Однорукий скрипач

    У моего давнего приятеля прозвище Скрипач. Он не играл на скрипке. Не похож на того, что стоит на крыше в бронзе и птичьих благодарностях. И фамилия не музыкальная.  Он, вообще, в жизни к музыке не ближе, чем к кольцам Сатурна.
  Тогда почему Скрипач?   
  Это было когда школа от нас уже открестилась, а армия ждала и плакала…
  В ресторане «Спартак» был один номер. Назывался «Однорукий скрипач». На сцену выходил какой-то лирик с матерным уклоном и объявлял однорукого маэстро. Тот выходил в чёрном фраке, импозантный весь. Как чёрный рояль без крышки. Без крышки, потому что с одной рукой. На плече какая-то хрень в виде держака, а на голове цилиндр. Цилиндр был меньше по размеру, чем тот в котором хранят кроликов в цирке, но и больше котелка. Цилиндр был очень дорог для маэстро. Поэтому он с ним не расставался. Сняв цилиндр, он искал глазами надёжное место. Убедившись, что такое отсутствует, скрипач вдруг расстёгивал ширинку и оттуда пружиной выскакивал … правильно, палец спрятанной руки. На который, под общий хохот, вешался цилиндр. Маэстро виртуозно исполнял «каприз» и «молдовеняску», а цилиндр качался в такт. Вначале медленно, а потом просто сходил с ума. От покачивания, до бешенного вращения. Закончив под шквал оваций, Маэстро с поклоном одевал цилиндр. С достоинством застёгивался… и удалялся.
   Хороший был ресторан. Кстати, там подавали фирменный салат из кактуса под названием «Прерия» и коктейль «Жёлтый глаз» (водка с целым желтком и немыслимым количеством специй).  Почти ракетное топливо. После него, выпучив глаза как два желтка, тут же хотелось скакать по всем прериям мира в поисках приключений.
  Так о чём я? Ах, да Скрипач… Это был весенний период сонных мух, слабоактивных кишечных инфекций и голых женских коленок.
   Мы с приятелем, как два принца, с гормонами как у белого коня, торопились в какое-то никуда… Точный адрес история стёрла. Одеты были в духе времени. У приятеля - твидовый пиджак. У меня – тёртые кирпичом джинсы. Ансамбль дополняли две изюминки. У приятеля – зеркальные очки, у меня –зелёный портфель. Мы нырнули в метро.
  В середине вагона все с удовольствием давили друг другу пятки и нервную систему. Поэтому мы пристроились в торце. У окна. Здесь дух свободы не задыхался от тесноты и выхлопов после портвейна «три топора». 
    Вот и стоим мы с ним в одном вагоне, а смотрим через окно в другой. Там интересней. Жизнь как на другой планете. Ну, мать честная, – реально заманчивей. 
   На диванчике, с одной стороны, сидела дёрганая истеричка в очках и шляпке «а-ля ромашка». Далее – сверлящая как дрелью взглядом - губастая шпалоукладчица, с зеленой сумочкой, шершавой как ананас.
  Напротив, расположился усатый шашлычник (то ли цыган, то ли кавказец) в кепке-аэродром, в компании с набожной бабкой и дедом-одуванчиком. Посредине топтался, здоровый как конь, пьяный рыбачок. Он подкидывал на спине рюкзак как боевое седло и, чихая, ронял удочки на истеричку. Та возмущалась. Он, извиняясь, дебильно улыбался. И опять ронял.
  У окна стоял какой-то бородатый Менделеев и чертил пальцами по стеклу таблицу. Невидимую для всех. Гений!  А за спиной гения – пацан с нотной папкой и дистрофией.
   А среди них, сидит принцесса Печали. Симпатичная, но грустная Джульетта. С глазами, как будто в них утонуло всё счастье этого мира. Словно сегодня ночью обрушился её любимый балкон, похоронив под собой Ромео и всю цветочную клумбу.
  И тут приятель говорит: «Её удушающую грусть я принимаю как вызов! Есть идея! Иду на бой со вселенской печалью!»
   Тоже мне супермен. Мистер-штопор хорошего настроения.                Я на него смотрю с вопросом. Он: «Трюк со скрипачом помнишь? Помоги».
   Приятель вытащил руку из пиджака и футболки и спрятал её глубоко. Поближе к «фаберже». Как перед таможней. Пустой рукав пиджака я ему наглядно заправил в карман. Вылитый однорукий. А скрипка? А цилиндр?
  «Давай портфель!» -  он выхватил портфель и на следующей станции перескочил в соседний вагон.
   В соседнем вагоне его не ждали. Кто-то, растерянно глядя по сторонам, с перепугу даже пытался уступить место «инвалиду». Приятель категорично отказал. Тогда Джульетта, сидевшая между худой и толстой, предложила подержать портфель. Приятель, по-голливудски сверкнув зеркальной оптикой и расплываясь в улыбке, отклонил проявление жалости.
  Приятель завис над сидящими, как туча над городом. Перед ним, опустив глаза, сидела печальная  Джульетта. Слева - истеричка, справа – шпалоукладчица.
   Назревала импровизация.  Приятель, держа тремя пальцами портфель, большим и указательным, нащупал змейку. Змейку, как назло, заело. Истеричка слева ещё не была готова к представлению. Она же не знала, что оттуда может «вылететь птичка». Чего он там смыкает эту змейку, как кольцо от гранаты?  Она выразительно посмотрела на «однорукого». Во взгляде читалось – нахал. На женском языке «нахал» - еще не значит прекратите.  Приятель не прекратил.
