся. Малой туги не пропускает, все беды на себя. Как за каменной стеной за ним, несмотря на целый город Фрицев. И чем только Мартын пугал!»

Надо спать, ему тоже отдых положен, минутка уверенности, что с Ларисой ничего не случится. Укутал, одеяло подвернул, руки за голову, примолк. Только что там? Колокольчик! Далёко-далёко, будто из небыли.

Тише тени отодвигается Анфим, встаёт, выходит вон, сухо шуршит щеколда, повёрнутая хитро устроенной верёвочкой. В лавку, да. Поздний посетитель, кто бы это? Финк! Собственной персоной!
– Доброй ночи, Гер гауптштурмфюрер. Чем обязан в добрый час? – Отвесил продавец поясной поклон покупателю.

***

На Чкалов штрассе грянуло без четверти семь. Разгребали целый вечер. По случаю непогоды очевидных следов нет. Охранники (возможные свидетели) мертвы, гости тоже. Особенно жаль лошадей: Две со вспоротыми животами ускакали, третья мгновенно умерла, четвёртая же, почти разваленная надвое, долго жила и кричала.

Взявшийся обеспечивать безопасность гостей Фихтенмаер занят отправкой «литера», и толку с него! Разве - ответственность свалить? Шиммель! Чёрт ли дёрнул шляться под дождём! Привычка дышать воздухом после дежурства – что возразишь, если верует в могущество немцев на присоединённой территории.

У Финка тоже привычка – сладкое. Спасает от стрессов, да, только нет ничего под рукой. Денег, чтоб послать в лавку денщика, тоже нет. Покупка в долг, или приказ - отдать просто так чести Финку в глазах сослуживцев не добавляют. Честь же – важный фактор, но более важный – отсутствие слабостей. Ночью понадобилось! Хоть умри, а дай – плохой пример для подчинённых, прекрасный повод для насмешек. Нет, увольте. Случай с Мюллером не забыт.

***

Сластёна! Кто бы мог подумать: за мёдом пришёл. Автоматчики снаружи. Один. Жрёт прямо из банки. Анфима за человека не считает, или сугубое доверие? Как бы то ни было, следует помалкивать, но распирают слова. Так хочется душу излить, и робость бессильна.

- Гляжу на это всё, - Господин гауптштурмфюрер, - сказал Анфим, и вопрос возникает: зачем охрана у меня.
- Что значит, зачем?

- Возьмите сегодняшний кошмар: куда смотрели! Под днище сунул негодяй! Они ведь были там, менялись. Каждый час, если ничего не путаю.

- Через полчаса: двое внутри, двое снаружи. Ехали тоже четверо, до зубов вооружённые.
- А выше зубов? В черепах что за оснащение? У моих – сперма. С ушей висит. Тадеуш Рабовски, Изяслав Козельчик! Некогда делом заниматься, только гляди, к кому пристают. Сегодня позарились на ребёнка. Честное слово, Гер Финк, пришибу, не обижайтесь.

- Я должен обижаться?
- Простите, Гер Финк! Не там поставил слова: они пускай не обижаются, их следует попросить. Вы как считаете, придурки с такими наклонностями способны заметить врага? Вот и я о том же. Поставить бы своих ребят и ответ за них нести. Это же! Ни в морду плюнуть, ни щелбанца вкатить! Элита, чтоб им! Как вы считаете, Гер Финк, можно к Фихтенмаеру обратиться, чтоб убрал? Я не служил в армии, плохо представляю порядок.

- О, да, плохо! Заочно Фихтенмайера следует спрашивать, можно ли обращаться ко мне. В присутствии обоих - наоборот. Это – субординация. Вы, получается, обратившись через голову, поставили его в неловкое положение.
- Вот как! Спасибо, что объяснили. Не хотел я обижать Господина Фихтенмаера, достойный он человек, в отличие от Козельчик и Рабовски.

Зеленовато-крапчатым сделался Финк, несмотря на медовую объетость. Вовремя сказано слово, в точку попадание и карта в масть. Спи, девочка. Покоя твоего никто не потревожит. А Фихтенмаеров обоз тормознул (сколь можно понять) до утра, по крайней мере, а то и до полудня.

Чеканы – волость. Большое торговое село, узел дислокации зондеркоманд. Вытянулось вдоль реки. Несколько дорог веером из него расходятся. В размахе «опахала» Витька сидит и слушает. Задание изменилось по милости мокрой триады. Где поедут первыми – не важно. Время второго обоза не пропустить бы. «Просигналишь и прячься, - Сыня говорил, потому что движак покатит – будьте нате».

«Тут конёк опять сокрылся;
А Иван сбирать пустился
Острых камней и гвоздей
От разбитых кораблей
Для того, чтоб уколоться,
Если вновь ему вздремнётся». *

Ночь прошла под знаком пусть не колючек, но щипков. Спал урывками, вздрагивая от каждого звука, их же в хлюпающем мире довольно. Вышел с востока и потянулся день, часики о том сказали. Дождь, как вчера. Псы измаялись. Покатило только в три. Отпустил и услышал: там, там, там выстрелы. Бьют собак, не иначе. И так больно сделалось вдруг, так одиноко!

«Нельзя отчаяние допускать при засидке, - говаривал Хванас. – В ровном духе правда твоя, в терпении. Веровать след, что пересидишь ты хоть зверя, хоть человека, хоть ненастный час. Иначе – напрасен труд. Ни к чему садиться было».

А ведь сделано. Как там – не узнаешь. И есть ли смысл дальше думать, маяться? Нету его. Полезай в поруб, ложись на полочку и спи хоть до зелени, хоть до желтизны. Ожидай, друг сердешный, когда тебя по имени окликнут, позовут.

1.       унтерменш - недочеловек.
2.       Feierabend - свободное время между окончанием работы и сном.
3.       Лебенсраум - жизненное пространство.
4.       Gott mit uns - с нами Бог.
5.       Вторичные осколки - элементы разрушаемых взрывом предметов.
6.       Uvula palatina - язычок мягкого нёба.
7.       Джузеппе Гарибальди - итальянский полководец, революционер и политический деятель.
8.       Книга притчей. Глава 20. стих 21.
9.       Пётр Ершов.

Продолжение:
http://www.stihi.ru/2019/03/23/319