  Змейка наконец сдалась, открыв ворота. Оттуда минотавром выскочил палец, на который приятель тут же повесил портфель.  Успел даже покачал им туда-сюда.  Как в ресторане.
   Худая истеричка подскочила и заверещала словно узрела мышь.  Шпалоукладчица повернулась и увидела эту «афишу с анонсом». Не согласившись с «репертуаром», она с размаху ударила своей сумкой в то место, где начинается театр. В сумочке были, наверное, железные костыли от шпал, а что еще может с работы нести шпалоукладчица?
  Наконец, Джульетта оторвала глаза от пола и растерянно посмотрела на «однорукого». От удара костылями, ручка портфеля оторвалась и он приземлился на ногу истерички. Подумаешь - свалился портфель. Она орала как будто ей на ногу упал метеорит. Размером с тунгузский. Если бы сверху «ромашки» ей на голову поставить проблесковый маячок – вылитая дурка на выезде. Вторым ударом шпалаукладчица попала «под вешалку». Ощущение полёта Мюнхаузена на ядре.
  «Однорукий» решил сократить время выступления и убрать свой выставочный павильон. Но змейку заклинило. Опухший палец, защемлённый змейкой, торчал как красный партизан, контуженый тяжелым предметом. Вагон качнуло и приятель стал заваливаться на шпалоукладчицу. Она вместо «браво» крикнула «маньяк» и толкнула от себя прилипалу.
  «Однорукий» отлетев назад уселся на колени к шашлычнику,  со своим красным партизаном. Шашлычник в кепке-аэродром никак не ожидал прилёт такого нежданного гостя. С репертуаром наголо. Чем мотивировал отказ в посадке я не слышал, но приятеля вытолкали с посадочной полосы и он, не убирая шасси, на бреющем полёте, врезался в рыбачка.
  Удивлённый рыбачок  едва не подмял «ромашку» и тут же вернул «однорукого»  к шашлычнику. Приятель, с «красным партизаном», уже не просил посадку, а сразу грохнулся на весь аэродром, причем торчащим «партизаном» чуть не травмировал глаз диспетчеру.
  Шашлычник подскочил. А приятель, зацепив дедушку- одуванчика, завис на поручне, угрожая всем «пистолетом наголо».
  Дедушка тоже пытался взлететь, размахивая ручками, но из-за склероза забыл кто он сегодня: орёл или архангел. Злой шашлычник хотел оторвать маньяка от поручня. Но оторвал только карман пиджака, по инерции ткнув им в глаз рыбачку.   
  И пьяненький рыбачок, который зимой кулаком расширяет ледяную лунку на пруду (если пойманная рыбка нифига себе!) приземляет шашлычника на встречном курсе своим кувалдометром.
  Шашлычник решил тут же отдохнуть с летальным исходом. Споткнувшись об портфель, он лёг в проходе не постелившись. То есть быстрей чем в кино. Ничего не просил передать родным  и знакомой Наташе. Опал натурально и замер с перекошенным ртом и открытыми глазами.
  Бабка резко перекрестилась. Трижды. Как при отпевании. Приятель вытащил из под ног шашлычника портфель, но тот в судороге или из вредности врезал пяткой «инвалиду» в пятую точку.
  И «однорукий» друг улетел размахивая портфелем с середину вагона, как шар в кегельбане,  увлекая за собой все кегли, стоявшие в проходе. За компанию с ним улетел музыкант-дистрофик, теряя из папки нотную грамоту.
  Бабка еще раз перекрестилась над шашлычником, который вышел из общения с нашей цивилизацией. А дедушка решил, что он - гриф-стервятник и стал внимательно изучать тело в проходе.
  Поскольку никто из присутствующих не хотел закрыть шашлычнику глаза и положить на них монетки, тот передумал умирать. «Воскресший» попытался укусить рыбачка за ногу. Тот как Георгий Победоносец, вместо копья, удочками стал прижимать аспида к полу. Шашлычник, вцепившись в ногу, хотел утащить её на мангал. Рыбачок возражал. 
  Всё пришло в движение. Словно объявили тревогу и всеобщую мобилизацию.
  Истеричка визжала. Шпалоукладчица вскочила и хотела поменяться местами хоть с кем, но желающих менять место в партере не нашлось.
   И тут из середины вагона, как раненый птеродактиль, вернулся «однорукий» с той же скоростью с какой летел в кегельбан. Только уже без пуговиц, с разбитой оправой и угрожающе торчащим пальцем, красным то ли от стыда, то ли от помады…
  Он вернулся в душевном растрёпе, как Одиссей к Пинелопе, сбив вскочившую на встречу шпалоукладчицу. Та приземлилась возле шашлычника и развела ноги, как жаренная курица.   
  Я тут же вспомнил песню «вагончик тронется….» в смысле сойдёт с ума. И только сейчас я увидел, что это значит… 
  А вагончик уже прибыл на станцию. Я влетел в соседний вагон и бодро схватив приятеля, утащил его в переход. Последнее, что запомнилось – невозмутимое лицо Менделеева,  рисовавшего невидимую таблицу, шашлычник, грозивший что-то ампутировать Рыбачку, цыганский гвалт и поразительно звонкий смех Джульетты.
  Больше эту принцессу мы не встречали. А приятель с тех пор стал Скрипачом. Такой вот случай. 
   А если я чего тут и добавил от себя, так ведь хороший рассказ, не приврав чуток, и не расскажешь. Как-то так…


 Жижа Череповский

(фото инета – рис. Е.Крана)